Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо". Страница 27

- ТЫ!.. – Бьерн попытался подняться, но тут же с глухим криком упал наземь.

Рыча, словно зверь, он вцепился в собственную левую руку, словно пытался оторвать ее. Как оглушенный, Дитр смотрел на это, и глаза его медленно расширялись от понимания того, что происходит. Вены на ладони Бьерна почернели и набухли, словно у человека, больного гангреной. Рука посинела и тоже распухла, став какой-то мягкой и дряблой. Дитр видел красные ниточки, что буквально на глазах становились ярче и бежали с ладони Бьерна вниз, на запястье, переплетаясь с его жилами и венами, вплетаясь в них и отравляя его кровь. Бьерн орал так, словно его заживо резали на куски, стискивая собственное запястье, и в глазах у него с каждой секундой оставалось все меньше света разума, который сменяла животная неконтролируемая ярость бешеной собаки.

Дикость. Дитр видел это первый раз в жизни, но он слишком много читал об этом, чтобы не знать, как она проявляется. Наследственное заболевание вельдов, доставшееся им вместе с золотым даром Иртана в груди, позволяющим подчинять себе животных. Порок их расы, их самое больное место и самая страшная болезнь, лекарства от которой не было. И сейчас она поразила его брата.

Он не мог ждать ни секунды. Вцепившись в плечи Бьерну, Дитр Соединился с Источником. Ему было уже все равно, почувствуют это ведуны стахов или нет, но сейчас решалась судьба его брата, и для сомнений времени не осталось.

Всем своим существом Дитр потянулся вверх, туда, к первозданной мощи, что вечно плескалась над его головой, будто грозовое небо, испещренное молниями. Черный Источник и был силой, самой силой, что творила жизнь; в нем не было разума, не было покоя, не было размеренности. Только невероятное кипение жизни, такое мощное и сладкое, что все тело моментально пронзила великая сила и блаженство.

Ухватившись за этот поток, Дитр растворил себя в нем и пустил в себя. Мощь хлынула прохладным и одновременно с этим раскаленным потоком, заполняя каждую клетку, сводя с ума своей сладостью, дразня и обещая еще больше, еще больше, но он с трудом отпихнул ее прочь. Чтобы спасти Бьерна, он должен быть сосредоточен.

Он не совсем понимал, что делает, но так Дитр и не был лекарем. Способность к исцелению среди Черноглазых ведунов почти не встречалась. Он читал о Черноглазом целителе лишь один-единственный раз, да и жил тот добрую тысячу лет назад, поэтому сведения о нем вполне могли оказаться обычной сказкой. Но сейчас Дитр был просто обязан воплотить эту сказку в жизнь любой ценой. А потому он только закрыл глаза и наугад вытянул из Источника несколько нитей энергии.

В руки ему попались почему-то Огонь и Дух. Не зная, как и что делать, он сплел их в какой-то невероятный для самого него узор и погрузил прямо в раздувшуюся от безумия ладонь Бьерна.

Брат кричал так, будто его поливали кипятком. Его тело выламывало, судороги сводили каждую мышцу, заставляя его выкручиваться во все стороны, словно мышь с перебитым хребтом на раскаленной сковороде. Огонь и Дух вошли внутрь его плоти и полыхнули в венах. Бьерн заорал еще громче, судорожно царапая ногтями здоровой ладони кожу на дикой. Дитр усилил поток, вжимая и вжимая рисунок внутрь плоти брата, втравливая его в мясо как татуировку. Он не знал, что и как делает, он знал лишь одно: хуже все равно быть не может. Бьерн сейчас или умрет, или справится. И никак иначе.

Дух словно тиски пережал вены Бьерна под ладонью, не давая дикости распространиться по телу, а Огонь хлынул вверх, пропитывая каждую клетку, каждый капилляр. Для глаз Дитра ладонь брата сияла, словно состояла из огня, а тот только рычал, откинувшись на землю и хватая ее зубами, словно это хоть немного смягчало его боль.

Постепенно, секунда за секундой превращались в вечность, рассыпаясь искрами боли от невероятной мощи, что сейчас неслась прямо сквозь Дитра. Он забыл, как дышать, он ничего не слышал и не видел, все силы свои до капли вливая в раненого брата. А потом дикость начала отступать.

