Живая статуя (СИ) - Якобсон Наталья Альбертовна. Страница 39

Очевидно, лицо его выдавало предсказанный испуг, потому что ворона удовлетворенно и еще более нагло, чем в первый раз, каркнула.

— Еще не так испугаешься, если будешь общаться с нашим императором, — смог понять Марсель в ее карканье.

— Он спалит тебя в огне, как и твоих родителей, — каркнула черная летучая дрянь напоследок и быстро пролетела над головой Марселя, задев его крылом.

Воронье, притаившееся на самой высокой крыше, тоже нахально раскаркалось, будто высмеивая пугливого паренька. Самым обидным было то, что Марсель понимал, они хихикают над ним и отлично знают, что он воспринимает их язык, как родной. Птичий язык. Марселю и во сне такого бы не приснилось.

Даже во время обеда, когда сидел у окна харчевни, Марсель разбирал обрывки разговора в трелях птичек, подбирающих крошки во дворе.

Нести еду домой было бесполезно. Все равно духи прилетят ночью, и все растаскают, поэтому Марсель вернулся с пустыми руками. Возможно, это постоянное недосыпание сыграло с ним такую дурную шутку. Надо было бы заснуть и выспаться, а когда он проснется, то непрекращающиеся разговоры птиц станут для него прежним неразборчивым гомоном.

После работы и долгих прогулок Марсель засыпал очень быстро. Вот и сейчас стоило ему коснуться головой подушки, и он уснул, а когда проснулся, за окном была уже ночь, и слышался легкий шелест крыл.

— Эдвин! — Марсель надеялся, что он либо вот-вот появится, либо прилетит очень скоро, но Эдвин уже был здесь, и зеркало на столике отражало его безупречный профиль, фигурные очертания крыл и изящные тонкие пальцы, медленно перелистывающие альбом с набросками.

— Ты рисуешь все лучше, — небрежно заметил Эдвин, будто так и должно было быть. Это само собой разумеется, что Марсель становится еще более талантлив от общения с ангелом.

— Я рисую для тебя, — ответил художник так, будто одна эта фраза объяснила все.

— Ты чувствуешь себя одиноким? — вдруг спросил Эдвин.

К чему такой вопрос? Что такое одиночество, если ты каждую минуту своей жизни ждешь появления неземного, прекрасного и бесконечно любимого создания?

— Ты не должен спрашивать меня об этом, — только и смог прошептать Марсель.

— Не должен, — согласно кивнул Эдвин. — Но иногда мне кажется, что те чудесные создания, которых ты рисуешь, это твои единственные друзья, и мне нестерпимо хочется, чтобы ты занял достойное тебя место в их обществе.

— Не говори так, Эдвин. Я их недостоин.

— Еще, как достоин, — вполне серьезно заявил Эдвин и неуловимо быстро очутился возле Марселя, присел на стул, который сам собой пододвинулся к кровати, будто мог двигать гнутыми ножками, как живое существо лапками.

— Ты ведь хочешь попасть к ним?

— Не знаю, Эдвин, — Марсель сел в кровати, поправил кафтан и с преувеличенным внимание начал рассматривать ногти, лишь бы только не встречаться с ослепительным сиянием голубых глаз, которые заглядывали ему в душу и могли прочесть каждую его мысль.

— Ты хочешь чего-нибудь вообще? Хочешь оказаться в изысканной компании, там, где тебя поймут и оценят?

Как заманчиво звучали эти слова. Только их было достаточно, чтобы испытать счастье. Но вот только как признаться Эдвину, что, кроме него, никакое другое общество не может стать для Марселя изысканным или соблазнительным.

— Я не привык к шумной компании, — только и вымолвил Марсель.

— А к чему ты привык? Был у тебя кто-то, кроме приятелей, сбежавших от тебя при первых слухах об опасности?

— Были родители, братья и сестры, — Марсель поежился, вспоминая ту страшную ночь и огонь. — Еще была двоюродная родня. Все они жили в деревне, из которой я уехал, как только смог.

— Ты чего-то не договариваешь, — холодные тонкие пальцы Эдвина подняли за подбородок его лицо, сияющие и таинственные голубые глаза встретились с открытыми фиалковыми.

— Скажи, что тебя мучает, — настаивал Эдвин.

