Живая статуя (СИ) - Якобсон Наталья Альбертовна. Страница 60

— Спроси у него сам!

— Спросил бы, если б мог рассчитывать на честность, — в отчаянии я сжал руку в кулак, так что затрещали костяшки пальцем. О чем я думал в этот момент? О том, что если у дракона и есть уязвимое место, то мне он в этом не признается. И никому, кроме меня, тоже. Да, даже если б он и захотел поделиться с кем-то своими секретами, то я уж точно был бы самым последним кандидатом на роль доверенного лица. Эдвин, наверняка, всего лишь пошутил, когда сказал, что хотел бы, разнообразия ради, найти во мне незаменимого собеседника. Кому, как ни ему, дано так жестоко и правдоподобно шутить. Ведь я чуть было ему не поверил, чуть было не поддался на его манящее, отточенное за века и неподражаемое умение обольщать. О, да, в своем обольщение он еще более всемогущ, чем в своей физической или колдовской силе.

Когда карета резко снизила скорость, я даже не обратил внимания на протестующее восклицание Жервеза. Я думал об Эдвине, и окружающий мир начал утрачивать свои очертания. Я снова видел златокудрого юношу стоящего у окна, рядом с обезглавленным трупом Даниэллы, и статный бледный незнакомец уже не казался мне чужим. Напротив, он стал неотъемлемой частью и поместья де Вильеров, и всей моей жизни. Я видел, как непокорный золотой локон ложится на его гладкий лоб, как бескровные, удивительно красивых очертаний губы силятся что-то произнести, как мерцает его кожа во тьме, и он сам напоминал мне один из портретов моих предков в фамильной галерее. Тот портрет, который я могу искать, хоть целую вечность, но никогда не найду, потому что в нашем поместье его нет. Внезапное осознание того, что эта картина должна где-то быть, пришло ко мне и заняло все мысли. Я не слышал ни храпа лошадей, ни свист кнута, ни взволнованное предостережение кучера и уж тем более не обратил внимания на какие-то чавкающие и хлопающие звуки, словно целая армия ползающих и летающих созданий вынырнула из лесной чащи, чтобы преградить нам путь.

— Пойди, посмотри, что там случилось, — Жервез дернул меня за рукав, осторожно и брезгливо, будто боялся обжечься.

Похоже, после стольких неудач и тревог он даже меня готов был принять за огнедышащее существо. Ну вот, хоть в чем-то я уподобился Эдвину. Меня тоже боятся, как огня. Точнее, один несчастный, полоумный парнишка боится прикоснуться к моей одежде или коже, потому что думает, что та жжется, как раскаленная сковорода.

— Сам посмотри, — грубо шикнул я на него.

— Так нечестно, Батист, — Жервез, наверное, впервые за долгий срок назвал меня моим собственным именем, а не какой-нибудь обидной кличкой колдуна, и это уже было заискиванием. — Я ведь смотрел, что с экипажем, помнишь, когда мы застряли на дороге, а теперь твоя очередь.

— Ты боишься? — напрямую спросил я. — Или тебе лень?

— Ничуть, просто я решил, что никогда не стоит взваливать на себя чужие обязанности, особенно если нельзя рассчитывать даже на спасибо, — он сделал вид, что совсем не обиделся, и все-таки мои замечания его задели. Ни трусом, ни лентяем сам он себя не считал и, конечно же, не хотел, чтобы у других был повод так его называть. Но из кареты выйти впереди меня он все же боялся. Не мог преодолеть страх. Особенно после того, как что-то с силой коснулось стекла, то ли крыло летучей мыши, то ли чьи-то пальцы. Кто-то прошел или пролетел прямо под окном экипажа и, возможно, уже успел заметить нас. К какофонии звуков снаружи теперь прибавилось еще и мерзкое хихиканье. Жервез тоже его услышал и непривычно робко сжался на сидении.

Что-то во всем этом оказалось не только непривычным, но и странным, будто события повторяются. Я на миг задумался и вспомнил. Точно так же было и на постоялом дворе, куда я приехал уже после, а не до ночного нашествия. Теперь положение изменилось. Я, как будто, оказался на месте тех, кого там уже не застал. Теперь я знал, что произошло с ними, какой страх чувствовали они, когда подверглись неожиданному, нечеловеческому нападению. Тот же страх мог испытать бы и я, если бы не успел уже пообщаться с нечистью.

