Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 159

Чаще всего это тоска по детству, поре, в которую воспитательные влияния еще не касались души; взросление делает простое сложным, ядовитый цветок разворачивает множественные лепестки, пропитывая всё миазмами распада.

Это тела юношей и девушек — слишком молодых, чтобы быть солдатами. Но именно солдатами они и являлись. Память о спасении стерта, как и память о доме — том месте, в котором их, не ведающих за собой вины, прибивали гвоздями к крестам. Разумеется, за ними и не было никакой вины, и кровь, столь щедро пролитая ими, была одного оттенка — ни название племени, ни цвет кожи, ни разрез глаз не делают кровь менее чистой или драгоценной.

Злобные дураки с жаждой расправ в гнилых башках думают иначе. Они делят мертвецов на невинных жертв и справедливо наказанных и не питают ни малейшего сомнения, что встали на правую сторону. Отсутствие сомнений так облегчает погружение ножа в плоть!

Они стойко держались, думал он, заставляя себя двинуться с места. Суровая битва и организованное отступление. Доказывает хорошую подготовку, дисциплину и ярое нежелание отступать, не взяв хорошую цену. Враг вынес свои тела, а для молодых бойцов склепом станет пещера. "Мы спасли их от распятия… ради вот этого".

Так много… неотложных задач. Важнейших нужд. "Мы пренебрегали отрядом, хотя сами же и поставили его сюда — охранять то, что объявили своим. А потом, кажется, и вовсе о нем забыли". Он понимал, что они решат именно так — и будут вполне правы. "Но нас осадили со всех сторон. Самый отчаянный момент. Именно сейчас… Мне так жаль, павшие друзья мои…"

Живые напрасно воображают, будто их речи могут утешить мертвых. Живые желают бормотанием своим получить утешение от мертвых. Но павшие доносят до живущих единственное послание, и оно не содержит утешений. "Помни, Котиллион. Всегда помни, что повторяют и повторяют мертвые тебе и всем живым".

Он расслышал шум впереди. Глухой скрежет — словно лезвие о наждак — и тихие шлепки мокасин.

Природный проход сузился. В узком месте стоял Т'лан Имасс, опустив конец меча на пол. Он следил за приближением Котиллиона. За спиной неупокоенного тускло светили лампы и мелькали тени. Наконец кто-то вышел вперед.

— Подвинься, Ибра Гхолан, — произнесла Минала.

Доспехи ее были изрублены. Копье вырвало кольца и кожу над левой грудью, прямо под ключицей. Края покрылись запекшейся кровью. Отлетела боковая платина шлема, и видимая часть лица была покрыта синяками и ссадинами. Прекрасные серые глаза, не отрывались, взирали на Котиллиона. Она миновала Т'лан Имасса. — Враг приходит сквозь врата. Садок серебряного огня.

— Хаос, — ответил он. — Доказательство союза, которого мы так страшились. Минала, сколько атак вы отбили?

— Четыре. — Она помедлила, поправляя шлем, затем стащила его. Потные, грязные волосы змеились по плечам. — Дети мои… потери были тяжкими.

Котиллион не мог более выдерживать ее взор. Не при такой теме разговора.

А она продолжила: — Если бы не Т'лан Имассы… и Апт, и Эдур — ренегат, проклятый Первый Трон уже достался бы армии кровожадных варваров.

— Так вас атакуют одни Тисте Эдур? — предположил Котиллион.

— Да. — Она все глядела на него. — Этому должен быть конец. Так ведь?

Котиллион опять уставился на Имасса.

Минала настаивала: — Эдур — просто застрельщики? Или они не особенно стараются исполнить свою работу? Почему?

— Их так же мало, как и нас.

— Ах! Я не могу ожидать новых Апторианов. Как насчет других демонов вашего Королевства? Азаланов? Диналов? Ты ничего не дашь?

— Могу, — ответил он. — Но не сейчас.

— Когда?

Он поднял глаза: — В миг величайшей нужды.

Минала сделала шаг. — Недоносок. У меня было тринадцать сотен. Сейчас биться способны четыре сотни. — Палец ее обвел арену недавней резни. — Еще три сотни умирают от ран — и я НИЧЕГО НЕ МОГУ ДЛЯ НИХ СДЕЛАТЬ!

— Темный Трон узнает, — обещал Котиллион. — Он придет. Исцелит всех…

— КОГДА?

Это было уже почти рычание.

