Сокровища зазеркалья - "Kagami". Страница 45
— Правда?
Я продолжала медленно наступать на него. Грэм пятился. Он словно боялся физического контакта со мной. Опасался, что я на него наброшусь? Могла бы. Во всяком случае, очень хотелось. Я с трудом сдерживалась, чтобы не сотворить что-то иррациональное, за что потом будет стыдно.
— Значит, поэтому ты и пришел, Грэм? Потому что я им нужна? Ты не торопился, пока я им не понадобилась. Но ты ведь слуга своего народа, Грэм, правда? Они сказали, что им нужна я, и ты пришел за мной. Потому что до этого я нужна не была. Тебе — не была.
— Елена, ты все неправильно…
— Что, Грэм? Что не так? Ты ведь обещал вернуться за мной. Ты обещал. Но ты не вернулся. Вернулся вервольф, посланник оборотней. И вернулся не за мной. За чем-то, что у меня есть, а вам так необходимо. Поэтому ты здесь, Грэм, не так ли? Так вот, у меня для тебя новость.
Коридор, наконец, кончился, заставив Грэма прижаться спиной к запертой задней двери. Я подходила все ближе. Мне было жизненно необходимо вот так прижать его к стеночке и заглянуть в глаза. Я должна была увидеть, что в них. Где-то в глубине души жила нелепая надежда, на то, что эти глаза скажут мне именно ту правду, которую я так мечтаю знать.
— Я не принадлежу твоему народу, Грэм. И я ничем ему не обязана. Я вообще никому ничем не обязана, кроме себя самой. И тебе тоже. И никто не может просто придти и взять меня, как вещь, только потому, что я понадобилась.
— Это не так…
— Правда? Совсем не так? И ты можешь глядя мне в глаза сказать, что дело не в моих способностях, а во мне самой? Что это ты ищешь меня, а не твой мир? Тогда почему ты пришел не один? Почему некая Марго шпионит за моими родителями?
— Это случайность.
Я загнала его в угол. К сожалению, только в прямом смысле. В переносном — он все еще продолжал сопротивляться, отстаивая свою лживую позицию. Но даже эта маленькая победа прибавила мне сил. Я приблизилась к нему вплотную и заглянула в лицо. Раньше он казался мне выше. А может, я просто привыкла к десятисантиметровым шпилькам. Ведь тогда я боялась и не умела их носить. Тем не менее, то, что наши глаза оказались почти на одном уровне, породило отзвук некого торжества в душе. Вот только…
Почти. Потому что смотрела я не прямо в его глаза, а на его губы. И… ой, напрасно. Клокочущие в горле злые слова, только что лавиной рвущиеся с языка, вдруг застряли и начали медленно таять под забытым теплым чувством близости и доверия. Я словно снова на мгновение ощутила себя стоящей нагой на снегу посреди леса. Поток адреналина, смешавшись с другими гормонами, сменил направление на сто восемьдесят градусов. Костяшки пальцев расслабились, руки, упертые в стену, слегка согнулись в локтях. Колено коснулось колена, грудь — груди. Смешалось два дыхания, и голова закружилась от того, что должно было сейчас произойти.
Я не уловила мгновенного движения, которым Грэм выскользнул из моей ставшей объятиями хватки, но услышала его тяжелое дыхание за своей спиной. Вот и все. Какие еще мне нужны объяснения? Я сжала зубы, чтобы не дать пролиться непрошено подкатившим слезам, не пустить наружу предательскую слабость. Медленно вдохнула и выдохнула.
— Вот так-то, Грэм! — я даже нашла в себе силы усмехнуться, — Это все ставит на свои места, не так ли? Ты не пришел за мной. Тебя прислал твой народ.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — почему-то его голос показался мне таким же неуверенным, как свой собственный.
— Все я понимаю. Не знаю, кто послал тебя, но ему придется поискать другого парламентера. И очень хорошего дипломата. Потому что уговорить меня практически невозможно. И если у тебя есть честь, передай боссам, что ты сделал все, что мог, для того, чтобы я не согласилась на ваше щедрое предложение.
— Елена…
— А теперь убирайся. Убирайся навсегда. С глаз долой и из моей жизни. И не возвращайся, если в тебе еще осталось хоть что-то хорошее, господин слуга своего народа.
— Я не уйду, Елена, я не сдамся, я…
— Уходи, Грэм.
— Я люблю тебя, Елена.
Что может быть горче слез? Только смех.
Уме
— Привет, Хэнк, я вернулась.
— Уме? Так скоро? Придешь вечером?
Ну, да, конечно, сразу быка за рога. Видел бы он мою опухшую физиономию.
