Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта. Страница 51
И он указал на решетку.
Я осталась стоять, где стояла, — и меня продрало холодом страха.
— Я… не очень понимаю, что вы имеете в виду…
Он вздохнул, и мне стало ясно, что настроение у него тоже хуже некуда.
— Ну как же. Гвоздь увеселительной программы Дня Огня. Меня часто просят… подготовить нечто подобное. Фокусы-покусы, знаете ли.
— Фокусы? — непонимающе нахмурилась я.
Насколько мне известно, магия, которой занимались писцы, давала им такое опасное могущество, что ни о каких фокусах и речи идти не могло! Одна неверно написанная строчка — и только боги знают, что может произойти с миром!
— Фокусы. Трюки. Забавы. Для которых обычно требуется… м-гм… доброволец.
Он произнес это слово с такой неприятной улыбочкой, что меня передернуло.
— Чистокровных, видите ли, весьма трудно ублажить — впрочем, вы, миледи, составляете исключение из правила. Остальные же… — Он пожал плечами. — Если стараешься для людей, привыкших к мгновенному исполнению всех прихотей, планка стоит весьма высоко… Или низко. Это как посмотреть.
Из-под решетки у его ног, из… полости… под ней донесся прерывистый стон истязаемого человека. Услышав его, я оцепенела от страха — до глубины обеих своих душ.
— Во имя богов, что вы сделали?! — прошептала я.
— Боги не имеют к этому никакого отношения, душа моя, — пробормотал он, вглядываясь в яму. — А почему вы меня искали?
Я с усилием отвела взгляд от решетки. Прекратить о ней думать оказалось гораздо сложнее.
— Я… мне нужно узнать, можно ли из Неба отправить кому-нибудь послание. Личного характера.
Он смерил меня взглядом — при других обстоятельствах он был бы уничтожающим, но ублиетта и то, что в ней находилось, отнимали у него столько сил, что их даже на обычный сарказм не осталось.
— Миледи, а вы, случаем, не забыли, что отслеживание подобных посланий — часть моей повседневной работы?
Я покивала:
— Конечно-конечно! Вот именно поэтому я к вам и обращаюсь. Если отправить подобное послание возможно, то вы уж точно об этом осведомлены.
Я нервно сглотнула — и выругала себя за то, что выдала беспокойство.
— Я готова вознаградить вас за эту услугу.
В странном свете лицо Вирейна почти не казалось удивленным.
— Хм, хм… — Губы его растянулись в усталой улыбке. — Леди Йейнэ, вы умеете удивлять. Возможно, вы и впрямь плоть от плоти нашей семьи.
— Я поступаю так, как велит необходимость, — отрезала я. — И вы, как и я, прекрасно знаете, что мое время истекает и мне не до дипломатических тонкостей.
Улыбка изгладилась с его лица.
— Да, знаю.
— Тогда помогите.
— Что за послание? И кому оно адресовано?
— Если бы я хотела посвятить в эту тайну половину дворца, я бы не спрашивала, как его передать адресату лично.
— Я спрашиваю, миледи, потому что вы сможете отправить это послание лишь при моем посредничестве.
Я не сразу нашлась с ответом — он меня изрядно удивил, и не сказать, чтоб приятно. Но с другой стороны, почему бы и нет? Уж не знаю, как на самом деле передавали послания волшебные кристаллы, но магия их совершенно точно черпала силу из божественных сигил — а уж воспроизвести сигилы способен любой опытный писец.
Вирейн мне не нравился. Не знаю почему, я сама не могла ответить на этот вопрос. У него в глазах стояла такая горечь и такое презрение звучало в голосе, когда он говорил о Декарте и о других высокорожденных… похоже, он, как и Энефадэ, был оружием. И возможно, таким же рабом, как и они. А еще рядом с ним мне становилось как-то не по себе. Наверное, потому, что я чувствовала — на верность и преданность этот человек не способен и блюдет лишь свои интересы. А это значило, что он станет хранить мои секреты, лишь пока ему это выгодно. Но что, если окажется прибыльнее выдать их Декарте? Или, того хуже, Реладу с Симиной? Человек, который услуживает всем без изъятия, с такой же легкостью предаст всех. Без изъятия.
