Год багульника. Летняя луна - Коруна Джен. Страница 2

Ее синие глаза блестели, тонкие пальцы сжимались на платье Хеги, но сильфа снова покачала головой.

— Я лишь воспитываю детей — дела Великой битвы меня не касаются. Нельзя использовать силы деревьев жизни для того, чтобы развязать войну, какой бы справедливой она ни была. Прости, Моави, но я ничем не могу тебе помочь…

Эльфа со вздохом отпустила ее и снова встала рядом. Некоторое время они молча смотрели, как сушится сок сикоморы, затем Моав попрощалась и тихо покинула храм.

***

Отказ Хранительницы сильно удручил эльфу — она вернулась к себе в комнату опечаленная и уставшая. Хотя последнему могло быть и более простое объяснение — как-никак, она еще не совсем оправилась от ран. С расстроенным видом она опустилась на маленький стульчик у кровати. Неожиданно со стороны двери раздался шорох. Моав обернулась — в дверном проеме, опершись о стебли лиан и глядя на нее дикими глазами, стоял Сигарт.

Она вскочила, инстинктивно отступила за маленький, стоящий посреди комнаты, столик; было видно, как под тонким платьем быстро-быстро бьется ее сердце… Не говоря ни слова, хэур отмерил шагами расстояние, которое их разделяло, и быстрым движением выбросив вперед руку, схватил ее за шею. Моав хрипло вдохнула, обеими руками вцепилась в его пальцы; синие глаза были полны животного ужаса. Сигарт приблизил свое лицо к лицу эльфы. Со стороны могло показаться, будто он просто разговаривает с ней, на самом же деле все было куда хуже.

— А вот теперь ты, наконец, расскажешь, зачем ты все это затеяла… — спокойно и жутко проговорил он. — Учти, что от твоих слов зависит то, останешься ли ты в живых или сегодня же отдашь свою бесценную душу. Я слушаю тебя.

Он говорил непривычно тихо и спокойно, и это спокойствие было спокойствием смерти, безжалостной и беспристрастной. Веллара снова захрипела, но не произнесла ни слова. Она не просила пощады, ничего! Остекленевшие глаза, не отрываясь, смотрели на хэура, по бледным губам поплыл мертвенно-синий оттенок. Сигарт начал терять терпение. Сощуренные глаза вспыхнули ровным оранжевым огнем.

— Думаешь, я пришел с тобой играться?.. — ледяным тоном спросил он, сжимая пальцы. — Ты ошиблась — на этот раз все будет иначе. Ты сейчас же расскажешь мне все — и про виверна, и про грозу, и про души. Ты ведь все знала, да?

Моав не отвечала, лишь белые пальцы сильнее вцепились в его руку. Широко раскрытые синие глаза продолжали смотреть на него, прозрачные и холодные, как два куска льда. Сигарт немного ослабил хватку — на случай, если она мешает эльфе говорить — но она лишь сипло втянула воздух. Его пальцы снова сжались на тонком горле. Он переменился в лице.

— Скажи, что ты не использовала меня! — выкрикнул вдруг он с каким-то невыносимым страданием. — Скажи, что ты была со мной просто так, и я оставлю тебя в живых! Ну не молчи же!

Однако все было напрасно: глаза эльфы подернулись предсмертным туманом, но посиневшие губы безмолвствовали, как и прежде. Сигарт в сердцах тряхнул эльфу за шею и отбросил от себя. Она бессильно упала на пол, и осталась лежать там, тяжело дыша. Дернув из перевязи нож, хэур с размаху бросил его…

Лезвие с глухим звуком вонзилось в толстый ствол лианы в стене. Бросок был такой силы, что оно вошло в дерево на половину своей длины. Моав резко вскрикнула — это было первое, что Сигарт услышал от нее. Прошло некоторое время. Сигарт стоял, не шевелясь, посреди комнаты; Моав, скрутившись, шумно дышала на полу. Наконец, он быстро подошел к ней, присел рядом и силой поднял за плечи с пола. Взглянув в лицо эльфы, он вздрогнул — он не узнавал ее! Огромные глаза все так же смотрели прямо перед собой, губы стали бордовыми и дрожали — казалось, она даже не понимает, кто перед ней. Взяв ее пальцами за подбородок, Сигарт быстро поднял ей голову.

— Дай, посмотрю…

По тонкой шее чудовищным ожерельем тянулись багровые кровоподтеки.

— Голова сильно кружится? — изменившимся голосом спросил он.

Губы эльфы зашевелились. Остановив, наконец, взгляд на хэуре, она прошептала страшным, помертвевшим голосом:

— Убей… Убей меня и больше не спрашивай ни о чем!

Это прозвучало настолько жутко, что Сигарт невольно содрогнулся. Точно очнувшись, он поспешно поднял эльфу с пола и на руках отнес на кровать.