— Отсюда я прямиком направлюсь в Твердыню. Минала, я должен поговорить с другими.

— С кем? О чем?

Котиллион нахмурился. — Ренегат. Ваш Тисте Эдур. Есть вопросы.

— Никогда не видела такого мастерства с копьем. Тралл Сенгар убивает и убивает, а когда все кончено, он плачет по колено в крови сородичей.

— Они узнают его? Зовут по имени?

— Нет. Он сказал, это молодые денрафы. Едва омытые кровью. Но это лишь вопрос времени. Сумевшие отступить донесут о присутствии Эдур среди защитников Первого Трона. Тралл сказал — среди нападающих появится член его родного племени, он узнает его. Тогда придут тысячи, с ведунами. Котиллион, он стенает, что навлек гибель на нас всех.

— Замыслил побег? — предположил Котиллион.

Женщина скривила губы: — На такой вопрос не отвечает. А я не стала бы его корить. И, — продолжала она, — если он решит остаться, я использую его имя как последнее проклятие. А может быть, фамилию.

Бог понимающе кивнул: — Тралл Сенгар обесчещен среди родных.

— И его гордость ведет нас к гибели.

Котиллион провел рукой по волосам, вяло удивившись, насколько они отросли. "Нужно найти цирюльника. Такого, которого можно подпустить к шее с бритвой". Он принялся обдумывать это. "Разве удивительно, что бог должен сам себя обслуживать в мелочах? Да услышь себя, Котиллион! С ума сойти, какой стыд. Имей смелость говорить со смелой женщиной".

— Появление эдурских ведунов окажется серьезной трудностью…

— У нас есть гадающий по костям, — ответила она. — Он остается скрытым. Не действует. Ведь он окажется магнитом, как и Тралл Сенгар.

Котиллион кивнул. — Ты проведешь меня, Минала?

Она молча повернулась, жестом приглашая идти следом.

Пещера оказалась кошмарным зрелищем. Воздух вонял бойней. Кровь покрывала пол словно сморщенный, вязкий ковер. Бледные лица — такие молоденькие — повернулись к Котиллиону, и глаза их были глазами потерявших надежду старцев. Он увидел Апт. Черная шкура демоницы покрылась полосами серых, плохо залеченных рубцов. У передней ноги скрючился Панек, блеснувший на бога громадным фасетчатым глазом. На лбу его красовался грубо зашитый шрам — чей-то удар сорвал кожу до правого виска.

Из темноты показались трое, зашагали к Котиллиону. Покровитель Убийц замер. "Монок Охем и лишенный клана Имасс, известный как Онрек Сломанный. Эдурский изменник Тралл Сенгар. Интересно, хватило бы их троих, а также Гхолана? Нужно ли было кидать юнцов Миналы в здешний ужас?"

Но вскоре Котиллиону удалось разглядеть их более четко. Избитые, изрубленные, изрезанные. У Онрека снесло половину черепа. Ребра его вдавило внутрь, вертельный выступ бедра отсутствовал, срезанный так чисто, что обнажилась пористая внутренность кости. Тралл стоял без доспехов. Очевидно, что он и сражался без них: большинство порезов и проколов были на ногах — результат тактики копейщика, защищающего серединой древка грудь и плечи. Эдур едва двигался, опираясь на иссеченное копье, словно на палку.

Котиллион с трудом встретил и его утомленный, отчаянный взор. — Когда потребуется, помощь придет, — сказал он серокожему воину.

Ответил ему Онрек Сломанный: — Когда они захватят Трон, то поймут истину. Он не для них. Они могут удержать его, но не использовать. К чему гибель наших доблестных защитников, о Котиллион Теневик?

— Может быть, мы всего лишь отвлекаем их, — предположил Монок Охем. Голос Гадающего был столь же ровным, как и голос Онрека.

— Нет, — ответил Котиллион. — Не просто отвлекаете. Когда они совершат неприятное открытие, они сделают кое-что. Высвободят садок Хаоса здесь, в зале Первого Трона. Монок Охем, они уничтожат его и его силы.

— Такое ли плохое дело? — спросил Онрек. Потрясенный Котиллион промолчал.

Монок Охем взвился, торопясь повернуться к Онреку: — Он говорит на языке Несвязанных. Он бьется на в защиту Первого Трона. Он сражается лишь ради Тралла Сенгара. Он — единственная причина, что Эдур еще жив.