Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек. Страница 56

– Ваше Величество! – Со стороны рыцарских хоругвей прискакал запыхавшийся гонец. Его конь взрыл копытами землю и затанцевал. Солдат резко дёрнул поводья. – Они не хотят ждать!

Лицо императора исказилось от гнева.

– Ждать приказа! – Крикнул он, оборачиваясь назад.

Я повернулся, следуя за его взглядом. Нашей пехоты не было даже видно на горизонте. Впрочем, неудивительно, так как арбалетчики, несущие тяжёлое оружие, двигались намного медленнее не только конницы, но и обычных пехотинцев.

– Они атакуют, – глухо объявил гонец. Мы посмотрели в сторону, которую указал.

Растянутая лава тяжеловооружённых феодалов неслась прямо на позиции пехоты. В войсках Палатината началось движение, я услышал тихое завывание труб. Я напряг зрение и увидел лучников, возникающих из-за холмов, ещё покрытых утренним туманом.

– Это уже конец, – засмеялся Таубер. – Они их сметут. Прежде чем подойдёт наша пехота, всё будет кончено.

– Мордимер? – Император посмотрел в мою сторону. – Что ты об этом думаешь?

Барон фыркнул, недовольный тем, что правитель обращается именно ко мне с таким вопросом, но ничего не сказал.

– Я согласен, Светлейший Государь, – ответил я любезно. – Они их сметут. Боюсь только, что поголовье рыцарства в войсках Вашего Величества будет в связи с этим значительно сокращено.

Таубер дёрнулся в мою сторону.

– Да как ты смеешь? – Я увидел, что его лицо потемнело от гнева.

Император остановил его поднятой ладонью и осуждающе посмотрел на рыцаря, сопровождающего барона, который, услышав мои слова, побледнел и положил руку на рукоять меча. Только под влиянием взгляда правителя он убрал руку и осторожно похлопал коня окованной железом перчаткой.

– Увидим, – буркнул император.

Земля была подмокшей, и тяжело бронированные скакуны, осёдланные столь же тяжело бронированными всадниками, с трудом брали разбег. В лучах солнца я увидел первый залп стрел. И сразу после – падающих в грязь лошадей.

– Стрела из длинного лука пробивает пластинчатый доспех, Милостивый Государь, – объяснил я, хотя и не думал, что император об этом не знал.

Правитель всё это время слегка улыбался.

– Не послушали меня, – сказал он. – Хотя я строго приказывал ждать.

Конечно, он приказал им ждать. Так поступил бы каждый командир в здравом уме. Только знатные господа решили, что в сражении с городской беднотой они победят и сами, и им не нужна поддержка пехоты и арбалетчиков. Я даже не догадывался, а знал, что они дорого заплатят за свою самонадеянность.

– Теперь волчьи ямы, – позволил я себе высказать предположение.

И в самом деле, как на заказ, мы увидели, что земля расступается под копытами коней. Задние ряды пытались приостановить атаку, но другие, наоборот, разгонялись, чтобы перепрыгнуть через канавы. Началась чудовищная суматоха, и во всю эту толпу устремились следующие залпы, посланные безопасно стоящими на холмах лучниками.

Я протянул руку под солнце.

– Извольте взглянуть, Милостивый Государь, – сказал я. – Живым никто не уйдёт.

Из-за холмов слева и справа скакала лёгкая кавалерия Палатината, которая направлялась, чтобы отрезать путь к бегству тем, кто уйдёт из-под ливня стрел и выкарабкается из волчьих ям. Одновременно ровные четырёхугольники копейщиков быстрым шагом двинулись вперёд. Я с удивлением отметил, что их ряды оставались столь же стройными, как и тогда, когда они спокойно стояли.

Я посмотрел краем глаза на барона Таубера и заметил, что он закусил губы так сильно, что по его подбородку стекает струйка крови. Меня это развеселило, поскольку мне было интересно, когда, наконец, знатные господа поймут, что атака тяжёлой кавалерии на незнакомой местности против лучников и вооружённой копьями или пиками пехоты – не самая лучшая идея. Особенно если сражаться против обученного войска, служащего под командованием опытных командиров, а не против наспех собранного сброда. Я обернулся назад и увидел, что, наконец, появилась серая линия императорских войск. Очень далеко от нас.

– Что такое! – Воскликнул я, видя, что лёгкая кавалерия Палатината сформировала полукруг в значительной удалённости от имперских феодалов, а всадники натягивают короткие луки. Этого я не предвидел, однако это предвещало ещё более быстрое завершение представления.

– Это бесчестно, – побледнел Таубер. – Дворянин не использует лук, Светлейший Государь!

Я мысленно улыбнулся. Как видите, тактические сведения барона были устаревшими, а дворяне Палатината справедливо признали, что лук столь же хорошее оружие, как и любое другое, и может использоваться не только для забавы на охотах.

