Ведьмино отродье - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 38

А вот уже и почтовая станция. Герб на дверях. Крестьянская повозка у крыльца. Пыль. Куропатка с выводком копается в песке. Солнце садится за плетень… Рыжий небрежно вытер стопы о гребенку и вошел.

Пять-шесть крестьян в обтрепанных попонках сидели за столом, играли в кубик и смеялись. У стойки стоял чин в расстегнутом лантере; старик держал на вертеле поджаренную птицу, советовал играющим. В углу — лампада, лик Стоокого…

— В дом! — рявкнул Рыжий. — В дом! Хвала Ему!

Все оглянулись на него и настороженно замерли. Рыжий стоял в дверях и ждал. В репьях, нечесаный, в широком боевом ремне да при богатом поясе с блестящими нашлепками он, по здешним понятиям, выглядел не самым желанным гостем. И тем не менее…

— В дом, в дом, хвала, — ответили нестройно.

Рыжий, бренча висюльками, вразвалку миновал крестьян, достал из пряталки монету и, положив ее на стойку, мрачно сказал:

— Твоя.

— Вся? — не поверил чин.

— Да, вся. Я голоден!

Чин сразу оживился, стал любезен. Провел к соседнему столу, набросил скатерть, подал мясо. А после — кашу, рюмку золотистого. Крестьяне уже больше не играли — они сидели, скромно опустив глаза, и еще скромнее молчали. Да только какое ему до них дело! Плотно поужинав, Рыжий сразу же ушел за загородку, а там упал на мягкий пуховик и строго приказал:

— Стеречь!

Чин поклонился, вышел, прицыкнул на крестьян — и те, не проронив ни звука, быстро подались в дверь. Вот заскрипела их повозка. Вот затихла. Чин, было слышно, подметал в костярной зале, потом гремел поленьями, ворчал. А вот и потянуло сладким дымом — это чин принялся готовить завтрак. Рыжий зевнул, лег поудобнее… И словно провалился. Спал и, казалось, ничего не слышал. Но утром, только чин вошел к нему, он сразу же вскочил. Но чин прошел мимо него и подошел к окну, и широко раскрыл его. Рыжий рассерженно спросил:

— Зачем это? Да ты в своем уме?!

— В своем, — ответил чин. — А вы, мой господин… вчера были весьма неосторожны.

— Я? В чем?

— А в том, что щедро заплатили. А щедрость, она привлекательна! О ней прослышали — и к ней уже пришли. Вот почему я советую вам…

— В окно? — и Рыжий усмехнулся. — Их сколько там?

— Трое. И все во дворе. Так что спешите, господин. Тут огородами будет совсем недалеко…

Но Рыжий только отмахнулся, встал, потянулся так, что захрустели кости, и сказал:

— Но я еще не завтракал. Сперва накрой, поем, а там уже посмотрим.

Чин не посмел ему перечить. И снова — каша, рюмка золотистого. Потом еще одна… А третью Рыжий отодвинул и сказал:

— Потом допью, — и встал из-за стола.

Чин вновь не выдержал:

— Подумайте! Их трое, вы один. Вот так же вот позавчера…

Рыжий не слушал его, вышел на крыльцо, глянул во двор. Трое почти таких же, как и он — без ничего, в одних только ремнях, — сидели на траве возле колодца. Поджарые, голодные и… Да, однако! Ну да чего уже теперь! Не поворачивать же, р-ра! А посему он медленно сошел с крыльца, остановился и сказал:

— Вот, я готов. А вы?

Тогда они неспешно поднялись и разбрелись по разным сторонам с таким расчетом, чтобы перекрыть ему весь двор, и снова замерли. Теперь они стояли, опустив головы, смотрели исподлобья, ждали. Смотрели делово, без всякой злобы. Да и чего им злиться, Рыжий?! Ты им не нужен, нет, и даже твой ремень им тоже не нужен. А нужен им только твой пояс с монетами. Сними его, швырни им под стопы — и сразу все решится. Да-да, вот именно! Потому что есть у них, йоров, такой обычай: пока победители делят добычу, тот, у кого ее отняли, может беспрепятственно уносить свои стопы — его не тронут, слово йора! Так что…Нет! Тьфу! Нельзя так начинать. И Рыжий двинулся на йоров — вначале влево, к черному. Потом, не доходя до него всего каких-то пять шагов, он вдруг резко свернул… И черный тоже повернулся вслед за ним и снова замер — стоял оскалясь, не дыша. Тогда и Рыжий снова повернул к нему, сделал широкий шаг, потом — поменьше, мягко, крадучись… А после пры!..

