Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо". Страница 78

Несколько мгновений Тьярд молчал, крепко сжав зубы и зажмурив глаза так, словно изо всех сил сдерживался, чтобы не зарыдать. Ингвар отвел от него глаза, глядя, как со стороны лагеря вельдов к ним приближаются стражники верхом на лошадях. Видимо, увидели падение со стороны и спешат на помощь, чтобы лечить своего царя. Ничтожества.

Тьярд открыл глаза, и они у него были сухими, словно степь в середине лета.

- Я отказываюсь повиноваться твоему приказу, вельд Ингвар. И по праву крови бросаю тебе вызов на звание царя. Твое правление станет крахом для народа вельдов, и как только об армии Неназываемого узнает Совет Старейшин, ты будешь смещен и предан казни за предательство своего народа и игнорирование прямой угрозы существованию города-государства Эрнальд, – твердо и внятно произнес он.

Ингвар ощутил, как взорвался болью дикий глаз. Жжение в нем было таким сильным, что он зарычал сквозь стиснутые зубы. Сейчас казалось, словно тысячи макто вцепились пастями в его веко, стремясь открыть его, и вся воля Ингвара, вся, до самой последней капли, уходила на то, чтобы не дать им этого сделать. Отступила прочь боль в вывернутой ноге, боль, доходящая до него по связи от Ферхи. Ушло прочь все, кроме первозданной природной ярости, сметающей на своем пути все преграды.

Рука сама потянулась к поясу, но кинжала на нем не было: Ингвар не взял с собой из оружия ничего, кроме копья, а его выронил, когда падал на землю вместе с макто. Трясущимися от ненависти пальцами он сжал толстые кожаные крепления, оставшиеся на левой ноге, и напряг руки. Рана на груди вздулась и лопнула, как и та, что была на спине, и по черным татуировкам наездника побежала свежая алая кровь. А потом с громким щелчком лопнули и крепления. Ингвар оперся о снег и медленно встал в полный рост.

В голове не было ни одной мысли, только бесконечная, ничем не сдерживаемая ярость. В диком глазу пылало так, что полголовы объяло огнем, и сквозь зубы вырывалось рычание. Он сделал шаг к Тьярду, но тот не отступил. Только расправил плечи и вскинул голову, ожидая удара.

На один удар сердца Ингвар увидел вместо него в снегу совсем другого человека. Такого же упрямого, самодовольного и глупого, такого же красивого, сильного и вероломного. Он видел Родрега, его мощный подбородок и холодные глаза, его раздувающиеся от ярости жилы на шее, его ходящие ходуном плечи. Он любовался им в последний раз. Я убью тебя прямо сейчас собственными руками. Так повелел Орунг.

Расшвыривая во все стороны комья снега, подъехали всадники. Самый смелый из них еще издали крикнул:

- Царь Небо! С вами все в порядке?

Ингвар не ответил, не отрывая немигающего взгляда от Тьярда, который точно так же смотрел на него. А потом протянул руку стражнику и проговорил:

- Мой мех и меч.

Уже успевший оценить обстановку стражник спешился и поспешно передал царю Небо то, что тот просил. Холодная рукоять меча легла в руку, и Ингвар ощутил приятную родную тяжесть, сопровождающую его всю жизнь. Вот, для чего он родился, – чтобы сражаться и умирать каждый раз, как его рука отнимала жизнь того, кого он любил. Именно в эти моменты он чувствовал себя странно, остро, особенно живым.

- За тебя, Тьярд, – глухо произнес он. – Спи спокойно, мой мертвый сын.

Стражник вздрогнул, испуганно глядя на Тьярда. А Ингвар зубами вытащил пробку из меха и сделал несколько глубоких глотков. И красное вино текло по его подбородку, смешиваясь с кровью на его груди и приятно шипя. А потом вниз сорвалась одна единственная красная капля, которая медленно-медленно падала через вязкую вечность на белый снег.

Тьярд смотрел на своего отца и видел в его единственном открытом глазу свою собственную смерть. Зрачок Ингвара вновь сжался в крохотную росинку, которая дрожала в белом молоке глаза, будто умирающий мотылек. И Тьярд знал: сейчас отец допьет проклятое вино и зарежет его. Только вот страшно ему не было.

