Живая статуя (СИ) - Якобсон Наталья Альбертовна. Страница 47

— Вы сошли с ума, — я вспомнил огненное дыхание Эдвина, его пронзающий взгляд, железную волю, пламя в его крови. Я боялся этого пламени, не имел ни малейшего желания играть с обжигающим огнем.

— Давай устроим огненную ночь, — предложил мой наставник, указывая широким взмахом руки на город, простертый за окном. — Давай, сожжем дракона в таком же аутодафе, в каком он сжигал тех, кого ненавидел.

— Вы предлагаете устроить пожар в Виньене? Но ведь его, дракона, здесь нет.

— Он здесь! Зажги факел, и мы найдем его, превратим его прекрасное нетленное тело в пепел еще до пробуждения.

— Но ведь это же трусливо, — возразил я, все, что говорил и предлагал собеседник, казалось мне полной бессмыслицей.

— Трусливо? А разве у тебя достанет могущества, чтобы сражаться с драконом один на один, без всяких колдовских или просто подлых уловок? Надо действовать в соответствии с собственными силами.

Такая мораль не казалась мне правильной. Конечно, слова в чем-то были правдивыми. У меня не хватало сил, чтобы побороть врага в поединке. Он был неоспоримо сильнее и опытнее, чем я, но разве это повод, чтобы идти на такую низкую подлость, как предлагал наставник.

Я сокрушенно покачал головой и откинулся назад на подушки.

— Никуда я не пойду, — упрямо возразил я. — А если вы надумаете устроить ночной пожар, то клянусь, я буду кричать так, что созову весь городской караул за считанные минуты.

— Глупый, дерзкий мальчишка! — обожженная сильная рука крепко вцепилась мне в запястье. — Подумать только, после всех этих лет найти еще одного такого же упрямого глупца, как тот, другой, падший принц. Ты всего лишь граф, но тупости в тебе ничуть не меньше.

Он яростно дернул меня из постели, так, что я вынужден был подняться на ноги. Спросонок я с трудом соображал, о чем он говорит и что делает, и упал бы, если б высокий, мощный захватчик не держал меня крепко и безжалостно, как какой-нибудь пригодный только для выброса груз.

— Пойдем! — скомандовал он. — Виньена все еще ждет того крушения, которое готовили ей члены одного тайного общества много лет назад. Тебе суждено довершить начатое ими.

— Суждено? — скептически перепросил я. — Вы считаете, что от вашей прихоти зависит вся моя судьба.

В ответ он только с силой встряхнул меня, как обычно делают с пьяным или запамятовавшим сумасбродом, чтобы привести его в чувство.

— Свечи в поместье де Вильеров все еще горят, — прошептал он мне в самое ухо. — Они бы потухли, если б ты сам не избрал путь колдовства. Не погаснут они, не погаснет и твое наследственное проклятие, теперь уже поздно сетовать на судьбу или искать обратный путь, его нет, тебе самому не найти правильную дорогу, ты должен делать так, как говорю я.

— Не должен, — попытался возразить я, но безжалостная хватка стала лишь сильнее.

— Идем, ты сам будешь благодарить меня и уважать, когда я помогу тебе расправиться с драконом. Ты станешь моим учеником, таким прилежным и успевающим, каким не смог стать тот, другой.

— Какой «другой»? — я так и не мог понять, о ком он говорит, кого, безвозвратно утерянного и безымянного, он настойчиво обозначает словом «другой».

— Вы боитесь произнести его имя? — с вызовом прошептал я.

— Имя ему — зло, — яростно прошипел он в ответ. — Зло, с которым мы расправимся вместе, а потом устроим незабываемое пиршество на пепелищах Виньены, и все осиротевшие духи и демоны вынуждены будут примчаться к нам и отдать нам венец своего погибшего господина.

То, что он говорил, казалось мне полным безумием, бредом какого-то умалишенного, которому вздумалось устроить грандиозный костер, сжечь в нем всех, кто окажется рядом, и в итоге броситься туда самим.

— Я не могу вас понять, — сказал я первое, что пришло на ум только, чтобы оттянуть время и придумать путь к отступлению.

— Тебе и не нужно ничего понимать, — сердито буркнул он в ответ. — Поверишь во все, о чем я говорю, когда сам увидишь. А будет это уже скоро. Наша победа не за горами.