Душераздирающий крик прорезал ночь и оборвался, словно кричавшему быстро свернули шею или просто зажали рот. На второе вряд ли можно было рассчитывать. Те, кто приходил с темной стороны, на пощаду не были способны.

— Наверное, наш кучер, — неуверенно пробормотал я. Разбуженные и тут же забеспокоившиеся, незнакомые пассажиры меня не поняли, но Жервез понял и настойчиво пробормотал:

— Ну, иди же, иди…

Я не нуждался в том, чтобы он меня подгонял. Чьи-то когти уже царапнули ручку дверцы с противоположной стороны, и я решил, что лучше выйду сам и попытаюсь что-либо предпринять прежде, чем кто-то ворвется к нам. Возможно, хоть раз колдовская книга окажется своевременно полезной. Сможет ли она защитить меня от них, если я прижму ее к груди, как щит, и прикажу им всем убираться с дороги, или же они только посмеются надо мной, над дерзким и самоуверенным, начинающим колдуном.

От чавканья, свиста и тихого шепота, доносящегося снаружи, можно было оцепенеть. Звуки, подобно морозу, заставляли сжаться и похолодеть. Я глубоко вдохнул, открыл дверцу и шагнул вниз, и тут же чьи-то тонкие, но сильные руки обхватили меня за пояс. Руки, в которых, как в змеиной коже, не было ни толики хоть какого-нибудь тепла.

— Здравствуй, новичок! — восторженно и зловеще шепнул мне в самое ухо чей-то знакомый, вечно смеющийся голос. — Как тебе наши развлечения?

Я глянул вперед и ощутил, как к горлу подступает тошнота. Если бы желудок не был с утра пустым, то тотчас бы опорожнился прямо на забрызганную отвратительной, коричневато-красной жижей дорогу. Во мгле, чуть рассеянной светом уже битого фонаря, проступали очертания каких-то неимоверно худых, продолговатых в росте тварей, которые с жадностью дрались за труп нашего кучера. Несколько не более привлекательных, но зато грациозных и крылатых созданий уже устремились к карете, но вместо того, чтобы открыть вторую дверцу, наверное, желая побольше запугать проезжих, стали царапать ногтями стекло. Какие-то маленькие, когтистые чудища, больше похожие на хищных зверьков, шастали у нас под ногами и, казалось, что вся земля вокруг усеяна ими, как копошащимся покровом. В жизни мне не доводилось видеть такое жуткое смешение самых разнообразных, страшных существ. Это был настоящий карнавал тьмы — шабаш, спектакль ночи, неразбериха…я не мог подобрать точных слов.

— Это всего лишь малая часть ее прислужников, — снова зашептал схвативший меня. — Их беспощадность больше не сдерживается его властью. Они изгнаны еще до его коронации. Они рады служить любительнице проделок и веселья, и они сейчас голодны почти так же, как я.

— Винсент! — я, наконец, узнал его по голосу, хотел обернуться, но худые сильные руки не пускали.

— Разве тебе не нравится наблюдать за этим со стороны, — я не видел лица Винсента, но понял, что он нахмурился. — Тогда, может, тебе гораздо больше понравиться оказаться в самом центре веселья, вон там, на клочке земли, ставшей пиршественным столом?

— Прекрати! — кто-то третий встал рядом с нами и попытался освободить меня из мертвой хватки Винсента. По светлой шевелюре и поношенной, но некогда элегантной одежде я узнал Лорана. Его лицо маячило где-то рядом в темноте, кожа светилась, а изящные, чуть менее сильные, чем у Винсента, руки тщетно пытались оттащить меня в сторону.

— И что ты сделаешь, чтобы заставить меня его отпустить? — вызывающе и все с той же насмешкой осведомился Винсент. Он, явно, издевался, был так уверен в своих силах, что не смущался ничем.

Если бы Лоран был человеком, то, несомненно, покраснел бы от такого нескрываемого пренебрежения.

— Отстаньте! — доносились до нас яростные выкрики Жервеза, которого двое крылатых, хихикающих созданий уже вытащили из экипажа. Он пытался сопротивляться, но руки ему заломили за спину. Бедняга так боялся попасть в ловушку демонов и вот очутился в их окружении.

— Прикажи отпустить моему слугу, — мне как-то удалось изловчиться, когда Винсент чуть ослабил хватку, и вырваться на волю. Я поспешно отскочил поближе к Лорану и прижал к груди сумку, которая, вроде бы, чуть-чуть нагрелась, но от чего?