Затерянные в солнце (СИ) - "ВолкСафо". Страница 87
- Я принимаю твое предложение и благодарю от имени всего моего народа, небесный змей, Сын Неба Тьярд, – низко поклонился Ведущий.
Потом он поднялся на ноги, и Кирх подался следом за ним, чтобы проводить его до выхода из шатра. Хан странно взглянул на него и негромко сказал:
- Если у тебя будет время и желание, я хотел бы разделить с тобой чай и беседу, Кирх.
- Я бы тоже этого хотел, Хан, – кивнул в ответ Кирх. Произнести слово «брат», язык не повернулся, но оно само так и просилось сорваться с губ. Вместо этого Кирх улыбнулся ему, и словно в зеркале в ответ увидел такую же улыбку.
Как только входной клапан палатки открылся, и Ведущий вышел на улицу, в шатер едва ли не ввинтился тот самый обожженный наездник, глядя на Кирха со смесью раздражения и страха.
- Могу ли я поговорить с Сыном Неба? – выпалил он, сразу же захлопнув рот, будто боялся, что за наглость его могут выставить вон.
- Да, – кивнул Кирх, пропуская его в шатер.
Он еще задержался возле входного клапана, глядя вслед уходящему Хану. Даже походка у его брата была похожа на его собственную. Иртан! Сколько всего странного случилось с нами за последние недели! Теперь оказывается, что у меня есть брат, и он – предводитель кортов. Я вижу волю твою, твою руку во всем. Дотронувшись кулаком до лба и слегка поклонившись низко висящему над краем степей солнечному диску, Кирх развернулся и шагнул в сторону своего стола, заваленного кипой бумаг. Эту работу за него никто не сделает, а Тьярду нужна помощь.
Солнце медленно ползло по горизонту, близилось время полудня, а очередь из просителей никак не уменьшалась. В спине ломило, крылья отяжелели и оттягивали плечи, но при этом Тьярд чувствовал себя как-то странно легко и непривычно мягко. В голове было пусто и спокойно, будто в пыльном котле, сердце гулко и мерно билось в груди, гоняя кровь по жилам. Он ничего не боялся больше, словно весь страх, который было отмерено ему богами испытать за всю его жизнь, Тьярд пережил вчера ночью.
Болело отбитое лицо и гематома на груди, ныли ребра, которые безжалостно крушил кулак его отца. Хотя нет, не отца. Его бил не Ингвар, а безумие, злая воля дикости, рок народа вельдов, словно последний оплот сопротивления, не желающего становиться прошлым. Вот только все уже изменилось, и обернуть время вспять было невозможно, как бы мир ни сопротивлялся, как бы ни хотел этого. И теперь Тьярд был точно уверен: у него все получится и на Совете. Бог был с ним, он чувствовал это вчера так остро и ярко, как сейчас – боль и нытье ран и ушибов, а это означало, что все получится.
Что-то переменилось в Тьярде. В самом начале сражения с отцом он был переполнен гневом и яростью, он мечтал победить, стремился как можно скорее закончить этот поединок. Но потом что-то изменилось. Тьярд понял, что отцом движет не его воля, а что-то темное и страшное, воспоминание о былом безумии, о временах мрака и ночи. А еще он понял, что это – уже побеждено, и оно лишь клацает зубами и скалится от злости, не желая угомониться в своей могиле. И как только к нему пришло это осознание, в груди развернулось солнце. Словно сильные и верные руки укрыли его в своих объятиях, и в них было так спокойно, так тепло, что даже боль от ударов тяжеленного кулака Ингвара стала чужой, не его, ненастоящей. А потом Тьярд, повинуясь чьей-то чистой и сильной воле, приказал своему отцу остановиться. И рука Ингвара замерла.
До сих пор вспоминая все это, Тьярд ощущал теплое одобрение и гранитную правильность своего поступка. Что-то невидимое поддерживало его под плечи, надежнее крыльев, надежнее всего на свете, и ему оставалось лишь безмолвно благодарить за это. Он знал, что Боги не оставят его, они и не оставили. И впредь не покинут, нужно лишь верить всем собой.
