Живая статуя (СИ) - Якобсон Наталья Альбертовна. Страница 8

Охота на медведя, западня, когти, оставляющие на гладком плече глубокий след, затем деревня и драконий огонь, внезапное спасение, вступление в общество колдунов и суд. Фрагменты чужой жизни мелькали передо мной так, будто искусная рука живописца изобразила их во фресках на стенах этой гробницы. В этих изображениях соблюдалась тщательная последовательность. Я мог бы увидеть все от начала до конца, но предпочитал не отвлекаться и все время быть настороже. Волки тоже неусыпно наблюдали за незваным гостем и даже пытались неотступно следовать за мной, правда, соблюдая при этом почтительную дистанцию. Я шел в круге света от масляной лампы в моих руках, а они прятались в тени, будто мгла придавала им силы. И все-таки соблазн был слишком велик. Я решил отвлечься всего на миг, чтобы увидеть хотя бы во фрагментах конец истории и ничего не увидел, потому что до конца еще было слишком далеко. Приговоренный не погиб и не собирался сдаваться в дальнейшем. Передо мной только промелькнули два последних фрагмента, как картинки в волшебном фонаре: заточение в склепе, который оказался полон волков и мраморная фигура.

Какая фигура? Я до сих пор ее не видел. Возможно, здесь ничего подобного уже давно нет. Стоит коснуться стен или просто оглядеться по сторонам, и передо мной в бешеном круговороте начнут мелькать образы из прошлого. То, что произошло здесь давным-давно, кружилось передо мной многоцветным калейдоскопом, и трудно было отличить одну историю от другой, отделить недавние события от тех, что канули в веках.

Огонек лампады подрагивал при каждом моем шаге, хотя я двигался плавно и абсолютно бесшумно. Обычная свеча в моих руках даже бы не шелохнулась, но, очевидно, в гробнице каждая мелочь была особенной, все, начиная с самих монолитных стен и заканчивая воском, из которого сделаны свечи. Фитили горели, но воск не таял. Масло в лампаде, казалось, вот-вот кончится, и, тем не менее, оно не сгорало, хоть и было налито лишь чуть-чуть на самом донышке. Медные края лампады приятно грели ладони, но не жглись. Я заметил, что канделябры вспыхивают по мере того, как я продвигаюсь вперед. Стоит мне только поравняться с не зажженными свечами, и они загораются, освещая мне дальнейший путь. Так все самые темные и дальние уголки склепа вскоре начали озаряться мелкими огоньками свечей.

Чем дальше, тем просторнее и прохладнее становилось вокруг. Потолок выгибался куполом и уходил куда-то ввысь. От ощущения необъятного простора вокруг в ушах начинало шуметь. В таких огромных помещениях человек может чувствовать себя всего лишь мельчайшей частицей вселенной, неспособной противиться высшим силам в подавляющих размерах гробнице. Другой от этого почувствовал бы себя неуютно, но я мог в любой миг стать драконом. Потолок высок, а зал необъятен, но для того, у кого есть мощные крылья, никакая высота не покажется опасной.

Полукругом расставленные светильники в конце зала тоже вспыхнули, озаряя ступени какого-то возвышения и трон. Откуда в склепе взяться трону? К тому же на нем кто-то сидел, какая-то белая изящная дама. Тонкие пальцы сжимали подлокотники из слоновой кости. Такие же белые, как и все тело, волосы струились по плечам. Кружева платья полностью закрывали ноги и даже краешки туфель. Трудно было поверить, что передо мной всего лишь изваяние. Возможно, только благодаря причудливой игре света и теней, оно казалось мне живым и знакомым.

Я вытянул вперед руку с лампадой. Блики легли на мраморное лицо. Все статуи смотрят на зрителя с таким умилением, а у этой на устах играла лукавая улыбка, а в уголках огромных пустых глаз, кажется, залегли живые и подвижные складки. Любой, увидевший эту статую, непременно бы решил, что она — работа великого мастера. Всякий, увидевший ее, не смог бы в нее не влюбиться, потому она и спрятана в склепе. Здесь она неживая королева среди всего неживого. Я бы сказал, что ей здесь самое место, если бы не узнал ее лицо и ту непередаваемую грацию, с которой могла позировать скульпторам и живописцам лишь одна девушка на земле. Возможно, кто-то из эльфов сделал ее, иначе кто бы еще смог с таким искусством выточить из мрамора черты Розы. Когда я вернусь в империю, придется устроить всем строгий допрос, может, кто-то проболтается и наведет меня на след.

