Бувар и Пекюше - Флобер Гюстав. Страница 5

Раздевшись и улёгшись в постель, они ещё поболтали некоторое время, потом уснули. Бувар спал на спине, с непокрытой головой, с разинутым ртом; Пекюше — на правом боку, прижав колени к животу, нахлобучив тёплый колпак; и оба уютно похрапывали, залитые лунным светом, струившимся через окно.

2

Как радостно было их утреннее пробуждение! Бувар закурил трубку, Пекюше втянул понюшку табаку, и оба воскликнули, что никогда в жизни не испытывали такого удовольствия. Потом они подошли к окну полюбоваться пейзажем.

Прямо перед ними расстилались поля, справа виднелись рига и церковная колокольня, слева — ряды тополей.

Две главные аллеи, пересекаясь крест-накрест, разделяли сад на четыре части. Среди грядок с овощами росли кое-где карликовые кипарисы и кусты. С одной стороны стояла на пригорке беседка, увитая виноградом, с другой — стена, подпиравшая шпалерник, а в глубине, в просветах изгороди, открывался широкий вид на поля. По ту сторону стены раскинулся фруктовый сад, дальше шла буковая аллея, роща; за изгородью тянулась тропинка.

Пока они обозревали окрестности, какой-то господин с проседью, в чёрном пальто, прошёл по дорожке, колотя палкой по всем жердям изгороди. Старуха служанка сообщила, что это господин Вокорбей, известный в округе врач.

Другими именитыми гражданами были: граф де Фаверж, бывший депутат, владелец образцового скотного двора; Фуро, здешний мэр, который торговал лесом, извёсткой и всем, чем угодно; нотариус Мареско, аббат Жефруа и г?жа Борден, вдова, жившая на свои доходы. Их служанку звали Жерменой, по имени Жермена, её покойного мужа. Она работала подёнщицей, но охотно пошла бы в услужение к новым господам. Они согласились её нанять и отправились осматривать ферму, расположенную всего на расстоянии километра.

Когда они вошли во двор, фермер, дядя Гуи, орал на какого-то мальчишку, а фермерша сидела на табуретке, зажав между колен индюшку и кормила её мучными клецками. Мужчина был широкоплечий, низколобый, с острым носом и хитрым недоверчивым взглядом. Жена — светло-русая, с веснушками на щеках, простоватого вида — похожа была на крестьянок, изображённых на церковных витражах.

На кухне с потолка свисали связки пеньки. У высокого камина стояли три старых ружья. Середину стены занимал буфет с расписной фаянсовой посудой; сквозь окна бутылочного стекла падал тусклый свет на кухонную утварь из жести и красной меди.

Двое парижан, которые только раз, мельком, видели своё поместье, пожелали подробно всё осмотреть. Дядя Гуи с женой пошли их провожать, и начался бесконечный поток жалоб.

Все строения, от сарая до винокурни, нуждаются в починке. Надо бы пристроить ещё сыроварню, обновить железные скрепы на воротах, поднять ограду в загоне, вырыть канавы и пересадить множество яблонь во всех трёх дворах.

После этого они осмотрели посевы; дядя Гуи не одобрял здешней земли. Она требует много навозу, возить его накладно, повсюду мелкие камешки, луга зарастают сорняком. Такое охаивание земельных угодий отравляло удовольствие, с каким Бувар обходил свои поля.

Обратно они вернулись ложбиной, ведущей в буковую аллею. С этой стороны был виден парадный двор и фасад дома.

Дом был белого цвета с жёлтыми лепными украшениями. Каретник и кладовая, пекарня и дровяной сарай примыкали к нему с боков в виде двух низеньких крыльев. Кухня выходила в маленькую залу. Дальше шла прихожая, вторая зала побольше и гостиная. Четыре комнаты во втором этаже соединялись коридором, выходившим окнами во двор. Пекюше занял одну из них для своих коллекций; в последней комнате они решили разместить библиотеку; отпирая шкафы, они обнаружили ещё какие-то книги, но даже не удосужились прочитать заглавия. Им не терпелось заняться садом.

Проходя по буковой аллее, Бувар вдруг заметил среди ветвей гипсовую женскую статую. Склонив головку набок, согнув колени, она двумя пальцами придерживала юбку, словно боясь, что её застигнут врасплох.

