Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 157

И все же… "Еще один ублюдок, ждущий… чего-то. Но для него все обернется худо. Предсказываю".

Где-то в подвале далекого города гниет настенный ковер. Смотанный, ставший домом для мышей, плод гения ткачей медленно проигрывает войну против хруща, тавринской моли и шерстяных червей. И все же темнота сохранила свежесть красок, там и тут, и некоторые сцены громадного ковра не утеряли смысл рассказанного. Он проживет еще лет пятьдесят, прежде чем сдаться напору небрежения.

Алрада Ан знал: мир равнодушен к необходимости сохранения истории, важных и значительных сказаний о прошлом. Ему нет дела до забытого, до памяти и знания, не способных остановить вечное возвращение злодейской глупости, раз за разом поражающей племена и цивилизации.

Тот ковер некогда украшал целую стену справа от Обсидианового Трона, с коего до аннексии отдавал свои приказы Высокий Король Синей Розы, Верховный Служитель Чернокрылого Лорда; рядом сидел Совет Ониксовых Колдунов, облаченных в мантии из волшебного жидкого камня. Но нет, не эти чудеса, а ковер завладел воображением Ана.

Сказание его начиналось в дальнем конце зала. Три фигуры на темном фоне. Братья, рожденные в чистой Тьме, возлюбленные матерью. Сейчас все они отринуты ей, каждый в свое время. Андарист, в котором она увидела предателя — все знали, что обвинения ложны, но сеть обмана сжималась все крепче, и разорвать ее должен был только сам Андарист… а он этого сделать не смог или не захотел. Он исполнился великого горя и принял изгнание, сказав так: любимый или отвергнутый, он станет продолжать служение Матери Тьме, и оно станет смыслом одинокой жизни его. Но даже услышав такое, она отвернулась. Второй ее сын не стерпел такого вероломства и прямо бросил вызов. Какими словами обменялись они — никому неведомо, но ужасное следствие видели все. Аномандарис Пурейк отвернулся от матери. Он ушел, отрицая Тьму своей крови и призывая Хаос, вечно бурлящий в жилах. Сильхас Руин, самый загадочный из братьев, казался нерешительным. Он попался в ловушку непосильных усилий смягчения и примирения; не преуспев, он свершил самое ужасное злодейство. "Союз с Тенью. И между Тисте началась война, ведущаяся до сего дня".

В ней случались победы, поражения, массовые избиения. В качестве жеста крайнего отчаяния Сильхас и его сторонники заключили союз с легионами Тени и их жестоким вождем Скабандари — впоследствии известным как Кровавый Глаз — ради прорыва через врата. "В этот мир. Но измена словно преследует троих братьев". В миг полного триумфа над К'чайн Че'малле Сильхас Руин получил нож в спину, а его сторонники пали от мечей Эдур.

Это была вторая сцена ковра. Измена, резня. Но резня получилась отнюдь не тотальной. Тисте Анди выжили — раненые, отставшие, дети и женщины за пределами поля брани. Они видели всё. И бежали.

Третья сцена изображала их торопливое бегство, отчаянную оборону силами двух незрелых магов — ставших основателями Ониксового Ордена — и достойную победу, позволившую избежать преследования, создать убежище за складками магических завес…

В пещерах под горами у внутреннего моря, в которых росли сапфировые цветы, изящные как розы. От них получили имя горы и море. Синяя Роза.

"И последняя, четвертая сцена. Самая близкая к трону, самая мучительная для сердца моего".

Его народ, несколько тысяч выживших, снова прячется в глубине пещер, спасаясь от тирании Эдур, безумием пролетевшей над Летером. "И это безумие пожрало меня".

Хиротская бирема громко шлепала днищем по волнам сурового северного моря, которое местные зовут Кокакальским. Алрада сжимал поручень обеими руками. Ледяная морось раз за разом била в лицо, словно гнев божий. Если так, то он заслужил его сполна.

Он был рожден от шпионки; поколение за поколением их семья жила в сердце Эдур, невозбранно процветая среди хаоса вечных племенных ссор. Ханнан Мосаг положил сварам конец… но ради этой возможности и жили Дозорные, такие, как сам Алрада, заботливо внедренные и смешанные с лучшими родами.

