Полуночный Прилив (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 100

— Все это хорошо, Шенд. Но лично я не верю, что Эдур окажутся идеальными завоевателями. Что помешает им насадить каждого летерийца на меч или обратить нас всех в рабство? Что помешает им разорить все города, села и деревни? Одно дело — обрушить экономику, тем вызвав некие реформы, переоценку ценностей и все такое. Совсем другое дело — вести Летер к геноциду.

— Почему? — бросила Риссарх. — Они — то не колебались, развязывать ли геноцид. Сколько тартенальских сел сожжено напрочь? Скольких детей нереков и фараэдов насадили на копья, скольких угнали в рабство?

— Ты желаешь опуститься до их уровня? Зачем подражать худшим проявлениям этой культуры, если ты сама от такого приходишь в ужас? Дети корчатся на копьях — ты намерена в отместку устроить то же самое? — Он оглядел каждую по очереди; женщины молчали. Теол провел пятерней по волосам. — Обдумайте противоположную ситуацию. Если хотите, гипотезу. Летерас объявляет войну во имя свободы и тем оказывается на уровне высокой морали. Как вы на это посмотрите?

— С отвращением, — сказала Хеджан, разжигая трубку. Лицо ее скрыли клубы дыма.

— Почему?

— У них нет никакого «уровня морали», потому что они совершали акты геноцида. Что до тираний — Летер осуждает их лишь тогда, когда тирании действуют вразрез с торговыми интересами летерийцев. Поэтому все призывы к чести и достоинству вызывают недоверие.

— Очень хорошо. Я обдумал все ваши аргументы, и могу сказать лишь одно: летерийцы для вас прокляты, если что-то делают, и прокляты, если ничего не делают. Иными словами, дело в доверии. Прошлое располагает к спонтанной подозрительности. В настоящем мы можем предпринять попытки восстановить доверие, а будущее ожидает доказательств искренности этих попыток.

— Гипотезы, Теол, — устало отозвалась Шенд. — Нам-то что делать?

— Наша ситуация проста, как и казалось вначале. Парадигмы редко меняются волевым усилием. Они меняются вследствие наступающего хаоса, когда рушатся пороги и самые мерзкие черты нашей натуры нападают толпой, стремясь придать нужную форму переделке существующего порядка. Каждому из нас следует быть бдительным к себе.

— О чем ты толкуешь, во имя Странника? — спросила Шенд.

— О том, Шенд, что разумные основания не позволяют нам устроить коллапс Летера прямо сейчас. Надо понять, к чему склонится ход войны.

— Разумные основания? Кому это нужно? Наш мотив — МЕСТЬ. Летер желает уничтожить еще одно племя. Я хочу помешать.

— Не считай Тисте Эдур слабыми. Сейчас нашим приоритетом должна быть тайная эвакуация несчастных Должников — нереков, фараэдов и Тартеналов. На острова. На мои острова. Остальное может подождать, должно подождать — и подождет. Пока я не скажу иного.

— Ты предаешь нас.

— Нет. У меня даже нет задней мысли. Я сознаю влияние алчности, на котором построена родная цивилизация, сознаю подоплеку речей о справедливой судьбе и неколебимом единстве.

— Почему ты думаешь, — спросила Хеджан, — что Тисте Эдур могут выиграть там, где проиграли все другие?

— Выиграть? Это слово меня тревожит. Могут они оказаться трудным и даже грозным врагом? Думаю, да. Их цивилизация стара. Намного старее нашей. Их золотой век давно, давно миновал. Они живут в страхе, видя в растущем влиянии и богатстве Летера угрозу, некое неофициальное соревнование культур. Летер — яд, развращающее влияние; как следствие, Эдур стали окапываться и готовиться к войне. Чувствуя отвращение к видимому будущему, они повернулись к нему спиной и ныне грезят только о прошлом. О возвращении былой славы. Даже если Летер предложит руку помощи, они увидят в этом предложение сдачи. Гордость не даст им согласиться. Или иначе: эта рука означает для них нападение, ее нужно отрубить и сплясать на крови. Самое худшее для Эдур — выиграть войну. Как-то завоевать нас, стать оккупантами.

— Этого не будет. А если и будет — они не хуже нынешних.

Теол бросил короткий взгляд на Хеджан, пожал плечами: — Вопросы ожидают разрешения. Пока — оставайтесь бдительными. У нас еще много дел. Что случилось с той женщиной из нереков и ее детьми?

