Глаз павлина - Гордон Уильям. Страница 2

Но на этот раз принцессы не радовались приезду Арамаза. Ниенна полностью разделяла мнение Афризии о Зебубе и от всей души сочувствовала ей — больше ничем сестре она помочь не могла.

После того как король Кироса официально принял свадебное предложение короля Гхазы и уведомил об этом дочь, принцесса удалилась в свои покои, где отныне ей предписывалось в течение двух седмиц заниматься ритуальным очищением: именно столько времени Иштар боролась с насылаемыми Сетом мороками перед свадьбой с Птеором. С этого дня с несчастной Афризией имели право общаться лишь родственники да жрецы Владыки Неба Птеора и Иштар Луноликой.

Под окнами и у дверей покоев принцессы поставили лучших воинов отряда Диких Барсов, мимо которых не проскочил бы и шмель. Пусть Рамазан, бывший, кстати, одним из посвященных высокого ранга Птеора, и любил на досуге выпить винца, но многие из королей Шема пытались переманить и его, и Барсов к себе на службу.

Впадавшая то в ярость, то в тоску Афризия с утра разогнала жриц Иштар. Ниенна же занималась с Аэцием немедийским языком, и теперь никто не мешал девушке, сидевшей в одиночестве перед зеркалом, предаваться мечтам, которым предаются все без исключения молодые красавицы, выдаваемые замуж насильно.

— О, если бы явился прекрасный принц и избавил меня от проклятого Зебуба! Я не хочу выходить замуж за эту мерзкую жабу! — в сердцах воскликнула Афризия.

Сейчас непокорной принцессе больше всего хотелось оказаться как можно дальше от дворца. Птеор Солнцеликий, вот бы сейчас плыть среди облаков в легендарном летающем замке Андурана Бенкизер! Но, увы, такие чудеса случаются лишь в детских сказках, а она уже слишком взрослая, чтобы верить в них…

Вдруг принцесса услышала хрустальный тоненький перезвон, наполнявший комнату. Вмиг, подобравшись, словно дикая кошка, такая же грациозная и такая же опасная, Афризия вскочила со стула. Подняв голову, девушка удивилась, что больше не видит в зеркале своего отражения, но не успела даже набрать в грудь воздуха, чтобы закричать, призывая на помощь стражу, как полированный хрусталь подернулся рябью, из зеркала появились две крепкие мужские руки, обхватили ее за плечи и рванули в пустоту. Афризия смогла только сдавленно вскрикнуть и вцепиться зубами в руку неведомого врага.

Но и этого слабого шума хватило знающим свое дело воинам, чтобы, отомкнув бронзовые створки дверей, ворваться в покои принцессы. Они были готовы в мгновение ока отразить любую опасность, грозившую обожаемой Афризии, но, к их непередаваемому удивлению, покои оказались совершенно пусты. Взорам доблестных Барсов предстали лишь опрокинутое кресло да перекатывавшийся по мраморному полу золотой кубок.

Глава первая

С того дня как Конан и составившая ему компанию Руфия, бывшая возлюбленная безумного Акхирома, покинули залитый кровью Асгалун, минула не одна седмица. За это время спутники покрыли не одну сотню лиг: Конан безжалостно погонял лошадей, торопясь как можно дальше убраться не только от столицы Пелиштии, но и вообще от побережья Западного моря. Киммериец прекрасно понимал, что его служба наемника в этих местах подошла к концу: слишком многие имели на него зуб. За возможность украсить стены своих дворцов головой Конана правители и Акхарии, и Анакии, не раздумывая, заплатили бы ее вес золотом любому, кто смог бы принести ее.

Несмотря на грозную славу варвара, нашлось бы немало головорезов, готовых рискнуть за такие деньги. Кроме шемитских владык то же совершенно непонятное Конану желание отделить его драгоценную голову от тела, причем как можно болезненнее, имели недобитые Маздаком остатки кушитских войск.

И наконец, оставшаяся в живых стигийская ведьма Зерити, питавшая лютую ненависть к рыжеволосой красавице, наверняка уже распустила слух, что вывезший из Асгалуна Руфию воин — не кто иной, как ужасный предводитель пиратов Амра. Пожалуй, единственное, что объединяло купцов и знать прибрежных районов Шема, Куша и Стигии, так это страх перед этим бесстрашным и удачливым корсаром. Конан довольно оскалился, вспоминая годы, проведенные им на борту «Тигрицы».

