Полуночный Прилив (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 101

— Теол Беддикт, ты не можешь придумать план получше? Моя вера в тебя слабеет.

— Думаю, этому горю не поможешь. А что там насчет покупки морского судна?

— Предполагалось, что это секрет. Багг обещал не говорить нико…

— Он и не сказал. У меня свои источники. Особенно когда купленное судно принадлежит мне. Не официально, а…

— Понятно. Я, Аблала и Харлест решили стать пиратами.

— Не смеши меня, Шерк.

— Да ты жесток.

— Извини. Пиратами. Ну, все трое почти непотопляемы. Может сработать.

— Меня ошеломляют доверие и поддержка.

— И когда вы планируете пуститься на поиски приключений?

— Разумеется, когда закончим дела с тобой.

Теол поддернул штаны. — Еще одна поучительная беседа. Шерк, я учуял запах чего-то, что может оказаться супом. А тебе пора в могилу.

— Иногда я тебя реально ненавижу.

Он вел ее за руку вниз, по выкрошившимся ступеням. Ей нравились эти странствия, хотя места, в которые он водил ее, бывали… тревожащими. На этот раз они спускались в перевернутую пирамиду — по крайней мере, он так ее назвал. Четыре стороны вокруг широкой ямы, и в основании — маленький квадрат тьмы.

Воздух был очень сырым, на руках оседала роса. Высоко вверху — небо, белое и бесформенное. Она не знала, горячее ли оно — память о подобных ощущениях слабела, как и память о многих иных вещах.

Они достигла темного основания. Девочка поглядела на высокую, бледную фигуру рядом. Лицо стало более четким, черты почти различимыми. Красивое, но суровое. — Как жаль, — сказала она, — что та хватает тебя за лодыжки.

— У всех у нас свое бремя, Чашка.

— Где мы?

— Ты не узнаешь места?

— Нет. Может…

— Тогда спустимся дальше.

Во мрак. Три витка, площадка, далее снова спираль черного камня.

— Кругом и кругом, — хихикнула Чашка.

Вскоре они достигли дна — лестница привела в просторную комнату с высоким потолком. Темнота не служила для Чашки преградой — как, подозревала она, и для ее спутника. Она смогла различить у правой стены разваленный могильник и пошла было к нему. Рука удержала ее. — Нет, подружка. Не туда.

Он повел ее прямо. Три дверных прохода, каждый обрамлен изящной аркой. Между горельефами колонн виднелись резные изображения.

— Как можешь видеть, — произнес он, — здесь обратная перспектива. То, что ближе, вырезано глубже. Все это не случайно.

— Где же мы?

— Ради достижения мира совершено разрушение. Ради дара свободы обещано вечное заточение. Приговор избавляет от необходимости поиска справедливости. Это тщательно продуманное приятие диаметральных противоположностей. Это вера в равновесие, вера, ставшая религией. Однако в данном случае доказательство божьего могущества лежит не в причинах, а в следствиях. Поэтому в этом мире и всех прочих доказательства добывают действием, и все действия — в том числе действие выбора бездействия — являются моральными. Ни одно деяние не избавлено от морального контекста. С другой стороны, самое морально безупречное действие — противоположное предпринятым ранее.

— На что похожи комнаты за теми дверями?

— Эта цивилизация, — продолжал он, — привязала своих граждан к действиям крайне жестоким. Под поверхностью земли строились большие города. Каждое здание, каждое помещение физически выражает качество отсутствия. Твердость камня равняется пустоте. В этих местах не жили. Они собирались тут — и выходили наводить порядок.

Казалось, он не намерен вести ее за двери. Она сосредоточилась на картинах. — Нет лиц.

— Да, Чашка. Противоположность личности.

— А тела такие странные.

— Уникальное строение. Во многих смыслах примитивное, но оттого менее… специализированное и знающее меньше ограничений. Весьма долгий жизненный срок, больше, чем у других существ. Очень трудно убить — а нужно тебе сказать, что их НУЖНО БЫЛО убивать. Так решал любой, вступивший с ними в контакт. Почти всегда. Они заключали временные союзы. Например, с Джагутами. Но это лишь вид тактики, направленной на поддержание равновесия, и все их союзы в конце концов гибли. Как и сама их цивилизация.

