Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 48

– Хочешь пить, Мордимер? К сожалению, не могу тебя угостить тем же, чем Герсард, ибо я не пью ничего, кроме травяных отваров и ключевой воды.

– Покорно благодарю, ваша милость, – ответил я. – Хотя сам я считаю, что нет ничего лучше отвара ромашки. – При условии, если разбавить его водкой в пропорции один к ста, добавил я мысленно. Но я заметил, что легат посмотрел на меня как будто потеплевшим взглядом.

Верона был, пожалуй, ещё хуже Герсарда. Тот, по крайней мере, имел слабости, причуды и капризы. Этот казался гораздо более опасным. Остерегайтесь людей, которые не имеют вредных привычек, любезные мои! Ибо может оказаться, что их секреты намного мрачнее, чем вы могли бы представить.

– Нет так нет, – буркнул он. – Ну так за что его повесили?

– За непослушание, ваша милость. Напился на службе.

– Нравится мучить людей, Мордимер? – Спросил он сварливым тоном. – Приятно было полночи смотреть, как он умирает?

– Ваша милость, вы отлично информированы, – ответил я спокойно. – Но если речь идёт о вопросе вашей милости, то ответ: нет. Я не люблю мучить людей и никогда не делаю этого без необходимости. Причинение страданий другому существу является грехом, если не служит средством для достижения цели.

– Какова же была цель в тот раз? – Он вышел из-за моей спины и снова сел напротив. Громко отхлебнул из кубка.

– Обеспечить себе послушание остальных, – ответил я. – Кроме того, осмелюсь объяснить вашей милости, что я предупреждал их, что каждый проступок буду наказывать смертью. Этот человек не принял мои слова всерьёз.

– Не любишь, когда тобой пренебрегают, да, Мордимер? – Спросил он с задумчивостью в голосе. – Я тоже... Может, мы и договоримся.

Он отставил кубок и снова сплёл пальцы, так сильно, что щёлкнули суставы.

– Что ты слышал от Герсарда? По поводу войны?

– Его Преосвященство епископ молится за крестоносцев...

– Хорошо, хорошо, – проворчал он. – Я и так знаю, что он всем вокруг твердит, что эта война не угодна Церкви, – фыркнул он раздражённо. – Между тем, она не угодна твоему епископу. А знаешь, почему?

Я передал ему в нескольких словах, осторожно и мягко, разговор с Герсардом. В этом не было особой тайны, поскольку епископ открыто жаловался на беспорядок, который рождает война. Верона рассмеялся, даже не обнажая зубов, потом откашлялся и сплюнул в угол комнаты.

– Если император завоюет Палатинат, он получит доступ к морю. Богатые порты. Корабли. Опытных торговцев и моряков. Товары с запада уже не будут доставляться через порты, лежащие на территории епископского домена, не будет пошлин, сборов и платы за перевозку. Император больно ударит Герсарда по кошельку, Мордимер. И ваш епископ справедливо этого боится. А я нет. И Святейший Отец тоже нет. И знаешь, почему? Потому что Апостольская Столица получит пожалования в Палатинате. Императорскую аренду. Разве Папу могут волновать владения Герсарда и других кардиналов? Или ты думаешь, что Святейший Отец так обеспокоен богатством свей паствы? Что его не тревожит, что он по уши в долгу у Герсарда?

Не скажу, что я об этом не знал. Слухи есть слухи, любезные мои, и коль уж они выйдут на свет, то их трудно пресечь. Так что об этом судачили в городе. Но я впервые это слышал из уст человека, находящегося в центре событий. И не скажу, чтобы я был в восторге от этого знания. Чем меньше знаешь о делах сильных мира сего, тем охотнее тебя игнорируют. А жизнь в тени определённо находится в прямой зависимости к продолжительности жизни. Я понятия не имел, почему легат говорит мне об этом. Неужели он бравировал своим презрением к епископу Хез-Хезрона и хотел показать, что дело Герсарда уже проиграно? Провоцировал меня? Я был ему для чего-то нужен? Хотел, чтобы я доложил об этом разговоре епископу?

Я ничего не ответил, да и легат определённо не ждал ответа.

– Какие поручения дал вам Герсард?

– Я должен раз в два дня, а если нужно, то и каждый день, отправлять курьера с письмом, где сообщается обо всём, что произошло...

– И ничего кроме этого? – Он внимательно посмотрел на меня. – Никаких тайных поручений? Секретных миссий?

– Нет, ваша милость.

– А если бы были, ты бы рассказал?

– Нет, ваша милость. – Я даже не задумался над ответом, хотя и не знал, что принесёт мне такая искренность.

Он покачал головой.

