Ведьмино отродье - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 61
— Да, много в твоих словах дельного. Хотя… Не все здесь, друг мой, доказательно. Ну, о Равновесии равно как и о Создателе я на всякий случай лучше вообще промолчу. Я, как настоящий моряк, суеверен. И птиц не будем впутывать — птицы суть бессловесные твари, какой с них спрос… И, значит, получается, что во всей этой подозрительной истории за ответчика оказываешься один только ты, друг мой. И у меня к тебе вот такие вопросы. Их немного, всего два. Первый совсем простой, я даже знаю на него ответ, ты это только подтверди… Итак, ты, значит, явился сюда для того, чтобы выманить у меня наилучший корабль, чтобы потом на этом корабле отправиться на юг и попытаться отыскать этот… возможно, ты и прав… н-ну, этот, Южный Континент. Так?
— Т-так, — нехотя ответил Рыжий.
— Ну а второй вопрос, — и тут Вай Кау усмехнулся… — Второй немного посложней. Итак, зачем ты утаил?
— Что? — вздрогнул Рыжий.
— А то… что жжет тебя за пазухой. Ты же там что-то прячешь. Ведь так?
— Я?! Прячу?! — возмутился Рыжий и даже попытался встать…
— Сиди, сиди! — наигранно доброжелательно воскликнул адмирал. — Мало того: не хочешь показывать, так и не надо, и не показывай. А может, и показывать там нечего, потому что вдруг мне все это почудилось? Глаза, я же говорил тебе, мне эти скоты очень сильно испортили, и вот теперь порой мне всякая дрянь кажется! Да, друг мой, да! Всякая дрянь. Только ты это близко к сердцу не бери, не надо. Ты вообще…
Но тут он встал и вперился… Нет, р-ра! — вонзился в тебя этими своими острыми, красными, как раскаленные спицы, глазами, а спицы раскаленные, и жар от них, от этих спиц, и колют они тебя, режут, пронзают, и…
Да! Скот ты! И тварь тщедушная! И…
Рыжий — сам не свой! — вскочил! Полез в лантер! Швырнул! — и адмирал поймал монету на лету! И сел…
Но только рассмотрел, что это он схватил, как снова подскочил и резко разжал лапу! Монета мягко шлепнулась на стол — и сразу замерла на нем, словно прилипла! Вай Кау пристально смотрел то на монету, то на Рыжего… и наконец осторожно, весьма осторожно спросил:
— И что ты хочешь мне этим сказать?
— Как это что? Она оттуда, с юга, с Континента!
— С него? Вот даже как! Прелюбопытно… — и адмирал снова, но на этот раз как-то боком, сел за стол, а к монете он и вообще уже не тянулся и даже не смотрел в ту сторону, молчал. Он явно был напуган — и при этом очень сильно. Но чем? Монетой, что ли? Быть того не может! Возмо…
Вдруг адмирал опять заговорил:
— Ха! С юга! Ну и ну! А откуда у тебя такая уверенность? А?
Рыжий сглотнул слюну, сказал:
— Да потому что именно она, эта монета, и помогла мне пересилить Яблоко.
— А как это?
— А так. Я взял ее и стал рассматривать. И вдруг она…
Р-ра! Как огнем в глаза! Язык свело! И Рыжий отшатнулся от стола. Молчи, Рыжий, молчи, нельзя!..
Но тотчас все прошло, как будто бы ничего и не было. Тишь в кабинете, полумрак. Вас двое, больше никого. И адмирал сидит себе и ухом не ведет, он не спешит…
Р-ра! А куда ему спешить?! Он — мудрый старый крот. Не он к тебе, а ты к нему пришел и хочешь много получить, но при этом правды — самой важной, самой главной — ему так и не сказать… Да только адмирал тебя — да как и всех других, ты ж это знал, куда ж ты лез?! — да только адмирал тебя как муху — ц-цоп! — схватил и рассмотрел, и все, что пожелал, из тебя высосал, узнал. Мало того, он и монету эту знает, это же по нему сразу видно! Вот только что ему о ней известно? О том, что этот глаз может легко… Э, нет, шалишь! Я ни о чем не думаю! Я ни о чем…
— Ну, говори! — нетерпеливо напомнил адмирал. — Чего замолчал? Или тебе воды подать? А то ты, я смотрю, весь как-то обмяк. Или, может, задумал чего нехорошего?
И снова смотрит, снова душит, красный туман в тебя так и вползает, и травит тебя, травит, и…
И Рыжий, мотнув головой, твердо сказал:
— Нет-нет, благодарю, воды не надо! А… Да! Так вот… — и опустил глаза. — Да, вот! Я взял ее и стал рассматривать. И вдруг… И вот я вдруг… Увидел надпись, да! Прямо сказать, довольно странную. Вот, сам посмотри!