Невероятная тишь спустилась на Тьярда, объяла все его тело своим мягким прикосновением. Тускло светили звезды из далекой черноты, и месяц, балуясь, рассыпал по снегу щедрой рукой целые горсти искр. Ночь была холодна и прекрасна, как никогда. И ее олицетворением сейчас был грозный царь вельдов, покрытый своей и чужой кровью, обнаженный по пояс, стоящий в глубоком снегу с мечом в руке, который через несколько мгновений должен был вспороть грудь Тьярда. Только откуда-то Тьярд знал: этого не будет.

Он уже умер один раз, он прошел такой долгий, такой тяжелый путь не для того, чтобы пасть от руки собственного отца. Чьи-то теплые тяжелые ладони опустились на его плечи, и голос шепнул ему в ухо одно только слово: верь. В этом голосе было все: и небо, и луна, и звезды, и задумчиво спящая под снежным покрывалом степь, и золотые глаза макто, и теплые летние травы, и журчание Хлая, и смешной маленький Кирх, смущенно протягивающий Тьярду ладошку, на которой лежала вырезанная из дерева миниатюрная фигурка макто. Этот голос был и мужским, и женским, и детским, и шумом дождя, и грохотом войны, и теплым шуршанием прибоя. И Тьярд поверил.

А в следующий миг что-то случилось. Ингвар вдруг выронил мех, а следом за ним и меч, а зрачок в его глазу застыл на месте, перестав дрожать.

- Отец? – Тьярд непроизвольно сделал движение вперед.

Ингвар выглядел так, словно в следующий миг должен был повалиться на землю и умереть. Только случилось другое. Царь одеревенел всем телом, словно каждую мышцу под кожей свело в судороге, а потом, все также глядя на Тьярда, медленно открыл свой дикий глаз.

Кровь. Тьярд отшатнулся, ощутив мощную волну ненависти, ярости, безумия и боли, ударившую в него так, как несколько минут назад ударила земля, когда он упал на нее с высоты. Глаз царя был кровавым, алым, светящимся, бурлящим, словно грозовое небо. Зрачка в нем не было, только переливающаяся кровь под тонкой роговицей, зловеще поблескивающая в темноте.

- Твою ж!.. – успел выдохнуть стоящий рядом стражник.

А Тьярд все еще никак не мог понять, что произошло. Царь смотрел на него, через него, словно змея, гипнотизирующая жертву, только в его взгляде больше не было ничего, ни капли разума, ни проблеска сознания, ничего, за что можно было бы зацепиться.

В полной морозной тишине лежащий рядом с царем в снегу Ферхи вывернул голову и взглянул на вельдов. Оба его глаза были такими же кровавыми, как глаз царя, и Тьярд ощутил ледяную волну ужаса, пронзившего все его тело насквозь. А потом Ингвар и макто одновременно вскинули головы и закричали, и рев их был полон боли, гнева и желания убивать.

Рефреном позади раздался подобный же рев, и Тьярд непроизвольно обернулся. Издалека было видно плохо, но что-то происходило у темного квадрата посадочной полосы вдали от лагеря. Оттуда долетал точно такой же рев, который он слышал прямо сейчас. Словно все макто, все до единого, что были в лагере, одновременно потеряли разум.

Стражники попятились, трясущимися руками выхватывая оружие, и Ингвар повернулся, следя за движением, и одновременно с ним повернулся и Ферхи. Один из стражников наставил оружие на царя, и ятаган ходил в его руках так, словно сам он подпрыгивал на месте. Ингвар улыбнулся, и в следующий миг Ферхи змеей метнулся вперед и ударил.

Тьярд не ожидал от макто такой скорости и не успел уклониться. Крыло макто врезалось ему в бок, и он отлетел в сторону, нырнув головой в снег и больно ударившись об землю. Это растревожило его отбитые падением с высоты кости, и Тьярд не сдержал стона. Как только он все-таки смог выпутаться из сугроба и поднять голову, сердце ушло в пятки. Ферхи рвал на куски двоих стражников, прижимая их лапами к земле и зубами отрывая лохмотья плоти. Те вельды, что еще не успели спешиться, уже гнали своих лошадей к лагерю, отчаянно колотя их пятками по бокам. Только вот, все было зря.

Он мог лишь молча смотреть, как над лагерем поднимаются в воздух тысячи макто. Издали они походили на стаю птиц, снимающихся с места, только были гораздо страшнее птиц. Со стороны посадочной площадки долетал все растущий и растущий рев ярости и смерти, в который начали вплетаться и людские надтреснутые крики. Ночь превратилась в безумие, и причиной тому стал обезумевший царь.