Прежде чем строй копейщиков добрался до рыцарей, имперцы получили ещё несколько залпов. Часть феодалов пыталась напасть на ряды копейщиков, другие в панике отступали, третьи решили ударить на атакующую с флангов кавалерию. Каждая из этих идей была плохой.

– Если позволите мне сказать, Милостивый Государь, я бы посоветовал вернуться к нашим основным силам, – сказал я самым вежливым тоном, каким только смог.

Император взглянул в мою сторону.

– Совершенно верно, Мордимер, – сказал он и натянул удила. Махнул рукой. – Следуйте за мной! – Приказал он холодно. Мне, однако, казалось, что уголки его рта всё это время кривились в улыбке.

Формулировкой «живым никто не уйдёт» ваш покорный слуга сделал определённое упрощение, так как мизерное военное образование не позволило мне оценить решимость тяжеловооружённого рыцарства и его боевой энтузиазм. В связи с этим мы до вечера находили остатки феодалов, и подсчитали, что после разгрома уцелело около ста восьмидесяти человек, что составляло примерно одну десятую часть от тех, кто начал славную атаку.

Из лагеря противника мы получили известие, что, кажется, погибли пятьдесят солдат, и это давало простой счёт потерь, составлявший тридцать шесть к одному. Забавно. Что интересно, мне казалось, что император столь же удивлён, как и я, хотя и не подавал вида, а беглецов принял с состраданием. Он не сделал им ни малейшего упрёка, что они посмели ослушаться его приказов.

Но это был ещё не конец этого ужасного, по крайней мере, для некоторых, дня. Не знаю почему, но никто не подозревал, что солдаты Палатината могут перейти в наступление. Все воображали, что если на линию уже подошли отряды императорской пехоты, роты наёмников и лёгкая кавалерия, то враг не будет настолько безумен, чтобы атаковать столь значительные силы. Оказалось, однако, что палатин Дюварре или командующие его армией генералы были безумны. Они атаковали.

Ночь – это лучшее время для проведения штурма. В ночи никто не знает, против кого будет сражаться, как велики силы противника и откуда они наступают. Ночью правят Страх и Переполох, двое сыновей бога войны. Ночь полна затаптываемых палаток, криков ужаса, огней факелов, затухающих в грязи, и стонов умирающих. Ночью ты разбиваешь топором голову родственника и минуешь лезвием горло врага. В ночи ты слышишь голос: «Помоги, друг» и не знаешь, враг тебя зовёт или союзник. В ночи ты запутываешься в верёвках от шатра, а потом понимаешь, что это не верёвки, а выпущенные человеческие кишки.

– Ко мне! – Закричал я, размахивая факелом. – Ко мне, сукины дети!

Головорезы, приданные мне в Хез-Хезроне, как ни странно, послушались. Может, они боялись темноты, и свет моего факела сочли символом безопасности? А может, боялись, что смерть от рук солдат Палатината покажется лаской по сравнению с тем, что уготовит им их собственный капитан, если они только попытаются сбежать? Неважно, каковы были их мотивы. Важно, что мы стояли плечом к плечу.

– Вперёд, ребята! – Закричал я. – Не говорите мне, что хотели жить вечно!

И мы двинулись. В первую великую битву, в которой я имел несчастье участвовать. И которую, в отличие от большинства моих подчинённых, я имел несчастье пережить. Потом я осмотрел на поле боя тела погибших. У Руперта Глотки, словно по иронии судьбы, была разрублена шея, и его голова держалась на теле только на узкой полосе мышц. У Мрука Урода был размозжён череп, держу пари, что он получил удар конскими копытами или был затоптан. Маленький Ганс хрипел в луже крови, он уже не мог говорить, а в его полных боли глазах застыло одно всеобъемлющее желание. Я исполнил его так быстро и качественно, как только мог. Соболю Бастарду и Робину Палке удалось уцелеть. Соболь потерял мизинец на левой руке, а кроме того получил рваную рану на щеке, в то время как Робин вышел из боя без единой царапины. Так же, как и ваш покорный слуга. Смерть, однако, стояла в этой битве рядом со мной. Сначала копье всадника прошло в дюйме от моей головы, потом какой-то пакостный сукин сын из нашей армии чуть не всадил в меня болт (наконечник застрял в древке глефы, которую я держал в руках), и, наконец, только стремительный кульбит спас меня от того, чтобы быть затоптанным отступающими кавалеристами Палатината. Но и на нашу долю пришлось немного удачи. Это мы спасли жизнь Светлейшего Государя. Когда он упал с седла, я подвёл ему своего коня, а мои парни заслонили его своими телами. Только потом Таубер, Каппенбург и их солдаты ускакали со Светлейшим Государем в безопасное место.