Отбеливающие составы для кожи, тайный язык жестов Анди, тонкие манипуляции, позволявшие проникать на важнейшие собрания — такова была жизнь Алрады Ана — и не покинь Эдур северные селения, она текла бы вполне сносно, до тех пор пока он не вернулся бы из набега, оплакиваемый сородичами. А на самом деле он уйдя за кромку льдов, пробегая лиги и лиги, спеша в Синюю Розу. Пока не добрался бы домой.

Но дом стал совсем иным. Убежище под осадой — неожиданные враги, не знающие о сети катакомб под горами. Но они правили, убежденные в высшем праве на власть, из чего проистекали многочисленные жестокости и несправедливости. "Император цедит свою дурную кровь повсюду…" Летерийцы никогда не порочили себя так, как "знать" Рулада. "Молю, да окончится всё это. Молю, чтобы в один прекрасный день историки назвали этот период Кошмарной Эрой, сделали уроком для грядущих правителей".

Он сам себе не верил. Ни одному слову молитв, повторенных десять тысяч раз. "Мы видели, на что способен Рулад. Видели, когда Император проклял родного брата. Боги, я сам был в Зародыше. Я был среди его "братства", новоявленного семейства трусливых льстецов. Прости меня Чернокрылый Лорд! Я смотрел, как убивали единственного Эдур, которого я уважал. Нет, не просто смотрел. Я вплетал свой голос в Руладов ритуал "отсечения" Тралла. А каково было его преступление? Всего лишь отчаянная попытка вернуть Рулада домой. Ах, клянусь Матерью Тьмой…" А вот сам Алрада никогда не решился на такое, нет, он отворачивался, не помогал Траллу и словом. Ведь тот принял бы слово поддержки как дар. "Я был трусом. Моя душа бежала риска. Теперь этого не исправить".

В дни после воцарения Рулада на летерийском престоле Алрада Ан вел отряд арапаев на поиски "изменивших Императору" — брата Фира и раба Удинааса. Они не смогли найти следов, и Алрада Ан увидел в этом маленькую победу. Ярость Рулада должна была привести к массовым казням, Алрада и его подчиненные оказались бы первыми — но калека Ханнан Мосаг сумел взять над Императором некую власть. Руладу нужны воины Эдур — не только для покорения и удержания Летера, но и для запланированных обширных экспедиций.

"Вроде этой". Знай он, что придется делать в этих походах — Алрада Ан лучше подставил бы себя под одну из казней времен покорения Летераса.

"Чего только не сотворили мы во имя его.

Мы следовали его приказам. Мы всего лишь рабы? О, Тралл, ты был прав. И ни один из нас не решился встать рядом с тобой, когда это было нужно".

Алраду Ана тревожила память о Тралле Сенгаре. Нет, его тревожила помять обо всем этом, но образ одинокого, благородного воина Эдур стал фокусом всех сожалений.

Он стоял на носу большой ладьи, ледяные брызги беспокойного моря заставили онеметь лицо. По сторонам ворочалось еще много кораблей — половина Третьего Императорского Флота огибала громадину здешнего материка. Под палубами кряхтели латерийские гребцы, они же составляли часть команды. А повелители их бездельничали, пили вино и пожирали мясо, затаскивали в койки рабынь — летериек, а тех, что обессиливали и страдали от эдурского семени, оказавшегося ядовитым для людей, выбрасывали за борт, на поживу серым акулам и личинкам прожорливых дхенраби.

Половина их флота, под командой Томада Сенгара, отца Императора.

"И что мы получили, дорогой Томад? Пригоршню сомнительных "чемпионов", воителей, готовых предстать перед маниакальным взором твоего сынка.

Никогда не забывай, как ты нашел твоих сородичей. Откуда они взялись? Сами они давно забыли. Мы приняли их как родню? Распахнули объятия? Нет, они стали низшей кастой, дурной кровью, лишенцами. Мы наградили их презрением и назвали это свободой.

Но я думал о поборниках и ненасытной жажде Рулада, посылающего флотилию за флотилией. Томад, справимся ли мы?"