На это отступление потребовалось все время мира, но она уходила, словно недовольный, разозленный барсук, пятилась внутрь клеток, укладываясь там до срока. Дитр жал до тех пор, пока ладонь не приняла нормальный цвет, а Бьерн не затих на земле, едва держа запястье пальцами. Как только приступ закончился, Дитр вытащил из него нити энергий и разорвал контакт с Источником. Ослабевшие руки Бьерна упали на землю в грязь, а сам он прикрыл глаза и тяжело сглотнул.

- Как ты? – тихо спросил Дитр, поддерживая истощенного брата на своих коленях. Тот был слаб, словно котенок, казалось, даже не мог лежать, обмякнув, будто бумага под дождем.

- Что… это?.. – с трудом спросил Бьерн, едва шевельнув левой рукой.

Дитр взглянул на его запястье, и сердце сжалось. Кожа на нем была красной, словно руку окунули в краску. Причем не просто красной. Цвет пульсировал изнутри, то становясь чуть насыщеннее, то бледнее, то ли в такт биения сердца, то ли отражая эмоциональное состояние брата. Пальцы выглядели распухшими и какими-то неправильными, слегка скрюченными, как у птицы. Рука мелко подрагивала, будто у нее был собственный интеллект, хоть сам Бьерн и не шевелился.

- Это дикость, брат, – тихо ответил он. – Мне очень жаль.

Бьерн медленно закрыл глаза, и лицо его исказилось. Дикость была приговором, словно черная тень проклятия вечно висящая над родом вельдов. Лекарства от нее не было, и рано или поздно дикий вельд окончательно сходил с ума, и внутренний порок вырывался из-под контроля. В яростном ослеплении безумия дикие убивали своих близких, уничтожали все, что видели вокруг себя, словно бешеные собаки, и остановить их было крайне тяжело. Кто-то из вельдов проживал с дикостью не больше пары месяцев, и она выедала его сердце и душу, сводя в могилу почти сразу же. Кто-то держался много лет, упорно цепляясь за остатки света и надежды в собственной душе. Самым известным диким из ныне живущих был сам Царь Небо. Он контролировал дикий глаз уже долгих тринадцать лет, и Дитру не было известно больше ни одного вельда, который был бы способен на такое. Но воля Царя Неба способна была перемалывать в пыль камни и рушить горы, такое железное сердце рождалось под светом Божьим крайне редко. Дитру оставалось только гадать, сколько справится Бьерн.

Он вдруг резко ощутил, как время стало дороже золота, дороже всего мира. Как оно начало высыпаться из великих Песочных Часов одна пылинка за другой, и падение каждой из них только приближало отмеченный срок. Вельды были смертны, но жили гораздо дольше обычных людей, а Дитру была отведена гораздо более длинная жизнь благодаря его способности Соединяться с Черным Источником и постоянно обновлять свою энергию. Он никогда еще не задумывался о смерти личностно, только отвлеченно, рассуждая в долгих философских диспутах с другими Черноглазыми о сути мира, или наблюдая смерть чужих ему людей, которая не вызывала в нем никаких эмоций, кроме сострадания. И теперь, глядя на то, как тяжело кривится от горечи лицо брата, Дитр ощутил, как внутри тяжелым камешком замерло сердце. Время пошло. Для него начался первый в его жизни отсчет.

- Мне очень жаль, – тихо повторил Дитр, закрывая глаза и чувствуя глубочайшее раскаяние. – Если бы не я, этого ничего не случилось бы. Это моя вина, брат. Прости.

- Не будь дураком, Дитр, – проворчал в ответ Бьерн. Говорить ему было тяжело, вместе со словами с губ срывалось прерывистое дыхание. – Ты не за тем учился в Черном Доме, чтобы нести всякую чушь вроде сплетен потаскух из нижних кварталов. Это не твоя вина. Это вообще не чья-то вина. Так просто есть и все.

- Ну что, вы закончили концерт? – послышался из-за их спины хрипловатый и недовольный голос анатиай, и Дитр со скрипом сжал челюсти от поднявшейся внутри ярости. Она ведь ничего не понимала и никогда ничего не поймет. Она не знала, что такое – отсчитывать каждую секунду и наблюдать, как они все тают, проходят, чтобы никогда не вернуться. – Нам пора обратно в лагерь. Вряд ли ты дотащишь этого здоровяка сам, так что я перекинусь, а ты клади мне его на спину.