Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 37

В молчании он снова наполнил наши кубки.

– Скажите ей всё, как сказали мне. Или боитесь, что она не ответит на ваши чувства?

– Я помог ей. Признание в любви станет ничем иным, как требованием погашения долга.

– Поверьте.

– Нет.

Рейтенбах подошёл так близко, что я почувствовал его пропитанное вином дыхание.

– Вы хотите умереть, глупец, сожалея, что так и не отважились на шаг, который всегда хотели сделать?

– Оставьте в покое мою жизнь, маркграф, – попросил я. – Это не лучшая тема для разговора.

Он фыркнул, отошёл от меня и уселся в кресло.

– Странно сплетаются человеческие судьбы, – сказал он, – а вы – странный инквизитор.

Я принял бы это за комплимент, но я был зол на себя за минуту слабости. Кто заставлял меня говорить всю эту чушь постороннему человеку и рассказывать о своих страхах и желаниях, в истинности которых даже я сам не был уверен?

– Зачем мне изучать любовь, упорно искать её? Она от Бога, и превышает человеческое понимание. Я с огромным усердием учусь ненависти, ибо эта страсть, по крайней мере, в моей власти, – произнёс я с горечью вопреки своему желанию.

* * *

Я нашёл парней и приказал, чтобы они явились ко мне в комнату, когда луна зайдёт за северную башню. Трезвые – это я дал понять очень чётко. Потом я вернулся, выждал, сколько нужно, и вызвал слугу, которого отдали в моё распоряжение. Снял с шеи золотую цепочку с крестиком.

– Садись, – приказал я парню, указывая на стул.

– Как же так? – На его лице отразилось тяжкое раздумье.

– Садись, – бросил я уже более жёстким тоном, и он присел на самом краешке, явно потрясённый тем, что можно сидеть в присутствии гостя самого господина маркграфа.

– Посмотри-ка сюда, – сказал я, поднося крестик к его лицу. Я поднял палец, приводя цепочку в маятниковое движение. – Смотри не отрываясь.

– Смотрю, господин.

Я и в самом деле видел, что он водит глазами за движущимся и блестящим крестиком.

– Мартин, представь себе, что ты лежишь на мягком сухом сене, – начал я медленно, ласковым голосом. – Солнце светит у тебя над головой. Согревает тебя. Оно такое жёлтое и тёплое. Тебе ничего не хочется и ничего не нужно делать. Тебе тихо и спокойно. Приятно, правда?

– Ага, – пробормотал он.

– Ты можешь так лежать и лежать без конца. У тебя сами собой закрываются глаза, а руки и ноги очень, очень тяжёлые. Ты даже не пытаешься их поднять, ибо зачем? Ты так и будешь греться на солнце, разве нет?

– Бу-ду.

– У тебя тяжёлые ноги и тяжёлые руки. Твоя голова тоже такая тяжё-ёлая. Ты лежишь себе на мягком, тёплом сене. И тебе так хорошо, что ничего другого ты не хочешь. Незачем вставать, правда?

– Прав-да – его голос, казалось, доносился издалека. Не скрою, меня это порадовало.

– Теперь закрой глаза. Ты спишь сладким сном. – Я выждал некоторое время, пока не увидел, что зрачки его глаз скрылись под веками.

– Мартин, когда я щёлкну пальцами и скажу «раз, два, три», ты проснёшься и не будешь помнить ничего из того, что произошло, ты понял?

– Угу.

– А теперь ты будешь отвечать на мои вопросы, да?

– Да.

– Ты хорошо знаешь замок, правда?

– Хорошо.

– Иногда ты ходишь в подвалы?

– Нет, в подвалы нельзя. Мартин хороший, Мартин не ходит в подвалы…

– Мартин, тебе ведь было чуть-чуть любопытно, правда?

Он молчал и только двигал губами, словно что-то пережёвывая.

– Мартин, – сказал я жёстче, – можешь сказать правду.

Внезапно, без всякого предупреждения, по его щекам потекли слёзы, крупные, как горох.

– Плохой Мартин, плохой, – прорыдал он. – Знает, что в подвалах. Но говорить нельзя!

– Теперь уже можно, Мартин. Господин маркграф очень просил, чтобы ты всё мне рассказал. Он даст тебе за это золотой дукат и новые сапоги из красной кожи.

– Ммммм... – Я видел по выражению его лица, что он размечтался.

– Что ты видел в подвалах, Мартин?

– Мартин видел девушку. Она там живёт. – Ха, вот оно как!