И тот не выдержал и отскочил! А ты, Рыжий, стоял на месте, ты не прыгал! Черный смутился, отвернулся. Так, хорошо, этот, считай, готов, он не боец уже, слишком напуган. Теперь, значит, второй, — этот, с разорванной щекой. Шаг, еще шаг к нему, еще… Йор затоптался, но не отступил; правда, глаза его забегали. Тогда — еще. Еще. И…

Наземь! Вовремя! Третий, который оказался за спиной, как Рыжий и предполагал, не выдержал и прыгнул на него! И промахнулся — в пыль! Рыжий вскочил… И — началось! Один против троих. В кровь! В клочья! В кость! Р-ра! Р-ра! За Дымск! За Выселки! За князя! Лягаша! За… Р-ра! Р-ра-ра! В клочь! В кро! Кр-ро! Р-ро! И…

Р-ра! Рыжий не гнал их и не догонял, не улюлюкал даже — а просто стоял, смотрел им вслед и щурился. А после не спеша вернулся в дом и сел за стол. Сказал:

— Вот так!

И выпил третью рюмку — залпом. Потом долго сидел, не шевелясь, как будто спал с открытыми глазами. Чин, осмелев, спросил:

— А вы куда путь держите?

— В Бурк.

— Бурк! — изумился чин. — О, нет! Да если вы и далее будете так рисковать, то вам не…

— Хва!

Чин покорно умолк. А Рыжий встал, пошел к двери. Чин провожал его, молчал, но у ворот опять заговорил, сказал:

— Пускай будет по-вашему. Кто знает! Но вот вам совет. Не верьте никому.

— А я и так не верю!

И он действительно не верил. Два раза на него в пути были засады — он отбился. Потом уже в самом Чупрате, на базаре, его чуть было не схватила стража: «Бродяга! Взять его!» А он ушел от них по крышам. Потом, еще через пять дней, уже в придорожной сидячей ночлежке, его едва не отравили из-за денег. Да вот только денег у него к тому времени уже не было, все кончилось. Потом… Да, время было неспокойное, чего и говорить, Бурк далеко, в провинциях шатание. Девятый Легион сжег королевские штандарты, занял понтонные мосты и никого не пропускал на левый берег — Рыжий перебрался вплавь. А там Холлвилл лежал в еще дымящихся развалинах, мятежники ушли, и губернатор злобствовал — хватали всех подряд и отправляли на принудительные восстановительные работы, в основном земляные. Но Рыжий исхитрился, проскользнул через заградкордоны, и, сойдя с тракта, углубился в лес. Шел лесом, постоянно прятался. И только уже в Гольстоне, в трех днях пути от Бурка, наконец началась настоящая власть. Но зато там, где власть, там йорам нет места, а если же и есть, так только на столбах — в щедро намыленных веревочных ремнях и с языками на плечо. И, значит, если хочешь пробираться дальше…

Ладно! Пусть так! И он пошел к старьевщику. Конечно, тот его бессовестно обжулил: за пояс и ремень он предложил одну короткую дырявую попонку и всего пять монет — серебряных, обкусанных. Сказал:

— А больше вам зачем? Скромнее надо быть. А я и без того сильно рискую. Вот донесут квартальному, и что тогда? Мне — из-за вас — на столб?

Рыжий не стал с ним спорить, согласился. Переоделся, поблагодарил за помощь и вышел. Теперь на вид он был простым крестьянином, подавшимся на промыслы — по Тракту, в Бурк. Шел, скромно опустив глаза, сходил перед повозками в канавы, поклоны бил, спал, где придется, голодал. Зато уже на третий день…

Нет, даже раньше — проснулся еще затемно, вскочил и побежал — уже не по обочине, а по камням, — и не измотом, а уже почти догоном — пристал к толпе таких же, как и он, безродных и бездомных бродяг, в воротах заплатил налог…

Глава вторая — БАШНЯ СЕМИ ПЕЧАЛЕЙ

И вот он, долгожданный Бурк! Кирпичные дома в четыре, пять и даже больше этажей. Кругом снует народ, грохочут экипажи. Пыль, теснота, крик попрошаек, зазывал, визг, ругань, смех. Рыжий попятился, зажмурился. Его толкнули — раз, другой…

И он пошел — вначале вдоль стены, потом, немного осмелев, свернул, перебежал за экипажем, опять свернул, взбежал по лестнице, потом спустился по фонарному столбу; толкался, прыгал, продирался, смотрел по сторонам и, наконец, сообразил, где это он находится. Да, это Мелкие Ряды, а вот и улица Жестянщиков, а дальше — Главные Весы, Парламент, Резиденция — все в точности, как в Книге. Это сразу его успокоило. Рыжий сел на бордюр, посидел, унял волнение и снова пошел дальше. Внимательно смотрел по сторонам, запоминал: ломбард, тряпичная, меняльная контора, храм, сукновальня, ювелир, опять тряпичная, пекарня… Так он ходил, петлял по городу, потом, проголодавшись, зашел в дешевую костярню, пообедал, потом опять ходил, смотрел, запоминал…