Увечный бог (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 25

  - Где Адъюнкт упала? Но, Араникт, случившееся там спасло жизнь Таворы и, возможно, жизни всех оставшихся малазан. На'рхук пятились с того места.

  - Но я все еще этого боюсь, - настаивала она, доставая новую палочку ржавого листа. - Союзники должны понимать друг друга. - Она достала серебряную коробочку смоляного зажигателя. Ночной ветер помешал попыткам высечь искру, она встала за спину Брюса и попыталась снова.

  - Союзники, - сказал он, - имеют каждый своих врагов. Полагаю, показать себя - это риск.

  Вспышка пламени, кончик палочки загорелся. Она шагнула назад. - Думаю, это разумное замечание. Ну, я полагаю, мы всегда подозревали: Адъюнкт ведет не личную войну.

  - Хотя желала бы обратного, - сказал он с каким-то ворчливым уважением.

  - Завтрашние переговоры могут стать весьма разочаровывающими, - заметила Араникт, - если она не перестанет скрытничать. Нам нужно знать то, что знает она. Понимать, чего она ищет. А более всего нам нужно понять, что случилось в день На'рхук.

  Он протянул руку, удивив ее прикосновением к щеке, а потом поцеловал. Она гортанно засмеялась. - Опасность - лучшее стимулирующее зелье, Брюс?

  - Да, - прошептал он, но сделал шаг назад. - Сейчас я обойду периметр, Атри-Цеда, чтобы встретить зарю с солдатами. Ты отдохнешь к началу переговоров?

  - Более-менее.

  - Хорошо. До скорого.

  Она смотрела ему в спину. "Возьми меня Странник! Он выкарабкался".

  - Растяжки останутся растяжками, - проворчала Хенават. - К чему это?

  Шельмеза продолжила втирать масло в обвисший живот женщины. - К тому, чтобы тебе было хорошо.

  - Ну, я подтверждаю, хотя и думаю, тут виновато скорее твое внимание.

  - Именно этого не понимают мужчины, - отозвалась молодая женщина, наконец севшая прямо и начавшая вытирать руки. - В наших душах есть железо. Как же иначе?

  Хенават отвела взгляд, напряглась. - Последнее мое дитя. Единственное.

  На это Шельмеза не нашла ответа. Атака против На'рхук забрала жизни всех детей Хенават. ВСЕХ. "Это жестоко, но гораздо хуже было - оставить жизнь Желчу. Где мать сгибается, отец ломается. Они ушли. Он повел их на смерть, а сам выжил. Духи, что за безумный дар".

  Атака терзала разум самой Шельмезы. Она мчалась сквозь копья молний, тела по сторонам взрывались, люди лопались, поливая ее кипящей кровью. Конское ржание, грохот падающих животных, хруст костей... даже сейчас в памяти оживает жуткий котел, вихрь звуков, желающий вырваться из ушей наружу. Она стоит на коленях в шатре Хенават, содрогаясь от воспоминаний.

  Старшая женщина, похоже, что-то учуяла, ибо протянула морщинистую руку, коснувшись бедра Шельмезы. - Так бывает, - пробормотала она. - Я вижу это во всех выживших. Волна воспоминаний, ужас в глазах. Но я говорю: это пройдет.

  - Для Желча тоже?

  Рука чуть не отдернулась. - Нет. Он Вождь Войны. Ему не будет избавления. Та атака не ушла в прошлое. Он переживает ее снова и снова, миг за мигом. День и ночь. Я потеряла его, Шельмеза. Мы все его потеряли.

  Восемьсот и еще восемьдесят воинов осталось. Она стояла среди них, бродила среди оставленных отступлением обломков, вида то, что видела. "Никогда больше нам не сражаться. Никогда - с прежней доблестью и удалью. Наша военная эффективность, как сказали бы малазанские писцы, подошла к концу". Хундрилы Горячих Слез уничтожены. Не из-за нехватки смелости. По гораздо более страшной причине. "Нас мгновенно сделали бесполезной рухлядью". Что может сильнее сломать дух, чем такие мысли?

  Нужен новый Вождь Войны, но она подозревает: никто не выставит себя. Воля мертва. Ни кусочка не осталось, не собрать.

  - Я буду на переговорах, - сказала Хенават, - и хочу взять тебя, Шельмеза.

  - Твой муж...