– Только одна девушка?

– Олоф сильно напился, – сказал он, казалось бы, совершенно не по теме. Но я думал, что знаю, в какую сторону направлены его мысли.

– И что рассказал тебе Олоф, когда сильно напился?

– Что их семь, – прошептал он. – Но они были в доме.

– Мартин, теперь ты отведёшь меня ко входу в подвалы.

– Нельзя! – Его веки беспокойно задрожали. – Стражники. Не пустят.

– Охранники не увидят, – сказал я мягким тоном. – Ты будешь невидимкой. Посмотри. – Я коснулся кончиками пальцев его висков. – Я натираю тебя волшебной мазью. Ты чувствуешь, правда?

– Угу.

– И теперь ты уже невидимка. Прямо как в сказках. Тебя никто не сможет увидеть, кроме меня.

– Мммммм… – на этот раз в его мычании ясно слышался восторг.

Курнос и близнецы появились несколькими молитвами позже.

– Время действовать, парни, – объявил я. – Крепите сердца для боя!

Они уставились на меня с непониманием. Ах, как обычно, я бросал жемчужины своего интеллекта перед свиньями...

– В подвалах заточены семь похищенных девственниц, которые должны быть отданы демону в ходе богохульного ритуала. Потом они будут им осквернены. Наша задача проста: найти и спасти.

– Семь девственниц, – повторил Курнос, ощерив в улыбке серые, выщербленные лопаты зубов.

– Семь, – добавил Первый, закатывая глаза.

– Девственниц, – облизнулся Второй и аж потёр пухлые ладони. – Осквернённые… – Он облизнулся ещё сильней.

– Разве слово «спасти» прозвучало недостаточно ясно? – Спросил я, видя их реакцию.

– У Рейтенбаха человек тридцать, – буркнул Первый минуту спустя.

– Я бы сказал: сорок, – поправил я. – Только разве я собираюсь с ними драться? – Я пожал плечами. – Мы вытащим девушек, арестуем Рейтенбаха и дело с концом. Да и потом, что нам бояться поваров, ключников, банщиков, садовников и конюхов?

– Есть у него и солдаты, – отозвался Второй.

– Может… вызовешь инквизиторов, Мордимер? – Спросил Курнос.

– Ха, да у тебя всегда есть отличный совет под рукой? – Я посмотрел в его сторону.

Идея позвать помощь из Хеза или даже из ближайшего отделения Инквизиториума не была такой уж плохой. При условии, что у нас есть несколько дней времени. Я, однако, боялся, что на это мы, к сожалению, рассчитывать не можем. Поэтому нужно было справиться вчетвером: я, Курнос и близнецы (как это обычно и бывало), словно четверо благородных паладинов против орд, служащих князю тьмы! Но нам противостоял всего лишь маркграф и несколько десятков его людей. Мелочь! Мы бывали и не в таких передрягах.

– Ты собрался жить вечно, Курнос? – Спросил я иронично.

– Снимаем всех по пути, – сказал я, глядя теперь на них всех. – Не убивайте, пока это не будет абсолютно необходимо. Дать по башке, связать верёвкой, потом кляп в зубы и оставить где-нибудь в углу. Не забывайте, что мы здесь в гостях!

– Ишь ты, какая великосветская вежливость, – усмехнулся Второй.

– Ты хотел что-то сказать, близнец? Ты плохо здесь ел и пил? Хозяину следует оказать немного уважения. – Я посмотрел прямо на него. И посмотрел по-настоящему рассерженным взглядом, ибо терпеть не могу, когда кто-то оспаривает мои приказы.

Он открыл рот и застыл так на некоторое время, напоминая в этот момент вытащенного карпа.

– Это хорошо, что ты не говоришь лишнего, – подытожил я ласково. – Кроме того, я уверен, никто не будут нас останавливать аж до самых подвалов. Слуги знают, что мы гости маркграфа, и не будут ничего подозревать.

– Нахера туда идти... Убивать нельзя, трахать нельзя… – отозвался Первый.

– Близнец, разве я вам когда-нибудь отказывал в удовольствиях? Только помните, что развлекаться надо в подходящее время. Обещаю, что если всё хорошо закончится, порезвитесь со служанками.

Так уж оно заведено, что собакам иногда нужно бросать кость, чтобы они не захотели попробовать на вкус твою шею. Служанкам маркграфа ничего не сделается от того, что Первый и Второй покувыркаются с ними минуту-другую.