— Огонь! — признался Марсель, этим одним словом можно было описать все. — Ночь огня — это весь мой страх. Я приехал навестить своих родных, а увидел только огромную огненную волну, накрывшую все селение. Все, кого я любил, погибли в том пожаре. Ты представляешь, Эдвин, они сгорели заживо.

Эдвин кивнул и почему-то потупился.

— Многие сгорают в огне, — тихо и чуть печально произнес он. — Я прихожу за их душами, но не знаю их имен.

— А ты знаешь, правдивы ли слухи о дьяволе, который поджигает целые города. Есть ли на самом деле тот огнедышащий золотой дракон, которого поминает молва каждый раз, когда где-нибудь происходит пожар.

— Но каждый ли пожар произошел по его вине? — Эдвин сжал пальцы в кулаки так, будто разозлился. — Люди поминают нечисть каждый раз, когда что-то идет не так, но это еще не значит, что в чем-то виноваты слуги царицы, а не их собственная нерадивость.

— Значит, дракон существует? — перебил Марсель.

— А ты хочешь его увидеть? Или ему отомстить?

— Эдвин, я только спросил…Извини, — услышав в голосе друга гневную ноту, Марсель ощутил себя виноватым. Нельзя же болтать так много лишнего и раздражать собеседника. Наверное, Эдвин не имеет права открыть ему правды.

— И, тем не менее, я все тебе скажу, — Эдвин прочел его мысли и чуть заметно улыбнулся. — Он существует, и он очень опасен. Он близко, гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь, потому что твой талант горит, как звезда, и пленяет его, как и всех сверхъестественных созданий. Только благодаря своей одаренности, ты жив до сих пор, а не лежишь в пепле, как твои предки и сородичи.

— А этот дракон, он действительно золотой, как и говорят? — Марсель стеснялся приставать с расспросами, но удержаться не мог.

— Золотой, как те крылья, которые ты рисовал уже не раз, — подтвердил Эдвин.

— Я боюсь нарисовать что-то, что придется тебе не по вкусу.

— Но то, что ты уже для меня сотворил, было сделано прекрасно.

— А если бы я передал на холсте что-то такое же страшное, как тот ночной пожар, который я случайно увидел.

— Тебе бы и это удалось замечательно, — ответил Эдвин и почему-то задумался.

— Мне не хотелось бы работать во вред…Та ночь была ужасной. Если бы ты только видел…

— Я видел многое и похуже, — уверенно возразил Эдвин, хотя Марселю было сложно себе такое представить.

— Да, наверное, — все-таки кивнул он и только сейчас ощутил, как же все-таки комфортно становится в мансарде, если рядом есть друг, но нет демонических существ.

— А ты мог бы нарисовать дракона? — вдруг спросил Эдвин.

— Я мог бы постараться, — пальцы Марселя взволнованно сжались, будто в поисках кисти.

— И ты не боишься, что дракон накажет тебя за излишнюю вольность? — с чуть озорной усмешкой поинтересовался Эдвин.

— Но ведь ты меня защитишь? — Марсель доверчиво посмотрел на друга, улыбнулся, ожидая ответной улыбки, но Эдвин был печален.

— Не сомневайся, — после минутного молчания ответил он. — За тебя я готов бороться со всеми демонами. Даже если мне придется защитить тебя от себя самого, будь уверен, я найду способ это сделать.

Возможно, Марселю только показалось, что пальцы Эдвина, сжавшиеся в кулак, удлинились, а ногти, вонзившиеся в ладонь, стали золотыми когтями. Все это лишь фантазия или игра света и тени.

— Я чувствую, что могу погибнуть, сгореть в огне, который сам же призываю, рисуя эти картины, — чистосердечно признался Марсель, ведь Эдвину он мог сказать обо всем и не бояться, что не встретит понимания.

— Даже если ты погибнешь, память о тебе и о твоем таланте проживет со мной до конца вечности, — тихо ответил Эдвин.

Марсель ощутил дуновение от взмаха крыльев на своем лице, а потом легкое прикосновение ледяных губ к своему лбу, чудесный, почти неощутимый поцелуй ангела-хранителя. Эдвин, как будто, давал свое благословение и на труд Марселя, и на его гибель.

— Вечность ничто перед любовью, — сам не зная для чего, заметил Марсель.

— И в этом ты прав, — кивнул Эдвин.

Он подошел к окну, и его крылья вспыхнули золотой каймой на фоне тьмы.