  - Лежит в палатке старшего сына. Не принимает ни еды, ни воды. Намерен уморить себя голодом. Вскоре мы сожжем его тело на костре, но это будет лишь формальностью. Я уже начала скорбеть.

  - Знаю... - с сомнением начала Шельмеза, - что вам жилось сложно. Слухи о его склонностях...

  - И это самое горькое, - оборвала ее Хенават. - Желч, он... склонялся во все стороны. Я давно научилась это принимать. Что жалит сильнее всего - мы снова нашли друг друга перед битвой. Пробудились к взаимной любви. Это было... это было счастье. Снова. На короткие мгновения. - Она умолкла, зарыдав.

  Шельмеза придвинулась к ней: - Расскажи о ребенке во чреве, Хенават. Я никогда не был беременна. Скажи, каково это. Чувствуешь себя наполненной? Он шевелится - говорят, они иногда шевелятся.

  Улыбаясь сквозь горе, Хенават сказала: - А, ладно. Каково это? Ты словно проглотила целую свинью. Продолжать?

  Шельмеза засмеялась - короткий, неожиданный всплеск - и кивнула. "Расскажи о чем-то добром. Чтобы заглушить стоны".

  - Дети заснули, - сказала Жастера, вставая на колени рядом с ним. Поглядела в лицо мужчины. - Вижу, как много они взяли от тебя. Твои глаза, твой рот...

  - Замолчи, женщина, - бросил Желч. - Я не лягу с вдовой сына.

  Она отодвинулась. - Тогда ляг хоть с кем-то, ради милостей Худа.

  Он отвернулся, уставился на стену палатки.

  - Зачем ты здесь? - спросила она требовательно. - Пришел в мою палатку, словно призрак всех потерь. Мне недоставало горестей? Чего тебе нужно? Погляди. Я предлагаю свое тело - давай разделим горе...

  - Хватит.

  Она чуть слышно зашипела.

  - Лучше бы ты предложила удар ножом, - сказал Желч. - Сделай так, женщина, и я благословлю тебя на последнем издыхании. Нож. Подари мне боль, порадуйся, увидев, как я страдаю. Сделай это, Жастера, во имя моего сына.

  - Самолюбивый кусок дерьма, почему я должна тебя жалеть? Убирайся. Найди другую дыру и там прячься. Думаешь, внукам приятно тебя видеть таким?

  - Ты не рождена среди хундрилов, - сказал он. - Ты из семкийцев. Не понимаешь нашего образа жи...

  - Хундрилы были внушающими страх воителями. И остаются ими. Ты должен встать еще раз, Желч. Собрать духов - всех - и спасти свой народ.

  - Мы не виканы, - прошептал он, снова вцепившись ногтями в лицо.

  Она яростно выругалась. - Боги подлые, ты действительно думаешь: Колтейн и клятые его виканы управились бы лучше?

  - Он нашел бы путь.

  - Дурак. Не удивляюсь, что даже жена на тебя злится. Не удивляюсь, что все твои любовники отвернулись...

  - Отвернулись? Они все погибли.

  - Найди новых.

  - Кто полюбит труп?

  - Наконец-то разумный вопрос, Вождь. Кто? Ответ лежит перед тобой, старый дуралей. Уже пять дней. Ты Вождь Войны. Встряхнись, очнись, чтоб тебя.

  - Нет. Завтра я передам народ под опеку Адъюнкта. Горячих Слез больше нет. Кончено. Мне конец.

  Лезвие ножа повисло перед глазами. - Этого ты хочешь?

  - Да, - шепнул он.

  - Куда ударить вначале?

  - Сама решай.

  Нож исчез. - Ты сам сказал - я из семкийцев. Что я знаю о милосердии? Найди собственный путь к Худу, Желч. Виканы умерли бы так же, как умерли твои воины. Никакой разницы. Бывают проигранные битвы. Таков путь мира. Но ты еще дышишь. Собери народ - все смотрят на тебя.

  - Уже нет. Никогда не повести мне воинов в битву.

  Она что-то прорычала и ушла, оставив его одного.

  Он смотрел на стенку, слушал свои бесполезные вдохи и выдохи. "Знаю, что это такое. Страх. Всю жизнь он ждал меня в холодной ночи. Я совершил ужасное, и наказание всё ближе. Прошу, поспеши.

  Ибо ночь эта холодна, и подкралась она слишком близко".

Глава 4