А пока я рассматривал статую, и она казалась мне совершенной. Роза, как будто, снова была со мной. Лишь венец на мраморной головке портил все впечатление. Незнакомая корона на знакомом челе. Камни в ней мерцали и переливались, мелкие бриллианты, алмазы и даже один крупный рубин. Странно, вначале мне показалось, что корона не была настоящей, а так же, как и все изваяние, мраморной. Только моим охочим до забав подданным могло прийти на ум надевать настоящие драгоценности на мраморного идола.

Хоть красавица, что сидит передо мной на троне, и сделана из мрамора, но она копия той, кого я любил. Призрачный голубоватый свет озарил возвышение. Я обернулся на волков и заметил, что они попятились к выходу. Только глаза двух или трех зверей все еще сверкали в уголках, за тронных возвышением, но мне было все равно. Мне ли бояться их и всего того, что может еще обитать в этой гробнице.

— Ты неживая, но я отдам тебе почести, как если бы ты была живой, — едва слышным шепотом обратился я к статуе. Мои губы не шевелились, но голос звучал, и тишина приветствовала тихим смеющимся эхом любые раздавшиеся здесь звуки. Я откинул рукой длинные полы плаща и опустился перед статуей на колени. Уста непроизвольно продолжали шептать ей то ли хвалу, то ли оду, то ли молитву. Я молился королеве всех темных сил, чтобы она явилась передо мной. Та, кого я сам сделал королевой.

Я понимал, что статуя не оживет. Возможно, единственным по-настоящему живым, что было в этом помещении, окажется лампада, которую я поставил на пол рядом с возвышением. Огонь, который зажег я сам, был теплым и подвижным, а свечи полыхали каким-то тусклым, мерцающим, не колеблющимся пламенем.

— Смотрите, у нас гость! — вдруг произнес чей-то тонкий голосок, и волки тихо завыли, причем на такой странной ноте, что их вой казался одобрительным радостным хихиканьем. Может быть, эхо играло такие скверные шутки.

Вдруг мягко зашуршал атлас, и чей-то шлейф скользнул по ступеням.

— Ты пришел сюда, как освободитель или как карающий ангел? — спросил все тот же высокий красивый голос, который, казалось, вот-вот разобьется на звонкий хрустальный смех.

— А может, ты явился сюда, как палач?

Кто-то сильно ущипнул меня в плечо, но не для того, чтобы я обернулся. За моей спиной я бы все равно никого, кроме волков, не увидел. Меня заставляли поднять глаза, чтобы увидеть госпожу этого места. Она стояла передо мной, не статуя, а живая девушка. Я даже глянул на трон за ее спиной, чтобы убедиться, что там по-прежнему не сидит ее мраморная копия. Трон был пуст, а Роза стояла передо мной. Красивая и недосягаемая. Ее глаза смотрели на меня с искоркой веселья и легким сожалением. Локоны заколоты на затылке так, что видна хрупкая шея, словно вызов палачу. Эту шею я бы никогда не посмел перерубить.

— Ты хотел пробудить спящую красавицу или казнить нас всех? — спросила Роза. Она уже спустилась с возвышения и стояла возле меня. Длинный белый шлейф соскользнул с последней ступени и чуть не затушим лампаду.

— Зачем ты сбежала? — без упрека, только с недоумением осведомился я, даже не пытаясь расспросить ее о том, кого она имеет в виду под словом «нас», ведь, не считая волков, гробница пуста. Для меня уже не имело значения, что где-то поблизости может прятаться целая когорта ее слуг.

— Ты же знаешь, я бы никогда не причинил тебе вред, — шептал я, даже не пытаясь подняться с колен.

— Зато я смогла бы причинить зло тебе, — она коснулась моих локонов, убрала со лба непослушную золотистую прядь.

— Ты разозлил меня, помнишь? — осторожно напомнила она.

— Я хотел сделать, как лучше, — слишком слабое оправдание, которому не поверил я сам, но она кивнула, и корона на ее голове вспыхнула множеством сверкающих бликов. Драгоценные камни переливались, как радужные огоньки, а лицо было холодным, неподвижным, точеным, как у статуи и невыразимо прекрасным.