– Именно так я и думал, – спокойно сказал он. – Ты будешь жить здесь, Мордимер. Где-то на чердаке есть свободная комната. Не принимай близко к сердцу. В Хейме даже принцы крови спят на сене, лишь бы находиться поближе к императору... Впрочем, расплодилось в последнее время этих принцев... – Он опять засмеялся, не открывая рта. – Твоим людям найдётся место на конюшне. Тем более, мы наверняка недолго пробудем в городе. Император ждёт только наёмников, и мы выступаем. Что собираешься делать?

– Наблюдать, – ответил я. – Ездить по окрестностям. Посмотрю войска. Прежде всего, представлю рекомендательные письма Его Величеству.

– Хорошо. – Он покачал головой. – Я вызову тебя, если будешь нужен. Бьюсь об заклад, император захочет с тобой поговорить.

– Император захочет удостоить меня аудиенции? – Недоверчиво переспросил я, прежде чем успел прикусить язык.

Однако в этот раз Верона не рассердился.

– Ты капитан епископской гвардии, а не инквизитор. Личный посланник епископа Хез-Хезрона. Хотя, – он поднял опухший палец, – все знают о твоём прошлом. Здесь новости разносятся быстро. Ну, иди уже, Мордимер. Как объедешь окрестности, я с удовольствием выслушаю всё, что ты захочешь сказать.

– Благодарю вашу милость. – Я встал, низко поклонился и поцеловал руку, которую он добросердечно мне протянул.

– Кстати, Маддердин, – заговорил он вновь, когда я был уже в дверях, – можешь мне объяснить, почему Герсард не поручил эту миссию какому-нибудь дворянину? Дипломату? Офицеру? Почему, меч Господа нашего, он послал к императору палача из Инквизиториума?

Я развернулся от двери и вызвал на лицо улыбку, хотя это и далось мне с некоторым трудом.

– Быть может, ваша милость, чтобы меня убили. Благородные не в восторге от инквизиторов.

Он некоторое время смотрел на меня ничего не выражающим взглядом, потом снова покачал головой.

– Умный мальчик, – проговорил он медленно. – Впрочем, если честно, я вас тоже не люблю. Вы как крысы...

Я немного выждал, не захочет ли он поделиться со мной следующими перлами своих мыслей, после чего низко поклонился и вышел. Вышел, ибо здесь больше нечего было добавить.

Очевидно, что в пути, кроме дрессировки моих парней, у меня было полно времени и на другие вещи. Чтобы размышлять. Чтобы задать себе вопросы, подобные тем, что задал легат Верона. Холёный придворный, дипломат, дворянин с хорошим гербом и связями подошёл бы к окружению императора, безусловно, лучше, чем ваш покорный слуга. А если Герсард хотел получать новости военного характера, лучше было бы отправить отставного генерала. А ведь в его свите в достатке было и тех, и других. Так почему же с важной миссией поехал бедный Маддердин, который был, есть и будет никем? Прахом, пылью у ног сильных мира сего? Ответов было несколько, и ни один меня не удовлетворял. Во-первых, это мог быть каприз Его Преосвященства. Мгновенная прихоть, от которой гордость и уверенность в собственной непогрешимости уже не позволили ему отступить. Я знал, что епископ Хез-Хезрона способен на неожиданные повороты, перепады настроения, капризы, фанаберии. Но при всём при том он был искусным политиком и опытным финансистом. В конце концов – кредитором самого Папы. Во-вторых, моё назначение могло быть вызвано желанием унизить императора, поставить его в неловкое положение, может быть, даже надсмеяться. Независимо от того, что я сам думал о своей работе, большинство людей воспринимали меня именно как палача. В-третьих, и эта теория нравилась мне меньше всех, Герсард мог рассчитывать на то, что кто-то из вспыльчивых феодалов попросту меня убьёт. Тогда он разодрал бы одежды, послал протест, обиделся и... прекратил все поставки для армии и запретил призыв новобранцев в своих владениях. Император должен был бы вступить в переговоры и купить себе его благосклонность. Чем? Это уже в наименьшей степени беспокоило бы вашего покорного слугу. Так или иначе, ситуация была незавидная. Может быть, моя жизнь и была убога, но за все эти годы я как-то к ней привык и не собирался становиться пешкой на шахматной доске. Во всяком случае, не той пешкой, которую легко обменять на позиционное преимущество или фигуру. И ещё одна вещь упорно не выходила у меня из головы. Я не мог забыть о деле Анны Хоффентоллер и её уверениях, что императора и его окружение постигнет мощное проклятие. Я всегда надеялся, что, даже если это правда, то я никогда не окажусь достаточно близко к самому Светлейшему Государю, чтобы ощутить последствия этого проклятия на себе. Теперь же я был гораздо ближе, чем близко. И этот факт не улучшал мне настроение.