Мёртвые душат - Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич. Страница 7

– Нет, конечно. Потомком Первомертвеца стал единственно нынешний Владыка Смерти.

– Потомком ли? Или Владыка Смерти – и есть тот самый Первомертвец, существующий вечно?

– Не могу знать, мой господин… Цилиндиан о том не упоминал, да и комментаторы указаний не оставили. Вроде бы «мёртвое не даёт потомства, оно может лишь строить и сооружать», но при том «Шестая Тварь приумножилась в Подземельном мире» и «увеличилась она не в размере, но в числе»… Нет, никак не могу того знать, мой господин…

– Это простительно. А когда же пришли в мир живые люди – наши с вами непосредственные предки?

– Глава пятнадцатая: «Живых людей породило Седьмое Божество, самое младшее и неразумное. Увидев, что земной мир освободился, оно, движимое завистью к старшим братьям, поспешило его занять своим творением, а так как творить ещё толком и не умело, пришлось ему вдохнуть в это творение свою собственную жизнь. Не во власти Божества было эту жизнь подарить навсегда. Оно наделяло ею своё порождение лишь временно».

Говоря о живых людях, Чичеро уж точно не соблюдал седьмое правило некромантии «О бесстрастии»; в голосе его лёгкая ирония то и дело уступала место сильной ярости; не мог он удержаться и от злобной гримасы, да и от скрипа зубов. В эти моменты казалось, что упомянутый демон покидал место своего заточения и навещал тело посланника.

Некромейстер, реагируя на повышение тона открытием глаз, глядел на гневную мимику гостя с доброй улыбкой, освещавшей его сизое мёртвое лицо наподобие магического фонарика.

Главное о Чичеро он уже тонко выведал. При всей своей осведомлённости в некрософии, некроистории и даже некрологии, в практической некромантии его собеседник не разбирался совсем. И это – хорошо. Основанием для беспокойства стало бы как раз обратное: если бы выяснилось, что не инициированному кругом некромантов Чичеро от старого оригинала Гру известны по-настоящему секретные истины.

Прежде чем отпустить посланника Смерти, проникшийся к нему особым доверием Гны вдруг что-то вспомнил и – что дорогого стоит – попросил об одолжении:

– А скажите, Чичеро из Кройдона, собираетесь ли вы посетить доброго Фалька, предводителя гильдии бальзамировщиков?

– Да, я планировал это сделать, – признался Чичеро.

– Видите ли, мне кое-что необходимо узнать, но если я спрошу прямо, добрый Фальк воспримет мой интерес как вмешательство в дела его гильдии. Не могли бы вы выяснить для меня одну специальную вещь… Вы не некромант и не из Цанца, вас он точно не заподозрит.

– Да, я постараюсь выполнить ваше задание.

– Так вот, мне любопытно знать, от каких именно ингредиентов бальзамирующих зелий зависит окончательный цвет кожи бальзамируемого. Надеюсь, вы сумеете задать этот вопрос так, чтобы на меня не сослаться…

* * *

Тысяцкий Отт, широкоплечий зеленокожий мертвец с несколько туповатым выражением лица, принял Чичеро в центральной башне подземной крепости Цанца, целиком выложенной из цельных блоков серого камня и бывшей куда покрепче сравнительно с крепостью наземной. Глубочайшие рвы, по сути, пропасти, выбитые в камне под её стенами, преодолеть которые позволяли лишь полотнища подъёмных мостов, служили гарантией безопасности всего подземного Цанца. Стоит поднять мосты – и любой неприятель, пришедший с поверхности, будет от него полностью отрезан.

Отт, командующий расквартированной в Цанце тысячей Легиона Смерти, имел мало интереса к посланнику, ведь тот, при всей элитности своего положения, мог командовать единственно самим собой. Правда, посланники Смерти могут кого угодно (даже из высших чиновников) просить о содействии, и им никто не ответит отказом, понимая, что такое обращение могло быть санкционировано только самим Владыкой. Однако же, искусство полководца – главное из искусств в воюющем мире – не бывает доступно всякому отставному десятнику, пусть даже прошедшему ряд увлекательных в тактическом отношении сражений.