Он устало повел плечами, глядя на очередного вельда, неловко топчущегося у входа в шатер. Все они говорили ему примерно одно и то же: дескать, шатер их сгорел, а вместе с ним и имущество, пропало оружие, им нужна еда и кров, и желательно еще, чтобы Сын Неба сам пошел и разбудил их макто, а то им не на чем лететь в священный поход. Всех их Тьярд отсылал к старшим наездникам, которым еще ночью роздал указания по организации нового палаточного лагеря, раздаче еды и оружия. Вот только им, судя по всему, не хватало слова уполномоченных Тьярдом, и они все выстраивались в очередь к нему в шатер. И все требовали, только и делали, что требовали, ни один из них ничего дельного сам не предложил.
Тьярд устало отхлебнул холодного чая и кивнул просителю, рассеяно наблюдая, как он кланяется ему и заходит в шатер, согнувшись едва ли не до пола. Царевич подозревал, что на самом деле вельды всего лишь хотят посмотреть на него самого и его крылья, убедиться, что он и вправду Сын Неба, что он действительно замещает своего отца. Упрямые вельды не желали верить в это со слов других, им хотелось все увидеть собственными глазами. И с одной стороны это было даже хорошо: таким образом Тьярд завоевывал себе их уважение, но с другой всех их хотелось удавить, а сам он должен был быть свежим и спокойным, когда придет время Совета Старейшин.
Просителем оказался уже начавший седеть наездник с лицом, что дубленая кожа, и пронзительными голубыми глазами. Одежда его была вся в прорехах, а руки – в порезах и ожогах. Впрочем, так выглядели практически все вельды, которых он наблюдал со вчерашнего вечера. Вельд принялся бубнить слова приветствия, а Тьярд только сухо кивнул, пропуская все это мимо ушей.
- Сын Неба, мой шатер сгорел, а вместе с ним пропало и мое оружие… – заговорил наездник, и Тьярд вновь устало кивнул, переставая слушать. Этому нужно было то же самое, что и всем остальным, – то, что он им уже дал, только они хотело это снова, уже из его рук.
Впрочем, это ведь тоже была своеобразная игра. Седовласый наездник пришел сюда, чтобы поглазеть на крылатого вельда, а заодно проверить, правда ли он теперь стоит у власти. Для этого он смиренно выстоял очередь и теперь почти что притворялся, что не знает, что ему делать, хотя все инструкции уже получил от поверенных Тьярда. Вот только почему-то ему кажется, будто веское слово Сына Неба хоть как-то подтвердит то, что он сделал. А может, наездник просто хочет, чтобы Тьярд похвалил его или отметил. Впрочем, таким образом, он демонстрировал и лояльность власти Тьярда, а тот в свою очередь, делал вид, что для него это имеет хоть какое-то значение. Как, должно быть, отец ненавидел всю эту игру, подумал Тьярд, пристально разглядывая лицо наездника. Зачем вообще нужны все эти игры? Только для того, чтобы погладить свою ревнивую гордость? Жизнь гораздо проще, чем все это, а люди только и делают, что усложняют ее бессмысленной суетой, стремясь хоть как-то заполнить свою внутреннюю пустоту. И ведь я тоже когда-то был таким же…
- Сын Неба? – негромко спросил мужчина, низко опуская голову, и Тьярд понял, что уже давно молча и пристально смотрит на него, ни слова не говоря.
Несмотря на седину, годившийся ему в отцы наездник сжался перед ним, вжав голову в плечи и опустив глаза в ковер. Тьярд мысленно выругал себя за беспечность и то, что слишком отвлекся от беседы, целиком уйдя в свои мысли, а потом кивнул:
- Сотник Рудол и сотник Драго сейчас как раз занимаются раздачей одежды, еды и оружия в восточной части лагеря. Отправляйся туда и скажи, что ты от меня. Тебя пропустят без очереди и выдадут все необходимое.
- Благодарю тебя, Сын Неба! – человек склонился еще ниже, и в голосе его звучало облегчение.
Тьярд рассеяно взглянул в сторону, туда, где за столом, заваленным кипами бумаг, сидел Кирх. Сын Хранителя выглядел изможденным до предела, но продолжал держаться и помогать Тьярду. Сейчас он выразительно указал глазами на поднявшееся по небу солнце, и Тьярд устало кивнул в ответ. Действительно, настало время полудня, пора было готовиться к Совету Старейшин.
Правильно истолковав его кивок, Кирх поднялся и зашагал навстречу уже входившему под своды шатра просителю, подняв руки и отрицательно качая головой. Тьярд отвернулся, чувствуя усталость, пустоту и равнодушие. Сейчас он примет последний бой, сейчас состоится Совет Старейшин, на котором все и решится. И тогда будет уже неважно, сколько простых наездников поддержит его, а сколько – выступит против.