Гнев дракона. Эльфийка-воительница - Хеннен Бернхард. Страница 19

— Я… — Она колебалась.

— Он не заметит этого. Иди.

Она провела рукой по его заскорузлым густым волосам. Коснулась кончиками пальцев морщин, оставленных на его лице тревогами. На ее указательном пальце осталась одна слезинка. Она была теплой. Шарф в руках охотника был из тонкого сукна. Его же собственная одежда была штопанной и изношенной. Сапоги держались на заплатах и кожаных ремнях.

— В погоне за леопардом он позабыл обо всем на свете. Мог думать только о дорогой шкуре и о том, что подарит своим дочерям. Старшей полюбилось ожерелье из красных кораллов, которое видела у бродячего торговца. Он посмеялся над ее страстью к ненужным безделушкам, но втайне решил подарить ей такое ожерелье на Новый год. Поднимаясь все выше и выше в горы, он думал о красных кораллах, устремив взгляд на след леопарда. Он не заметил, что стало слишком жарко для весеннего дня. Только уже когда услышал лавину. Весь склон, на котором мы стоим, пришел в движение. Того места у реки, где хотела остановиться его старшая, лавина не достигла.

Он искал их более четырнадцати дней. Но ничего не смог найти. Ни обрывков юрты. Ни детали упряжи. Сотни ям вырыл он в снегу. Иногда ему казалось, что он слышит, как его дочери перешептываются между собой. Он приходит сюда при любой возможности. В надежде, что его дети еще живы. Где-то здесь, под снегом и льдом. И он думает, что им страшно холодно, потому что в тот теплый день они не надели плотные куртки. Меняя шкуры, он берет ровно столько соли и пшена, сколько нужно ему для жизни. Все остальное он тратит на детскую одежду, которую приносит сюда.

Шайя глядела на развевающуюся на шестах одежду. На подбитые мехом варежки. Плотные сапоги, почти наполовину утонувшие в снегу. Длинные платья. Теплые куртки. Часто — пестрые и вышитые. Ее внимание привлекло что-то красное, похожее на свежую кровь. Это висело на самом длинном шесте. Она подошла ближе. Стряхнула снег. Это было ожерелье из кораллов. Девушка проглотила слюну. С трудом борясь с подступившим к горлу комком, поглядела на мужчину, стоявшего на коленях в снегу. Нос его был красно-синим от холода. Швы варежек наполовину расползлись. У него было худое, заросшее щетиной лицо, на котором больше не осталось места для улыбки.

— Как ему можно помочь?

— Никто не может ему помочь, Шайя. Даже я не могу вернуть ему то, что он потерял. У него есть прекрасные воспоминания. Иногда это все, что нам остается. Когда-то у тебя были варежки, подбитые мехом волчат. Он убил тех волчат.

Шайя вспомнила. По краю варежек были вышиты красные цветы. Она носила их три зимы, пока ее руки не стали безнадежно велики для них.

— Нам пора дальше, принцесса. Садись мне на спину.

Девушка бросила на охотника последний взгляд.

— Я украла у него одну из слезинок, пролитых над дочерьми, — негромко произнесла она.

— У него еще много слез, — ответил девантар. — Он не заметит, что одной из них нет.

Шайя села на волка верхом, но не поверила словам девантара. Он все еще был для нее непредсказуем. Ей снова вспомнились детские ощущения. То, что он был рядом, хотя она не видела его. Может быть, ей это не казалось? Как часто он сплетает это заклинание? Как часто растягивает время настолько сильно, что становится невидимым для человеческих глаз?

Они снова поднялись высоко в небо. На этот раз Белый волк повернул на юг. Они летели над одинокими горными пастбищами навстречу темным тучам. Вскоре их окружили застывшие в воздухе снежные хлопья. Тысячами иголочек впивались они ей в лицо, когда они неслись сквозь застывшую во времени метель.

Под ними простирались бесконечные леса. На широкой поляне, где горел небольшой костер, Белый волк спустился с неба. Вокруг костра сидели три старухи. На огне стоял маленький медный котел, в котором варился жидкий суп. Их лица были морщинистыми и изможденными, из-за чего глаза казались огромными.

— Что с ними?