Отта дипломатичный Чичеро даже не пытался поразить своей начитанностью и умом. Не вспоминал он и пройденных военных кампаний. Он предугадывал, что слишком умных тысяцкий презирает, а упоминание о былых военных действиях может расценить как намёк на своё современное бездействие в стабильном, устаканившемся мире.

Поэтому в кратких, рубленых фразах посланник засвидетельствовал тысяцкому своё почтение и удовлетворение образцовым порядком в подземной крепости; признался, что его нынешнее задание такого свойства, что в скором времени может понадобиться поддержка Легиона; выразил уверенность в том, что именно под руководством Отта тысяча цанцких легионеров сможет выполнить предстоящие особенно сложные боевые задачи. По уходе Чичеро польщённый полководец нашёл-таки в визитёре нечто для себя приятное. По крайней мере, не пустомеля, – подумал он.

* * *

С ростовщиком Карамуфом, который принял Чичеро за обедом, неугомонный в общении с важными лицами Цанца отшибинец поговорил о деньгах.

Чувствовалось, что деньги посланник преданно и искренне любит – и настолько преданно и искренне, что готов обсудить все стороны деятельности ростовщика, а не только конкретный предмет расспросов: порядок выдачи ссуды малоимущим живым людям, желающим приобщиться к Смерти.

– По-моему, – предположил Чичеро, – есть большой риск, что если живой человек не смог самостоятельно обеспечить своё посмертие, то он и мёртвым не обретёт необходимого состояния.

– И вы правы! – соглашался толстощёкий Карамуф, отправляя в рот изрядную порцию живых червей (в их мстительном поедании многие мертвецы находили особенную прелесть).

– Я думаю также, что получение денег у мёртвого может встретиться с рядом трудностей: во-первых, он может не вспомнить, что он вам должен, во-вторых, на него больше не подействуют угрозы – мёртвые не боятся ни боли, ни разрушения. А в-третьих – всякий мёртвый находится под защитой Владыки Смерти.

– И вы правы! – кивал Карамуф. – Ой, ловите червя: он вот-вот выползет из тарелки!

Чичеро глотал червяков только из вежливости и вряд ли был расположен просить добавки.

– А ещё я думаю, что при прохождении цикла посвящения в мёртвые должно оставаться нечто такое, что, не войдя в финальную конструкцию (ведь всегда остаются лишние детали), всё же будет особо ценным для переживающего возрождение покойника.

– И вы правы! – повторил Карамуф.

– Вот я и подумал, что в залог можно взять «призрачные шкатулки». Они – не дешёвые.

– И вы снова правы!

– И ещё говорят, что через эти шкатулки можно влиять на должников. Только как это сделать, толком мне никто не рассказывал…

– Будьте спокойны, милейший Чичеро, и не теряйте по этому поводу аппетита. Всё, что вы предлагаете, нами уже давно используется. Мы берём в залог шкатулки, мы выжидаем какое-то время, надеясь, что должник сам одумается, ну а затем пускаем шкатулки в ход. Видели бы вы лица милейших должников… Но кушайте же, кушайте милейших червяков, дорогой друг.

Чичеро ел, давясь от омерзения, пищу мёртвых и, удивляясь своим тошнотворным видениям, наблюдал, с каким аппетитом Карамуф уписывал за обе огромных щеки милейших червяков, должников и всё другое, что с ними только рифмовалось. Слизняков, башмаков, хомяков, синяков, дураков, мертвяков, колпаков, кулаков и заброшенных в альков перевёрнутых подков.

– Да вы, приятель, червяками отравились! – воскликнул Карамуф, обеспокоено вглядываясь в закатившиеся оранжевые глаза.

Чичеро как-то неправдоподобно осел и скособочился, буквально утонув при этом в своём плаще, затем выпрямился, причём в его облике произошла любопытная перемена: один из оранжевых глаз прояснился, другой же – пропал.

Карамуф отвлёкся от своих расползающихся с тарелки червяков и воззрился на такое диво с неподдельным состраданием:

– Скажите, милейший, а кто вас бальзамировал? Боюсь, ваши отшибинские кустари сэкономили на вас, не доложили своих снадобий; во всяком случае, справились с подготовкой тела они неудачно.