Понимая, что пришло время сменить обстановку, варвар решил перебраться на восток. Что же, пора приключений на Черном континенте миновала, горечь утраты прекрасной Белит сгладилась самым великим из всех утешителей — Временем, а впереди его ждали неизведанные страны и не пережитые еще приключения. Он был уверен в своей судьбе и с легким сердцем направлялся в Кот, уже предвкушая, как покорит его. Печали в жизнелюбивом киммерийце не было ни капельки.

То, что их с Руфией дороги совпадали, оказалось весьма кстати. У рыжеволосой красавицы в Коте жили не то богатые родственники, не то весьма состоятельный покровитель. Северянин отнюдь не собирался связываться с этой — да и любой другой — женщиной надолго. Но пока он ничего не имел против ее общества, которое обещало сделать путь весьма приятным.

Ехать прямо по торговому тракту Конан не собирался: его многочисленным недоброжелателям вполне по силам было устроить на нем засаду. Поэтому пришлось сделать солидный крюк, чтобы как можно дальше объехать Анакию. Не без приключений парочка обогнула безлюдные отроги Линбанских гор, а затем, выбравшись на Великий Торговый Путь, связывающий все крупные города Шема и ведущий из Аргоса в Туран, присоединилась к купеческому каравану.

За первые три дня пути через предгорья они лишь пару раз встречали пастухов, у которых разжились кое-какой провизией. И хотя они торопились, Конан не упускал случая насладиться прелестями своей спутницы. Надо сказать, что и Руфия проявляла к любовным утехам большой интерес, выказав, к огромному удовольствию киммерийца, немалые познания в искусстве ублажения мужчин. Кстати, одно из таких бурных «сражений», устроенных ими на очередном привале (а надо сказать, что таких привалов за день случалось не менее трех), завершилось весьма неожиданно.

— Ты просто ненасытный зверь,— нежно промурлыкала Руфия, покусывая за ухо любовника.— Не по этой ли причине тебя нарекли Амрой-Львом?

Варвар довольно ухмыльнулся:

— Клянусь Кромом, женщина, тебе наконец-то повезло с мужчиной! Маздак, конечно, крепкий малый, но он гирканец. А что же тогда говорить о шемитах? Нет, милая, даже самый слабый из нас, северян, стоит двух южан в постели и уж не меньше трех в бою…

— …Четырех за столом и пяти хвастунов! — игриво засмеялась Руфия.

Конан расхохотался и, сжав тяжелые груди Руфии, вновь повалил ее на траву.

— Ты только посмотри на этих голубков, Кривой! Клянусь правым зубом Сета, он сейчас размажет ее по земле,— неожиданно нарушил лесную тишину грубый голос.

— Не бойся, Репей. Всем хватит! Кобылка-то сильна! — ответил ему не менее гнусный голос.

Раздался неприятный смех еще нескольких мужчин.

— Похоже, это за них стигийская сука обещала отвалить целую меру золота. Я же тебе говорил, что сумею их выследить,— с гордостью заявил тот, кого называли Репьем.

— Но она вовсе не запрещала нам попользоваться этой овечкой. Вы гляньте, ребята, какая она ладная да крепенькая,— сказал кто-то еще.— С нее не убудет. Чего ж такой красоте попусту пропадать? Все равно ведьма ее кончит. Так что рыженькой все равно, а нам приятно!

— Ведьма ничего не говорила и о том, что этот верзила ей нужен в целости и сохранности,— бросил один из наемников, и его слова вызвали очередной взрыв бесстыдного хохота.— Только бы не попортить его основательно, если он сдуру сопротивляться начнет. Слышь, здоровый,— обратился он к Конану,— ты смотри не рыпайся, мы тогда тебя бить не очень сильно будем!

Конан, не отпуская Руфию, обернулся. Его лицо побагровело от ярости, но он ничего не ответил.

На лесной опушке, собравшись тесной группкой вокруг их расседланных лошадей, стояли семеро здоровенных, до зубов вооруженных мужчин. По их потрепанному виду, разномастному вооружению и шакальему блеску злобных глаз Конан догадался, с кем столкнула его судьба. Это были наемники-отщепенцы, которых за трусость и всевозможные провинности изгнали из регулярных отрядов.