Созерцая мои мыслительные усилия, он злобно захихикал:
— Ах, ну конечно, миледи, вы всегда можете попросить об этом Сиэя! Или даже Нахадота… Без сомнения, он исполнит вашу просьбу… Если его как следует, м-гм, попросить, хи-хи-хи…
— Он исполнит, не извольте сомневаться… — процедила я в ответ.
*
В даррском есть такое слово для влечения ко всему опасному — эсуи. Воины, когда ими овладевает эсуи, идут в безнадежный бой и умирают, хохоча в лицо врагам. Эсуи испытывают женщины, когда их тянет в объятия тех, с кем не стоит ложиться и вступать в любовную связь, — к мужчинам, из которых не выйдет хороших отцов. К вражеским женщинам. В сенмитском есть похожее слово, «жажда». У него тоже много значений — например, «жажда крови», или «жажда жизни». Но у эсуи значений больше. За этим словом стоят и сила, и слава, и безумие. Оно обозначает все безумные, иррациональные, утягивающие в бездну порывы. Плохо, когда тобой овладело эсуи. Но с другой стороны, без него и жизнь не жизнь.
Думаю, именно эсуи влечет меня к Нахадоту. Возможно, эсуи владеет и им.
Но это так, лирическое отступление.
*
— …и ему тут же какой-нибудь чистокровный Арамери прикажет доложить содержание моего письма.
— Вы, миледи, действительно думаете, что мне есть дело до ваших интриг? Я два десятка лет провел, лавируя между Реладом и Симиной, куда вам до них… — Вирейн насмешливо закатил глаза. — К тому же мне решительно все равно, кто из вас станет преемником Декарты.
— Новый глава семьи может сделать вашу жизнь легче. Или труднее.
Я произнесла это совершенно бесстрастным голосом. Пусть сам потрудится вычитать из моих слов обещание — или угрозу.
— И я бы сказала, что всему миру есть дело до того, кто сядет на трон Арамери.
— Даже Декарта в ответе перед высшими силами! — с жаром проговорил Вирейн.
Догадаться бы еще, что это значило — особенно в контексте нашей беседы. А Вирейн снова смотрел в яму под решеткой, и в глазах отражался исходивший оттуда белесый свет. И вдруг лицо его приняло такое выражение, что я немедленно насторожилась.
— Подойдите сюда, миледи, — сказал он и поманил меня к решетке. — Посмотрите вниз.
Я нахмурилась:
— Зачем мне это делать?
— Меня разбирает любопытство. Я хотел узнать кое-что.
— Что именно?
Он ничего не ответил, лишь выжидательно посмотрел на меня. В конце концов я вздохнула и подошла к краю.
Сначала я не увидела ровным счетом ничего. Затем донесся очередной тихий жуткий стон, на дне ямы что-то зашевелилось — и я увидела. Увидела, что там шевелится.
Не знаю, как у меня получилось не броситься со всех ног прочь. Я едва сдержала позыв к рвоте.
Представьте себе человека. Которому выломали и вытянули руки и ноги, смяли тело, как глину. Добавили новых рук и ног — боги знают, для каких целей. Вывернули наружу часть внутренностей, но заставили их по-прежнему исполнять свои функции. Запечатали рот и — Отец Небесный. Бог богов…
А самое страшное — этому несчастному оставили рассудок. В изуродованных глазах светился разум. Они не смилостивились над ним, не подарили ему милосердное забвение безумия.
На моем лице — в который раз! — отобразились все переживания. На лбу и на верхней губе выступила испарина. Вирейн, не отрываясь, внимательно смотрел на меня. Прежде чем я смогла задать вопрос, пришлось нервно сглотнуть.
— Ну так и что же? — спросила я. — Я удовлетворила ваше любопытство?
И тут он взглянул на меня так, что я почувствовала нешуточное беспокойство — хотя хватало и того, что мы стояли над колодцем, на дне которого корчилось страшное доказательство его силы и власти. В его глазах я увидела жажду — только не такую, как мужчина испытывает к женщине, но какую? Я не сумела бы сказать, однако выражение его лица весьма неприятно напоминало, как в человеческом облике выглядел Нахадот. Мои пальцы сами собой потянулись к кинжалу.
— Да, — тихо ответил он, в глазах вспыхнул глумливый огонек. — Я хотел знать, есть ли у тебя шанс победить. Я хотел знать это — чтобы понять, стоит ли помогать тебе или нет.