Дети немилости - Онойко Ольга. Страница 3

Неле шумно выдохнула.

– На небе, – сказала она, – и во льдах, и в пропаштях, и в пещерах живут духи. Они прекрашные и могучие. Величайших иж них чтут как богов.

Маг поднял голову; лицо его просветлело, и Неле внутренне усмехнулась. Она отлично понимала, что с ним творится: навидалась такого. Когда Наргияс ходил на медведя, иногда разрешал мальчишкам смотреть; Неле тоже сиживала в засаде, пялясь в черный зев медвежьей пещеры. Если долго ждешь страшного, устаешь бороться со страхом. Некоторые люди тогда начинают болтать, пытаясь заглушить страх. А если надо молчать, то им плохо.

Но Лонси был не малый мальчишка, и не на медведя он шел и не на врага. Чего он так боялся? Юцинеле мысленно вновь обозвала его всякими словами, но решила все-таки поддержать. От кого им здесь таиться, кроме теней? А от тех и пожелаешь – не утаишься...

– Давным-давно, – продолжала она мерно, в ритме шага своей кобылки; маг-аллендорец весь превратился в слух, – пришли ш неба шемь братьев-богов. Каждый иж них похитил шемь прекрашных невешт. Иж людей. Они играли швадьбы в один день и вкопали великие швадебные камни. Это и ешть горы. Вот так.

Неле перевела дыхание и услышала:

– А что было потом?

Лонси точно боялся, что она онемеет, если замолчит.

– От братьев-богов пошли шемь великих камов, – проговорила Юцинеле. – Джераш, Ора, Кэту, Уруви, Имар, Чаар и Таян. И Таян – штарший иж них.

Маг покивал. Помялся, спешно ища, о чем бы еще спросить. Неле усмехнулась, глядя между ушей лошади.

– А зачем ставят камни? – спросил Лонси.

– Чтобы жлые духи не вредили, – пожала плечами Неле. – У камня жена жакапывает пошледы и детей, кто помрет беж имени.

«Только чудовище не закопали у камня, – подумала она. – Его сбросили в пропасть. У Семи Свадеб. Чтобы духи забрали его».

...Пальцы Лонси нервно стискивали повод. Он смотрел в спину Неле: между лопаток ее мерно моталась короткая коса. «Вне цивилизованного мира, – говорил студентам этнограф, – детская смертность составляет от пятидесяти до восьмидесяти процентов. В некоторых областях детям до года вообще не дают имен. Считается, что душа в тело младенца приходит только в этом возрасте». Лонси помнил лекции, но ему все равно не по себе стало, стоило услыхать, как спокойно говорит о таких вещах Неле. «Впрочем, привычка, обычай, – подумалось ему, – так и должно быть. Они верят в богов, духов, чох и птичий грай, не дают имен младенцам и все время проводят в войнах. Что взять с дикарей».

– А добрые духи вас берегут? – спросил он.

Юцинеле не без удивления покосилась через плечо.

– Добрых духов не бывает, – сказала она.

Маг слабо улыбнулся, глядя в бледное от жара небо, но серая кобыла споткнулась, и ему вновь пришлось судорожно вцепиться в луку седла.

– Никаких духов не бывает, – выдохнул он. – Это все суеверия...

Неле приподняла бровь. «Блажной», – выразилось на ее лице. Но, впрочем, мнения о Лонси она уже была такого, что тот мог нести что угодно – хуже не стало бы.

– Шуе... что? – переспросила она, припрятав насмешку.

– Везде люди верят в духов, бесов, богов... – сказал Лонси вполголоса, оглядываясь. – Потом приходят арсеитские проповедники и пользуются этим.

– Кто приходит?

– Арсеиты. Те, кто верит в Арсет. А... наверно, до вас они еще не добрались. Они живут в южных городах и в Уарре.

Неле открыла рот – и закрыла.

«Уарра до нас добралась», – подумала она.

– ...и все вещают о защите и милосердии, – не без презрения продолжал Лонси, – а сами...

И осекся, когда взгляд его упал на Неле. Та опустила голову так низко, что тенями выступили лопатки под пропотевшей рубахой. Потом выпрямилась, точно шест проглотив. Лицо ее окаменело.

Лонси испугался. От робости он некоторое время молчал; потом, отчаявшись, помотал головой и окликнул тихонько:

– Неле. Не-ле...

– Что? – сухо отозвалась горянка.

