Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 2

– Может, похлёбочки? – предложил он заискивающе. – Только что сварена, из нежнейшего мяска, на вкуснейшей подливочке. А к ней подам свежевыпеченного хлебушка… Не желают ли господа?

Я молча взглянул на него, и улыбка медленно угасла на его щекастом лице.

– Ну, не буду больше вас беспокоить, – прошептал он и исчез за занавеской.

– Вообще-то, я бы что-нибудь съел... – проворчал Риттер, наливая вино в кружки. Рука его немного дрожала, но он не уронил ни капли.

– Станеместьи пить, ибозавтраумрём – сказал я ироничным тоном.

– Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо день завтрашний сам будет заботиться о своём – поэт ещё достаточно соображал, чтобы также ответить цитатой из Писания, и от радости, что нашёл столь остроумный ответ, хлопнул себя ладонями по бёдрам.

Я поднёс кружку ко рту и попробовал напиток. Вино было весьма неплохим для своей цены и быстро ударяло в голову.

По крайней мере, оно нравилось Риттеру, ибо мне требовалось нечто большее, чтобы погасить мрачные мысли, которые в последнее время редко изволили меня покидать.

– Может, споём? – предложил Риттер, хотя его язык уже немного заплетался. – Знаю я одну провансальскую песенку…

– Нет, – отказался я наотрез. – Я ещё слишком трезв для провансальских песенок.

Риттер беспокойно заёрзал на стуле, и стул опасно заскрипел.

– Тогда, может быть, пройдёмся по городу? – Он машинально погладил свою козлиную бородку.

– Хайнц, вы знаете, сколько в Аахене стоят хорошие шлюхи? – спросил я, поскольку знал, что он имеет в виду. – Цена на их услуги обратно пропорциональна состоянию моих финансов, – добавил я.

Некоторое время он обдумывал только что услышанные слова, затем посмотрел на меня, кусая губу.

– Не надо сразу идти к хорошим. – Он пожал плечами. – А-а-а, я думаю, это значит, что у вас вообще нет денег?

– Гений, – воскликнул я с наигранным восторгом. – Чистый гений! Как вы до этого додумались?

– Слишком много вы тратите, – заявил он, целясь в меня указательным пальцем. – Со всем уважением, мастер Маддердин, но деньги что-то у вас не залёживаются... Вы должны доверить мне опеку над общими финансами.

– Общими? Ха, не премину последовать этому превосходному совету, – сказал я кисло, потому Риттер начал уже действовать мне на нервы.

Эти финансы были такими общими, что я их только добывал, а он только тратил. И подобное положение вещей я терпел, в принципе, только по одной причине. Я знал, что если бы Хайнц имел деньги, то не прятал бы их по карманам, а пригласил бы вашего покорного слугу на основательную попойку в сочетании с другими развлечениями. Такова уж была его щедрая натура, хотя жаль, что к ней не прилагалось богатство.

Драматург снова разлил вино по кружкам. Ну, не буду скрывать, мы пили в быстром темпе. Я всё больше и больше злился, что вино на меня вообще не действует.

– Могу спеть вам песню о принцессе Индре, которая давала всем окрестным пастухам… Хотите?

– Чего давала? – Спросил я без интереса.

– Что было хорошего, – засмеялся Риттер, поперхнулся вином и долго кашлял. Я не похлопал его по спине. – Плохо пошло, – прохрипел он наконец и вытер блестевшие от слюны губы. – Ну и? – спросил он через минуту весёлым уже голосом, хотя и по-прежнему немного хрипло. – Про Индру? Вы быстро выучите припев…

– Гвозди и тернии! Откуда я беру столько терпения?! – Рявкнул я.

– Как там было? – Риттер, казалось, не обращал на меня внимания.

– Телом была как снег бела, вся дрожала, когда её палкой угощали, – затянул он сдавленным голосом

– Если это провансальская песенка, то я польский воевода, – сказал я.

– Ну, эта как раз моя, – проворчал он и начал выбивать пальцами ритм на столешнице, одновременно бормоча что-то себе под нос.

– Как раз, – фыркнул я. – Занимайтесь лучше драмами. – Я махнул рукой. – И так не сравнитесь с Педро…

– Педро Златоуст? – спросил он, поднимая взгляд. – Знаете его?