— Их племя бросило их здесь. Одну луну тому назад вьючное животное с припасами на зиму оступилось на узкой горной тропе, упало в горный ручей, а затем его унесла вода. Теперь припасов на всех не хватает. Самые старые остались здесь, чтобы остальное племя могло спуститься с гор. Им не повезло еще осенью. Слишком рано пришла зима, завалив перевалы. И они не сумели спуститься из высокогорных лесов на свои обычные зимовки. У них с собой две большие юрты, и в принципе, у них достаточно припасов… — Он сделал небольшую паузу. Самая большая ирония в том, что у них достаточно меда, чтобы не умереть с голоду.

Шайя слушала его, глядя на отмеченные жизнью лица. У одной старухи были подернутые молочной пеленой глаза. У той, которая помешивала суп в котелке, не хватало двух пальцев. Эти трое не казались ожесточившимися или испуганными. Казалось, они не боятся смерти.

— Мед из горных лесов особенно ценен. За маленький кувшин они получают целый мешок риса. Если они будут есть мед, то не смогут обменять его на припасы на следующую зиму. Мед из горных лесов считается особенно целебным. Целители с Шелковой реки любят использовать его. Ты помнишь, как часто подслащивала пшенную кашу медом и как хотела получить от отца в награду за танец на барабане горшок меда?

— Которая из этих троих собрала мед? — бесцветным голосом поинтересовалась Шайя.

Голубые глаза волка притягивали взгляд, не отпускали.

— Слепая. Знаешь, каковы были ее последние слова, обращенные к сыну?

— Что она любит его?

Зрачки волка уменьшились до крохотных черных точек.

— Она объяснила ему, где они спрячут медный котел, чтобы племя могло найти его, когда вернутся в эту долину в конце лета. Котел очень ценен и может служить их племени еще много лет. Ты начинаешь понимать, зачем я все это тебе показываю?

Пристыженная Шайя опустила голову. Конечно же, она понимала. Она должна подчиниться. Должна принять тот факт, что ее жизнь на самом деле принадлежит не ей. Она знала об этом с детства. И, несмотря на это, не могла просто взять и подчиниться.

— Все в империи твоего отца связано с Кочующим двором. Отовсюду, во всевозможных формах стекается дань. Но твой отец и отдает тоже. Он — сердце империи. И, подобно сердцу, гонит кровь к самому отдаленному пальцу, позволяя империи жить. Вы — ты, Шайя, и твои братья и сестры, его дети, — вы и есть эта кровь. Люди, живущие в городах на Шелковой реке, часто смеются над ишкуцайя, считая варварами. Однако правда заключается в том, что мудрость и культура на Шелковой реке переживают небывалый расцвет с тех пор, как твой отец подчинил их себе и положил конец кровавой вражде между городами-государствами.

— Так что же я должна делать?

Белый волк негромко рыкнул.

— В глубине души ты знаешь это. Или мне показать тебе еще? Ты хочешь увидеть, как у Шелковой реки кастрируют восьмилетних мальчиков и вырезают им языки, чтобы из них получались идеальные слуги для дам при Кочующем дворе? Лишь один из четверых выживает и становится взрослым. И, конечно же, для этой процедуры отбирают только самых красивых и многообещающих мальчиков. Я не стану ничего тебе навязывать, Шайя. Сильные решения, выживающие в буре любых сомнений, нужно принимать из убеждения.

Она поглядела на трех старух, сидевших в снегу вокруг костерка и ждавших смерти из-за того, что мул оступился на тропе.

— Я знаю, что должна сделать, — негромко произнесла она, и из-за стоявшего в горле кома голос ее звучал хрипло. — Пожалуйста, отвези меня назад.

Взгляд паучихи

Нандалее окунула лицо в миску с холодной водой. Подержала голову под водой. Эта вонь. Просто невыносимо!

Вместе с госпожой Амаласвинтой она посетила пещеру Галара. На этот раз кузнец был приветливее. Он даже узнал ее. Совершенно добровольно сознался в том, что убил белого дракона. Равно как и его товарищ, Нир, которого они навестили тоже. Вероятно, Галар был так разговорчив именно потому, что знал, насколько сильно его гости страдают от жутчайшей вони. В его пещере лежали груды этого отвратительного сыра. Нандалее понятия не имела, как этот парень может находиться в этой вонючей и грязной дыре. Через некоторое время Амаласвинта настояла на том, чтобы уйти, и Нандалее с благодарностью согласилась. Амаласвинта все время держала под носом надушенный платок, но, похоже, даже это ей не сильно помогло.