– Что... – растерянно сказал маг, – что с тобой? Я что-то... не то, да?.. прости...

Девушка помолчала.

– Был Таян Верхний и Нижний, – наконец хмуро сказала она. – А теперь только Верхний ошталша.

– Почему? – спросил Лонси.

И прикусил язык. Холодок прошел по спине: магу отлично был известен ответ.

– Теперь там Уарра.

...Крыша здесь была не плоская, как в домах, а двускатная, островерхая – малая рукотворная гора среди великих гор Лациат. Изнутри гляделось оно непривычно: так много пустоты над головой. Вместо потолка были лишь поперечные балки, толстые бревна от стены к стене. Уже два года в старую родильную хижину не приводили кричащих жен. Среди людей не сохранишь тайны, и хотя мертвые были немы, а живые молчали, весь каман прознал, что здесь на свет появилось чудовище. Мужья молча собрались и выстроили новую хижину, на другой стороне долины. К этой же никто не хотел подходить, даже чтобы снять доски и бревна, и она ветшала себе потихоньку; а потом страх поистерся, как платье, и когда нельзя стало угонять овец на дальние пастбища, хижина превратилась в овчарню. От пола и стен до сих пор пахло мокрой овечьей шерстью...

Юцинеле лежала на потолочной балке, обхватив ее ногами. У нее оставалось еще пять метательных ножей и два белых кольца на аллендорской боевой ручнице. Два заклинания небесного огня, бьющие лучше арбалетного болта, на две сотни шагов, и способные разнести в пыль даже скалу. Почти истощенную ручницу ей отдал Наргияс, уходя к башне. Богатый подарок.

В двухстах шагах от овчарни прорезало гору узкое, от плеча до плеча Неле, ущелье, по дну которого бежал ручей. Боком там мог протиснуться взрослый воин. Если чаары попытаются зайти сзади, через ущелье, Неле обрушит его своды и на время закроет проход. Может быть, взрывом накроет двух или трех чааров.

Ручница – для дела.

Не для того, чтобы защищаться.

Юцинеле снова пересчитала ножи, кончиками пальцев поглаживая бархатистую оплетку рукоятей. Пять ножей – это, если повезет, пять чааров. Даже из настоящих воинов мало кто лучше нее управляется с таянскими летающими ножами... Еще есть кинжал. Только кинжал не считается. Вряд ли его удастся метнуть, он слишком тяжелый и предназначен для другого. Кинжал – это значит, нужно подходить вплотную; значит, только один на один. С одним большим, неуклюжим чааром она справится, но если поблизости окажется второй...

Пять ножей.

Неле шепотом нарекла им имена.

Ветер менялся. Совсем недавно отсюда, из бывшей родильной хижины, прилепившейся к крутому склону – повыше над долиной, поближе к небу, – ясно слышались вопли чааров, штурмовавших башню каманара, и боевые кличи тех, кто оборонял ее. Возгласы не стихали, и это значило, что сражение еще идет. Слышно их стало хуже.

Неле взобралась на балку и прошла по ней к противоположной стене. Пыль и грязь влажной коркой скопились по краям маленького оконца под самой кровлей, но вовсе не поэтому таянка не приближалась к нему вплотную, поглядывая, что творится снаружи. Из хижины видно было ущелье; стало быть, и из ущелья видели хижину.

Если чаары не отыщут этот путь, по нему смогут уйти жители камана – те, кто останется в живых. Разведчики, ходившие ночью через осыпи, сказали, что сюда идет весь Чаарикам, гонят женщин и скот. Несколько сотен, что напали сейчас, – это передовой отряд, два или три совсем диких кама, те, с кем даже сами чаары предпочитают не иметь дела. Их перебьют. Но к вечеру подойдут остальные; и если каманар с отрядом не успеет вернуться к вечеру, долина падет.

Чаары не отступят.

Им некуда отступать.

...мелкий блик затрепетал и погас. Острым боковым зрением Юцинеле приметила его. Мускулы ее напряглись, полая металлическая палка ручницы заскользила в мигом взмокшей ладони.

Там. В ущелье. Чему там блестеть? Пора стрелять? Или нет? Если она выстрелит и обвалит проход, то своими руками запрет всех здесь, в долине, потому что обе большие дороги уже перекрыты. Если она не выстрелит, то чаары зайдут с тыла. Если она выстрелит, ее обнаружат. Если не выстрелит, может, получится убежать...