— Вот, полежи, сейчас тебе станет легче, — растеряно говорил он. — Я сейчас принесу мокрое полотенце, приложишь…

Он поднялся, чтобы уйти, но Моав схватила его за руку.

— Не надо… ничего не надо, — хрипло проговорила она. — Сядь рядом со мной…

Он снова опустился на колени подле кровати и прерывающимся голосом заговорил:

— Тихо, тихо, Кузнечик! Все в порядке…

Эльфа затихла. Несколько мгновений оба молчали. Наконец, Сигарт поднял глаза на нее.

— Как же мы теперь будем жить? — растеряно спросил он.

Она покачала головой — медленно и задеревенело, точно кукла.

— Не знаю, — чуть слышно ответила она, и еще тише добавила, — прости меня…

Сигарт крепко обнял ее бедра обеими руками и прижался к ним головой.

— Если бы ты знала, Кузнечик, как я по тебе соскучился!

Напряжение, мгновение назад дрожавшее в воздухе, лопнуло, точно перетянутая струна. Приподнявшись на постели, эльфа осторожно коснулась пальцами серых волос хэура, отвела непокорные пряди с крутого лба.

— Я тоже по тебе соскучилась, — тихо, неожиданно светло произнесла она, — меня целых восемь дней никто не называл Кузнечиком…

Она постепенно приходила в себя, ее глаза оживали, с губ сходил синюшный оттенок. Хэур спохватился.

— А как твои раны?

Моав попыталась улыбнуться.

— Все хорошо, Хранительница заботится обо мне. Скоро мы сможем идти дальше.

— Я не хочу больше никуда идти! — вырвалось у Сигарта. — Я ничего больше не хочу! У меня было одно желание, но ты отняла его у меня: теперь я хочу только, чтобы ты была счастлива и все. В последнее время мне все чаще кажется, что для этого мне достаточно просто умереть..

Эльфа прижала ладонями его большую лохматую голову к своему животу.

— Не говори так! — испуганно прошептала она. — Не надо! Давай просто жить дальше, и пусть Эллар ведет нас. Она соединила наши сердца, так пусть же она и подскажет нам, что делать.

Не поднимая лица, хэур кивнул в знак согласия.

***

Следующие два дня прошли для Сигарта, как в тумане. Он постоянно перебирал в памяти слова Моав, вспоминая даже незначительные фразы — некоторые из них обрели особый смысл, ставший понятым для него лишь сейчас. Молнией сверкнуло в его мозгу воспоминание о сражении с сулунгами. Ведь убей он тогда Моав, ее душа бы навсегда погибла. Он даже содрогнулся — так страшно звучало это слово. Навсегда! И эльфа прекрасно знала об этом. Но что могло толкнуть ее на такой безумный поступок?! Ее, старшую веллару Рас-Сильвана! И еще — почему она, зная своего авлахара, до сих пор не забрала его душу? — Ведь она могла сделать это в любой момент. Если же он нужен был ей живым, то для чего? Загадки сыпались на Сигарта со всех сторон… Однако на один из своих вопросов он все-таки получил ответ — теперь он, наконец, понял причину своей привязанности к Моав. Его чувство было не чем иным, как единством душ, по прихоти Эллар обернувшимся не враждой, а страстной любовью. Иначе быть не могло. Окольными путями ее свет все-таки проник в сердце хэура, и вот теперь, лишенное привычной защиты, оно вздрагивало от каждого взгляда Моав, каждой мысли о ней. Приливы нежности сменялись в нем приступами отчаянья и даже гнева, его бешеный стук спутывал мысли, лишая ум привычной ясности, а слова маленькой эльфы застревали в нем, как мухи в смоле.

Сигарту становилось безмерно странно от этого всего, он казался себе расшатанным, точно покосившийся дом, который вот-вот рухнет. Его чувства, мысли — все разваливалось. Никогда в жизни он еще не испытывал того, что испытывал сейчас, и это вызывало у него ощущение непреходящей тревоги. Тревоги и боли — той самой, что преследовала его с ночи, проведенной в пещере; гнездясь в его сердце, она постепенно усиливалась, ноя, точно не до конца зажившая рана. Но все это было ничто по сравнению с тем ощущением счастья, которое он испытывал при виде Моав. Ее голос, взгляд, ее чудный запах — все это повергало Сигарта в непреодолимое умиление. К счастью, она была почти здорова, а это значило, что они скоро снова смогут двинуться в путь. А пока ее раны еще не совсем затянулись, Сигарт старался побольше находиться рядом с ней и поменьше общаться со всеми остальными. Единственным, с кем он хотел поговорить, была Хега — он чувствовал, что она может пролить свет на многие неясные для него вещи. Несколько раз он специально приходил в храм, но, как назло, никак не мог застать ее. Наконец, ему все-таки удалось встретиться с Хранительницей на обратном пути с поляны элефт. Завидев, как она идет по лесу, он быстро подошел к ней.