— Не уверена, Хэнк, — я поймала себя на том, что так туго накрутила на руку телефонный провод, что пальцы начали неметь.
— Так плохо? Как Розалия?
— Она умирает, Хэнк. Мы простились, — я не хотела говорить об этом, не хотела снова плакать, и Хэнк словно почувствовал это.
— Черт… Ладно, если не сможешь, я пойму.
— Не знаю, Хэнк, может, мне лучше петь. Работа у меня все равно не клеится, — я с тоской посмотрела на верстак с рассыпанными по нему жемчужинами, две, из которых я уже умудрилась испортить.
— Ты знаешь, я всегда тебе рад. Если не хочешь выступать, приходи просто посидеть.
— Спасибо. Я приду.
— Вот и славно. Кстати, Уме, Элис ничего тебе не говорила?
— Я ее еще не видела, ты же знаешь, когда я здесь, она приходит после ленча. А в чем дело?
— Да тебя кто-то искал. Какой-то парень из Австралии.
— Из Австралии? — во мне начало подниматься нехорошее предчувствие.
— Да, причем он даже не был уверен, та ли ты Уме, которая ему нужна. Он задал Элис кучу вопросов, на которые она не знала ответов, и она переадресовала его ко мне.
— И что?
— Ну, сдается мне, что ты именно та Уме, которую он ищет. Я, правда, так и не понял, зачем ты ему понадобилась.
— Он хоть представился?
— Да, сейчас, подожди, я записал. Он оставил свой телефон, просил тебя с ним связаться. Вот. Дэниел Лэндсхилл. Знаешь такого?
Я прислонилась к верстаку, боясь упасть. Десять лет. Десять лет я ничего о нем не слышала. Даже занявшись ювелирными украшениями из жемчуга профессионально, я никогда не сталкивалась с продукцией маленькой австралийской фермы. Я перестала верить в то, что Дэниел вообще был в моей жизни.
— Уме? — в голосе Хэнка слышалось нетерпение.
— Я здесь, Хэнк. Да, я знаю этого парня. Только не могу представить, что ему от меня понадобилось.
— Уме, ты не волнуйся, я ничего ему о тебе не сказал. Да он и не спрашивал особенно. Просто очень настаивал на том, что ему надо с тобой поговорить и как можно скорее. Да, еще сказал, что у него дед при смерти, и что он тоже был бы рад услышать твой голос.
— Спасибо, Хэнк.
— Ты ему позвонишь?
— Да, наверное.
Я бы не позвонила Дэну. Ни за что. Ни к чему это. Но старик… Я поняла, что не смогу ему отказать. И… я хотела опять услышать его голос. Не Дэна, его деда. Голос человека, верящего, что жемчуг подвластен лишь магии.
— Уме, ты еще здесь?
— Да, Хэнк.
— Запиши номер.
Повесив трубку, я заметалась по мастерской. Что я скажу Дэну? И нужно ли вообще что-то ему говорить? Я его не искала, он искал меня. Десять лет назад мне и в голову не пришло сообщить ему о беременности. Да и не могла я тогда думать толком. Жизнь переменилась в одночасье, и все, что было "до" рассеялась дымкой прекрасного невозвратного сна. Я подумала, как бы поступила теперь. Сказала бы я Дэну о ребенке? Обязательно сказала бы. Ничего не прося и не требуя, просто поставила бы в известность. И отец Гордона знал бы, что он существует. Но сейчас… Рассказать Дэну, значит изменить не только его жизнь, но и жизнь Каролины и моего сына. Вот только смогу ли я промолчать? Смогу ли соврать снова?
Я поняла, что все еще сжимаю в руке листок с номером телефона. Снова взяв аппарат в руки, я набрала совсем другие цифры.
— Уме? Что-то срочное? Я занята.
Каролина в своем репертуаре.
— Освободись, — резко ответила я и услышала изумленный вздох на том конце провода.
— Что случилось?
— Пока ничего. Но очень скоро случится, и, думаю, тебе лучше подготовиться, — я вдруг разозлилась до белой пелены в глазах.
Присвоив моего сына, Каролина постаралась максимально вычеркнуть меня не только из его, но и из своей жизни. Именно она всегда решала, когда нам встретиться и о чем говорить, она сама всегда звонила, когда ей это было нужно. Я не пыталась сопротивляться, зная, что ни в ком не найду поддержки. Даже Розалия встала тогда на ее сторону. Но сейчас, узнав, что Дэниел ищет меня, я впервые почувствовала, что я не одинока, что кто-то может оказаться на моей стороне. Не только на моей. Зная Дэна, я просто не могла поверить, что он проигнорирует существование собственного сына.