Чашка повернулась, заметив вдали какую-то груду. — Это же тела…

— Кости. Обрывки одежд, тех ремней, что они носили.

— Кто их убил?

— Тебе нужно понять, Чашка. Той, что в тебе, нужно понять. Мой отказ от веры Форкрул Ассейлов в равновесие — абсолютен. Я не слеп к тем способам, какими сталкиваются силы, к пути, которым мир стремится к балансу. Но в этом стремлении я вижу не доказательство могущества бога; я не вижу за этими силами ничьей руководящей руки. Да и существуй она на деле, я не увидел бы в этом явного одобрения дел самоизбранного народа, для которого хаос являлся единственным ответом порядку. Хаосу не нужны союзники, ибо он живет в каждом из нас, словно яд. Я признаю единственную борьбу за порядок — борьбу внутреннюю. Выход вовне предполагает внутреннее совершенство. Будто бы вечный бой окончен и одержана победа.

— Их убил ты.

— Этих — да. Остальных — нет. Я прибыл слишком поздно и слишком мало был на свободе. И все равно — уже тогда оставалось лишь несколько анклавов. Об этом позаботились мои родичи — драконы, потому что никто иной не обладал достаточной силой. Я уже сказал, что их чертовски трудно убить.

Чашка пожала плечами и услышала, как он вздыхает.

— Подружка, есть места, в которых остались Форкрул Ассейлы. По большей части заточенные, но неугомонные. Что еще тревожнее, во многих местах обманутые смертные поклоняются им. — Он заколебался. — Ты не имеешь представления, Чашка, в какой крайности очутился Азат. Выбрать душу вроде твоей… словно влезть в середину вражьего лагеря. Интересно, испытал ли он раскаяние в последний миг? Опасение? Видит Мать, у меня полно опасений.

— О какой душе внутри меня ты говоришь?

— Может быть, он пытался использовать силу души, не пробуждая ее полностью? Нам никогда не узнать. Но теперь ты отпущена в мир. Выбрана солдатом в войне против хаоса. Можно ли разрешить этот внутренний конфликт? Твоя душа? Это Форкрул Ассейл.

— Так ты привел меня домой?

Рука выдала его внезапное содрогание. — Дитя, ты была также и смертной. Тут великая тайна. Кто родил тебя? Кто забрал жизнь и почему? Было ли это приготовление тела к принятию души Ассейла? Если так — или Азат был обманут кем-то, способным говорить с ним, или он не имеет отношения к твоему созданию.

— Почему же Азат не говорил мне правды?

— Он считал тебя опасной.

— О. — Через несколько мгновений она сказала: — Ты готов убить меня, если я окажусь опасной?

— Я убиваю только плохих, — ответил он. — Разве ты хочешь стать плохой? Я буду очень сердиться! Ну, теперь ты не боишься?

— Ты пришел ко мне, потому что могло понадобиться меня уничтожить.

Он показал рукой на груду костей: — Не думаю, что ты ляжешь там. Будем надеяться, что до такого не дойдет. Будем надеяться, что душа в тебе не пробудится.

— Не пробудится. Вот отчего все это неважно.

— Почему ты так уверена?

— Башня сказала.

— Сказала? Что сказала? Попытайся припомнить точные слова.

— Она говорит не словами. Показывает вещи. Мое тело, обвязанное. Плачущие люди. Но я могу видеть сквозь ткань. Я пробудилась. Вижу все двумя парами глаз. Очень странно. Одними глазами из-под савана, другими — откуда-то рядом.

— Что еще показал Азат?

— Глазами снаружи. Было еще пятеро. Мы стоим на улице, смотрим на семью, несущую тело. Мое тело. Нас шестеро. Мы прошли долгий путь, и все из-за сна. Мы ждали в городе неделями, ждали, пока Азат выберет. Но я была не такая, как остальные, хотя мы ждали одного и странствовали вместе. Это были ведьмы нереков, и они подготовили меня. Ту, что снаружи, не ту, что в саване.

— Та, что снаружи. Чашка, это была девочка?

— О нет. Я была высокой. Не такой высокой, как ты. Мне пришлось надеть капюшон, чтобы никто не увидел, какая я особенная. Я пришла издалека. В юности я брела по пескам — пескам, что покрыли Первую Империю. А что это такое?