– Знаю, – ответил я, поскольку знаменитый бард некогда имел передо мной долг благодарности, который ему удалось погасить с лихвой.

– Он сейчас здесь, – сказал Риттер, а прозвучало это как «онщаззесь». Наверное, он был более пьян, чем я думал. – Карьеру делает... – возмутился он. – Рифмоплёт... – добавил он насмешливо.

– Это в вас говорит зависть…

– Куда-а там. – Он замахал рукой так быстро, что я едва успел убрать кружку, которую в ином случае он неизбежно смахнул бы рукавом. – Вы знаете, что он потерял глаз?

– Ничего себе! – удивился я. – Бандиты? Дуэль?

– Куда-а там, – повторил он. – Конкуренция, не бандиты.

– Конкуренция?

– Рита. Златовласка. Это вам о чём-то говорит?

Говорило, и много. Но я пока не собирался сообщать об этом Риттеру.

– И? – спросил я.

– И она выцарапала ему глаза, то есть глаз. Один. За то, что написал о ней балладу, где назвал её Ритой Плоскодонкой. И с тех пор все только так о ней и говорили, а как приезжала на спектакли, смеялись ей прямо в лицо. Ах, мастер Маддердин, женщины очень чувствительны по поводу своих прелестей...

Я был рад, что моя давняя интрига дала столь значимые результаты, тем не менее, мне немного жалко было Педро Златоуста, который потерял глаз в результате достойной сожаления вспыльчивости Риты. Ну что ж, никто его ни к чему не принуждал, а за художественную свободу иногда приходилось, как видно, платить высокую цену.

– За Педро. – Я поднял кружку. – Чтобы ему оставшийся глаз хорошо служил!

– За Педро, – подхватил Риттер, стукая своей кружкой в мою. Хорошо, что я немного отдёрнул руку, ибо, без сомненья, в противном случае он разлил бы обе порции напитка.

Приглашение во дворец, занимаемый польским посольством, честно говоря, меня поразило. О моём пребывании в столице не знало даже местное отделение Святого Официума, хотя вежливость обязывала, чтобы, даже не находясь на службе, я доложился начальнику Инквизиториума, которым в настоящее время и в течение многих лет был Лукас Эйхендорф. В этот раз, однако, я не выполнил этой формальности, так что мне было интересно, откуда польский посол – воевода Анджей Заремба – узнал о пребывании вашего покорного слуги в Аахене. Ну, и интересно, чего он от меня хотел...

Здание, занимаемое поляками, находилось прямо за собором Иисуса Триумфатора, посреди большого красивого сада. Это был двухэтажный дворец с башней в форме купола, ко входу вели белые колонны и широкие мраморные лестницы. Охранникам у ворот я показал письмо с печатью, и после этого слуги без промедления провели меня в комнату, которую занимал посол. Воевода был высоким пузатым мужчиной с длинными седыми усами и черепом, окружённым венком столь же седых волос. У него были улыбающиеся голубые глаза и мясистые губы, выдающие обжору и лакомку. С виду он напоминал богатого весёлого купца или благодушного помещика. Но из того, что я знал, он не был ни весёлым, ни благодушным. Зато был невероятно богатым. Польское посольство въехало на улицы нашей столицы, ведя сорок рысаков благородных кровей, каждый из которых был подкован золотыми подковами. И поляки не переживали, когда кони их теряли. Безусловно, к огромной радости черни. Видимо, было даже несколько убитых в яростном бою, который наши горожане устроили за золотые подковы.

– Ваша милость. – Я поклонился настолько глубоко, чтобы поклон можно было считать достаточным доказательством уважения, но не настолько, чтобы его восприняли как признак подобострастия.

– Садитесь же, садитесь, мастер инквизитор – предложил Заремба на латыни. – Гость в дом, Бог в дом, как говорят. – Жестом он приказал слуге, чтобы тот положил мне еды и налил вина.

Я поблагодарил, садясь в кресло, обитое пурпурной шёлковой камкой.

– Вы слышали о происшествии, которое случилось во время аудиенции, которую соизволил дать нам Светлейший Император? – Прямо спросил он без предисловий.

– Кто не слышал, господин. Весь город…

Он покивал головой, на вилку с двумя зубьями насадил огромный кусок мяса, прожевал и запил вином. Слуга тут же наполнил его кубок.