— Мы отправили их на острова, — ответила Шенд. — Они ели больше, чем она могла приготовить. Толстели. Грустная картина.

— Ну, уже поздно. Я голоден, так извините — ухожу.

— А что с Аблалой? — спросила Риссарх.

— А именно?

— Мы хотим его назад.

— Боюсь, слишком поздно. Вот что бывает, если потеряна бдительность.

И Теол поспешил убраться.

Проходя по тихим улочкам к дому, он обдумывал свои слова. Признавался себе, что испытывает колебания. Слухи содержали немало загадок, что и позволило ему предвещать: эта война будет не похожа на другие войны Летера. Столкновение воль и желаний, а под их покровом — орда сомнительных допущений и подозрительных сантиментов. В этом война походит на все предыдущие. Но сейчас исход неясен, речи о победе звучат уклончиво и смущенно.

Он миновал площадь Прыща и подошел ко входу в район складов. Отсюда недалеко до его дома. Теол хмурился, поддергивая штаны и поправляя кривые рукава. «Худею? Трудно сказать. Шерсть ведь растягивается».

Из теней выступила фигура. — Ты опоздал.

Теол вздрогнул. — К чему?

Шерк Элалле подошла на два шага. — Я ждала. Багг сварил суп. Где ты был?

— Что ты здесь делаешь? Тебя уже могли продырявить. Тут опасно…

— Нужно потолковать, — прервала Шерк Теола. — О Харлесте.

— Что с ним?

— Он хочет заточенные зубы и ногти. Только и слышу: «клыки и когти, клыки и когти». Мы с Баггом уже устали от него. Где Селаш? Почему ты не договорился? Для тебя мы всего лишь трупы, но даже мертвецы имеют потребности!

— Ну, нет, я так о вас не думаю. Скажи Харлесту, что Селаш уже работает над его заказом. Может быть, прямо сейчас. Готовит отточенные решения.

— Не смеши.

— Извини. Тебе нужно пополнение?

— Что?

— Ну, э… я о травах и прочей набивке.

— Сама не знаю. Я пахну или что?

— Нет, нет. Запах сладкий, Шерк. Будь уверена.

— Теол Беддикт, чем дальше, тем меньше меня успокаивают твои заверения. Когда возвращается Герун Эберикт?

— Вскоре. Чувствую, он сильно возбудится.

— Меня возбуждает только одно, и это не Эберикт. Впрочем, еще одно: я хочу воровать. Хоть у кого, хоть что. Задай мне направление. Любое.

— Гм, всегда есть что взять в хранилище Палаты. Но оно явно неприступно. Еще — королевская казна. Тоже безнадежный случай.

— Палата. Да, звучит как вызов.

— Тебе не суметь. Никому не удавалось, даже Зеленому Свину, который был волшебником не хуже Цеды….

— Я знала Зеленого Свина. Он пострадал от излишней доверчивости.

— И в результате был разорван по суставам.

— Что следует украсть из Хранилища?

— Шерк…

— Что?

Теол оглянулся. — Ладно. Я хочу узнать, кто из ростовщиков держит наибольшие долги короля. Король живет не по средствам, и заимствует не только в казне. Итак: кто, сколько? То же самое насчет королевы Джанали. И что она делает от имени сына.

— И все? Ни золота, ни бриллиантов?

— Именно. Ни золота, ни бриллиантов, и никаких свидетельств взлома.

— Я смогу.

— Нет, не сможешь. Тебя схватят. И расчленят.

— О, это будет неприятно.

— Может и нет, но жить… гм… станет неудобно.

— Не поймают меня. Теперь о том, чего ты хочешь из королевской сокровищницы.

— Полный счет.

— Ты хочешь знать состояние казны.

— Да.

— Я смогу.

— Нет, не можешь.

— Почему?

— Потому что к тому времени тебя уже расчленят.

— И тогда я смогу проползать в места, иным способом недоступные.

— Шерк, они же заберут голову. Самым последним актом казни.

— Да ну? Варварство!

— Я же сказал, тебе будет неудобно.

— Рискну. Постараюсь не попасться. Подумай, ведь и голова может вести счет.

— И чего от меня потребуется? Принести голову в сокровищницу? Привязать веревку, чтобы потом вытащить?

— Звучит сомнительно.

— Точно, а?