— Ах, извините! Пожалуйста, не стесняйтесь!

Эта шутка так их позабавила, что они повторяли её раз двадцать на дню несколько недель подряд.

Между тем жители Шавиньоля жаждали познакомиться с новыми соседями, даже подглядывали за ними через калитку. Когда они забили калитку досками, это всех возмутило.

Чтобы защититься от солнца, Бувар обматывал голову платком в виде тюрбана. Пекюше надевал картуз; он носил длинный фартук с карманом на животе, засунув туда садовые ножницы, платок и табакерку. Бок о бок, засучив рукава, они без устали копали, пололи, подстригали, понукая друг друга, едва успевая поесть, но кофе всегда пили на пригорке, в увитой виноградом беседке, чтобы любоваться видом.

Если им попадалась улитка, они подбегали и давили её каблуком, скривив рот, точно щёлкая орехи. С заступом они не расставались и с такой силой рассекали им надвое белых червей, что железо уходило в землю на три дюйма.

Чтобы избавиться от гусениц, они яростно колотили палкой по деревьям.

Бувар посадил посреди лужайки пионы, а по стенам беседки — помидоры, чтобы они свисали со сводов, как фонарики.

Пекюше велел вырыть возле кухни глубокую яму с тремя отделениями, куда собирался закладывать компост; из отбросов вырастут всевозможные побеги, их перегной даст новые ростки, те опять обратятся в удобрение, и так до бесконечности; стоя на краю ямы, он мечтал о будущем и уже представлял себе горы фруктов, море цветов, груды овощей. Но ему не хватало лошадиного навоза, столь полезного для парников. Земледельцы не продавали, на постоялых дворах его нельзя было достать. Наконец, после долгих поисков, несмотря на уговоры Бувара, Пекюше махнул рукой на приличия и, потеряв всякий стыд, решил сам собирать навоз на дорогах.

За этим занятием и застала его однажды на большаке г?жа Борден.

После любезных приветствий она спросила, как поживает его друг. Чёрные блестящие глазки этой дамы, яркий румянец и самоуверенные манеры (у неё даже пробивались усики) напугали Пекюше. Он что-то пробурчал и повернулся к ней спиной. За такую невежливость ему попало от Бувара.

Вскоре наступили ненастные дни, сильные холода, пошёл снег. Они укрылись в доме; мастерили трельяжи на кухне, расхаживали по комнатам, болтали у камелька, глядели в окно на дождь.

Со средины поста они с нетерпением ждали весну, каждое утро повторяя «Всё проходит!». Но весна запаздывала, и они старались утешиться словами: «Всё пройдёт!»

Наконец на грядках появился зелёный горошек. Пошла в рост спаржа. Виноградные лозы давали надежду на урожай.

Друзья решили, что раз они так хорошо разбираются в садоводстве, им должно удастся и земледелие; ими овладело стремление заняться обработкой земли на ферме. Руководясь здравым смыслом да немного подучившись, они без сомнения добьются успеха.

Прежде всего следовало посмотреть, как поставлено дело в других хозяйствах, и они отправили письмо г?ну де Фавержу, прося позволения посетить его поместье. Граф тут же послал им приглашение.

Пройдя около часу, они поднялись по склону холма, возвышавшегося над долиной Орна. Река текла глубоко внизу, извиваясь змеёй. Глыбы красного песчаника, торчавшие там и сям, и камни покрупнее, образуя вдали как бы скалистую гряду, обрамляли поле зрелых хлебов. На другом холме, напротив, среди разросшейся зелёной листвы прятались дома. Ряды деревьев делили холм на неравные квадраты, вырисовываясь тёмными линиями среди лугов.

Дальше перед ними вдруг открылся общий вид на поместье. По черепичным кровлям можно было узнать строения фермы. Замок с белым фасадом находился справа, на фоне леса; от него спускалась лужайка к реке, в которой отражались ряды платанов.

Приятели вышли на луг, где сушилась люцерна. Работницы в соломенных шляпах, ситцевых косынках, бумажных повязках ворошили граблями скошенную траву, а на другом конце луга, возле стогов, сено быстро навивали на длинные возы, запряженные тройкой лошадей. Хозяин вышел навстречу гостям в сопровождении управляющего.