— Ваша победа, — резонно поправил я. — Только вот, кого вы хотите победить, дракона, или того, другого…

Я сделал ударение на последних словах, стараясь подчеркнуть, что у этого таинственного лица нет ни имени, которое можно произнести, и, возможно, вообще нет материальной оболочки. Возможно, он давно уже убит и стал всего частью тайн, затерянных во времени.

— Ты близок к истине, — далеко не радостно прошипел тот, кто, наверное, читал все мои мысли. — Он стал другим, не таким, как был. Ты даже представить себе не можешь, насколько он переменился, даже упрямства в нем заметно прибавилось с ходом времени, но тебе и не нужно знать слишком много. Главное, у тебя есть я, твой вечный наставник, я укажу тебе, куда идти и как нужно поступить.

— Значит, мне самому вообще не нужно думать? — с сарказмом спросил я.

— Думай поменьше. Когда человека начинают тревожить дурные мысли, лучше поскорее забыть о них и следовать советам кого-то более умного, чем ты сам, — с поразительным хладнокровием заявил он, будто я был всего лишь щенком, который должен сидеть на поводке и не убегать, чтобы его не растерзали другие, крупные псы.

— Я так не считаю, — все-таки возразил я на все заявления наставника.

— Еще бы! Если бы ты считал по-другому и был более решительным, то давно бы уже расправился с драконом и заслужил награду.

— Какую награду!? — я вспомнил прекрасную, златокудрую голову Эдвина, представил ее в своих руках, почти ощутил, как кровь, падающая с обрубка шеи, жжет мне пальцы, как меч, облитый ею, воспламеняется, как трепещут умирающие крылья на обезглавленном теле. Разве смерть такого красивого, хоть и злобного создания отрада? Разве истекающая огненной кровью, как божественными слезами, голова золотоволосого ангела это приз для того, кто лишил крылатое существо жизни?

— Тебе жаль его? Этого и следовало ожидать, — снова пробормотал хриплый бас у моего уха. — Этот лицемер соблазнял и не таких стойких бойцов, как ты. Обольщение — это излюбленное оружие демона. Дракон овладел им в совершенстве.

Я не обращал внимания на подталкивающие к новой войне слова. Провокация в данном случае не имела значения. Я даже не знал, что за чувства овладели мной. Мне вовсе не было жаль Эдвина или его необычайной сияющей красоты, сгубившей стольких людей. Просто я понял, что когда умрет он, безвозвратно будет утеряно все, что удерживало меня в этой жизни. Мир опустеет. Краски станут тусклыми, а окружающее безжизненным. Если я убью Эдвина, то вынужден буду и сам броситься на тот же меч, которым обезглавлю его. Другого пути быть не может. Наши жизни протекали вместе, и наши смерти будут едины. Эдвин будет отомщен в день своей смерти. Рука, убившая его, либо будет отсечена мною же, либо вонзит лезвие в мое же сердце. Вот она кульминация мести за смерть волшебного существа. Разве нет чего-то необычайного в том, что сам убийца мстит себе за смерть убитого. Это все чары Эдвина, они убивали меня. Любой, кто пленился им, вынужден был страдать. Возможно, даже мертвый Эдвин был бы достаточно силен, чтобы толкнуть меня на страшный необратимый поступок.

— Что ж, в ад мы отправимся рука об руку, — прошептал я, даже не задумываясь о том, что стоящий рядом тоже меня слышит.

Он что-то фыркнул себе под нос и загадочно возразил:

— Ошибаешься. Принц был праведником, на небесах таких любят. Может быть, этот мученик, действительно, станет архангелом, а вот дракон отправится прямиком в ад, и ты последуешь за ним.

— Что? — я подозрительно сощурился. — О чем вы говорите?

— А на что ты еще мог рассчитывать. В отличие от него, ты не ангел. Ступив на путь колдовства, ты сам заложил собственную душу. Каждый чародей осужден на адское пламя. Можешь каяться, молиться или снова грешить, Батист, все равно твое будущее уже предопределено.

— Вы специально завлекли меня на этот путь, — обвинил я.

— И ты охотно поддался, как и все твои предки, как твоя сестра. Поздно поворачивать обратно, никто не заставлял тебя принимать наследство, ты согласился сам.