— Я уже видел, продолжай.
— И продолжаю, да, — согласно кивнул Рыжий, но глаз не поднимал, ему так было легче. — Так вот. Надпись на ней была довольно странная. И странный герб. Я таких гербов отродясь не видывал… Воды!
— Изволь!
Адмирал подал ему воды. Из своей кружки, между прочим! Рыжий пил воду медленно, короткими глотками. Пил и лихорадочно соображал, что же ему теперь говорить дальше, как ему теперь из всего этого вывернуться ну хоть бы на день, а хоть бы и на час, хоть бы… Но ровным счетом ничего не мог придумать! Одно он только чуял несомненно — про глаз нельзя ни слова, ни намека, ни…
— Еще подать? — насмешливо спросил Вай Кау.
— Нет-нет, довольно. Продолжаю!
И Рыжий, глядя на монету, да-да, все на нее да нее — ведь это придавало ему сил! — уже значительно уверенней заговорил:
— Так вот, таких гербов я раньше нигде не встречал. Тогда я взял ее на зуб, я думал, что она фальшивая… Нет, чую: настоящая. Тогда я стал перечислять известные мне страны и вспоминать, где какой герб. И вот я так перечислял, перечислял… пока вдруг, я и сейчас не знаю почему, как это получилось, вырвалось, а вот взял и назвал именно его!
— Кого это «его»?
— А Юг! А Южный Континент! И сразу понял все. Вот как будто пелена с глаз упала! И вот стою пень пнем и как будто в газете про себя читаю: я не трактирщик, а тайнобрат! И меня мои злодеи тайнобратья только за то, что я…
Тут Рыжий головой мотнул и, уже совсем осмелев, поднял глаза на Вай Кау. Их взгляды встретились. Да, подумалось Рыжему, это, конечно, очень странно, если глаза такие кровавые да к тому же еще светятся, и еще острые как спицы. Но с другой стороны, ну и что с того, подумалось, ну и горят, ну и светятся, ну и что? Чего ты, Рыжий, так всполошился? Да что, тебя до этого ни разу в жизни не кололи? Не жгли? Не рвали? Не…
Да, вот именно! И Рыжий, выдержав взгляд адмирала, твердо и с достоинством закончил:
— Вот, собственно, и вся история о том, как это мне тогда с этой монетой все открылось.
— Ой ли? — насмешливо покачал головой адмирал. — Полковник, договаривай! В таком мундире, и вдруг завилял! Нехорошо это, нехорошо, не по-гвардейски!
И снова заморгал и засверкал, напыжился… Да только не брало это уже, не жгло и не душило… Но все же Рыжий сделал вид — на всякий случай! — что снова заробел: вздохнул, еще вздохнул — совсем уж тяжело — и словно нехотя, через силу, сказал:
— Я бы рассказал тебе еще кое о чем, но ты, боюсь, будешь надо мной смеяться.
— А это почему еще? — насторожился Вай Кау.
— Да потому что ты в Стоокого не веришь.
— А причем тут, при этой монете, Стоокий?
— Да потому что именно Стоокий в тот миг и пробудил меня. Я только посмотрел на этот герб… Нет, ни к чему это тебе! Если не веришь Стоокому, так и в эту историю тоже не поверишь. Потому что не получится. Ведь правда же? Ведь ты мне не веришь?
— Да, не верю, — напыщенно… и с превеликим раздражением ответил адмирал. — Но… Пусть будет по-твоему. Пусть я как будто бы тебе поверил. Ведь ты же мой гость, а с гостем разве спорят?! — и, усмехаясь, продолжал: — Так! С этим, значит, решено. Значит, разбираем это дело дальше. Итак, ты, значит, утверждаешь, будто Стоокий пробудил тебя. То есть он не то чтобы разбудил тебя, спящего после вчерашнего, а благородно пробудил твою фантазию. Это прекрасно. Но ведь не он же лично преподнес тебе эту монету. Не расплатился же он с тобой у стойки, правда? Вот видишь, тебя всего трясет от моих слов, ты молчишь. Значит, я угадал — не Стоокий принес. Хорошо! А кто тогда? Зурр? Звездный дождь? Рыбаки за новую сеть отстегнули? Или… — и адмирал вдруг засмеялся и сказал: — Я ставлю десять против одного: ты ее выиграл! Так?!
— Д-да, — ответил Рыжий, ибо почуял вдруг, что вся эта история с ганьбэйским капитаном случилась очень даже неспроста и что она теперь ну до того важна, что…