Полуночный Прилив (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 145
Хуже всего, что он сомневался в преображении Рулада. Фир с детства не обнаруживал ничего похожего на Руладову наглость, напыщенность, склонность к эффектным позам — хотя все это вполне идет вожаку воинов. Нет, Фир вел подчиненных совсем иным способом. Рулад — буйный ураган, тогда как Фир — спокойная уверенность. Тралл подозревал, что Рулад не избавился от основных черт своего характера.
«Я не с ними».
Эта мысль потрясла его, заставила остановиться. Он огляделся, чувствуя себя одиноким — здесь, среди своего народа.
«Тисте Эдур изменились. Но не я».
На юг. Через район, известный как Прокос, обширную вырубку, прежде бывшую частью Шумного леса, мимо сожженного города Долгая Осада, на Дозорный тракт, медленно взбирающийся на Дозорные холмы. Три дня по старым, тщательно вытоптанным козами холмам — и перед ними Моховая дорога. Переход к северо — востоку вдоль берегов Моховой реки, до брода у городка Рёбра.
Отступая перед войском императора, летерийские армии разоряли страну. Известные Халлу Беддикту склады оружия и продовольствия опустели. Если бы не помощь темных духов, снабжение эдурской армии было бы невозможным. Тогда наступление захлебнулось бы. Недопустимо, полагал Рулад. Враг пятится. Надо на него давить.
Удинаас припомнил копченых угрей из Моховой реки (как-то раз его судно стояло в доках Дреша). Вкусно, если приноровишься к волосатой коже, которую нужно жевать, но не глотать. Он слышал от другого раба, что этих угрей переселили в Дрешское озеро, и там они становились больше и злее. Так открылось, что речные угри были молодняком, редко достигавшим взрослого состояния — в реке водятся хищные рыбы с острыми как бритвы зубами. В озерах таких нет. Стали пропадать купавшиеся в озере дети, и вскоре обнаружилось — их едят угри. Из реки выловили «бритвенных рыб» и пустили в озеро. Но там их поведение изменилось. Они стали невероятно прожорливыми. Стали пропадать и взрослые пловцы. Рассказывавший всё это раб смеялся и повторял: — Так они испортили целое озеро, убили всех. Теперь никто не плавает в нем!
Удинаас полагал, что из этого можно извлечь ценные уроки — если кому-то хочется извлекать мудрость из актов глупости.
Они разбили лагерь у дороги, в дне пути от западных окраин Рёбер. Император страдал от какой-то лихорадки. Целительницы не отходили от него; насколько смог узнать Удинаас, сейчас император спал. День катился к закату, солнце украсило гладь реки красными и золотыми полосами.
Удинаас прохаживался по каменистому берегу, там и тут бросая в воду гальки, разрушая мертвенную неподвижность поверхности. Сегодня он не чувствовал себя рабом, Должником. Он идет в тени императора, и все видят это, все удивляются.
По гальке зашуршали сапоги. Он обернулся и увидел спускающегося к воде Халла Беддикта. Здоровяк. Кажется, каждая его мышца принесла приплод. В его глазах также светился жар, но, в отличие от Рулада, здесь и не пахло болезнью.
— Удинаас.
Раб следил за приближением Халла, борясь с инстинктом, требовавшим выразить почтение. Но это время прошло. Что пришло на его место — он сам еще не понимал.
— Я искал тебя.
— Зачем?
— Состояние императора…
Удинаас дернул плечом: — Походная лихорадка, ничего более.
— Я не о том, раб.
— Я не ваш раб, Халл Беддикт.
— Извини. Ты прав.
Удинаас подобрал еще один камень. Прежде чем швырнуть в реку, стер грязь с нижней его стороны. Они посмотрели на круги. Удинаас сказал: — Я понимаю ваше желание отличить себя от других летерийцев в армии. Но все равно, все мы невольники, и разница в уровне неволи не очень велика.
— Возможно, ты прав. Но я не понимаю, к чему ты клонишь.
Удинаас стер грязь с пальцев. — Кто сможет лучше обучить недавно захваченных летерийцев, чем настоящие летерийцы — рабы?
— Значит, ты предвидишь новую роль для себя и своих приятелей?
— Может быть. Как станут править Тисте Эдур? На многое еще предстоит искать ответы, Халл Беддикт. Думаю, вы намерены включиться в лепку грядущих перемен, если сумеете.
Тот горько усмехнулся: — Кажется, у меня нет роли ни в чем.
— Тогда Странник милостив к вам, — сказал Удинаас.
— Я не удивлен, что ты так это видишь.
— Халл Беддикт, строить хитроумные планы возмещения — пустая трата времени. Все вами совершенное — все ошибки, все неверные решения — всё это мертво для всех, кроме вас самого. Ни один поступок не купил вам грядущей славы, ни один ничему не научил вас.
— Разве император не слушает моих советов?
— На войне? Когда это ему удобно. Полагаю, вы не ожидаете ответной благодарности? — Удинаас встретился с Халлом взглядом. — Ах, похоже, ожидаете…
— Взаимность, Удинаас. Уверен, что такое понятие знакомо Эдур, на нем основана их культура.
— Глупо выражать надежду на взаимность, Халл Беддикт. Пуф! Все улетает. Об этом я и толкую: нам многому предстоит научить завоеванный Летер.
— Я связан кровью с Бинадасом. И ты смеешь упрекать меня в незнании эдурских обычаев! — Он смотрел, набычившись. — Редко меня укоряли подобным образом. Ты напоминаешь Серен Пе…
— Аквитора, что сопровождала вас? Я встречал ее в Трейте.
Халл подошел поближе. Он весь обратился во внимание. — Во время боя?
Удинаас кивнул. — Она была в плохом состоянии, но жива. Отыскала достойный эскорт. Не сомневаюсь, она жива до сих пор.
— Эскорт? Из кого?
— Не знаю. Иноземцы. Один из них убил Рулада и его избранных братьев. — Удинаас потянулся за камнем. — Смотрите, Халл Беддикт. Золотая река. Течет на закат. — Он швырнул камень, разрушив зеркальное совершенство. — Один миг…
— Ты видел убийство.
— Да. Кем бы ни был тот чужеземец, он страшен.
— Страшнее, чем вернувшийся Рулад?
Удинаас промолчал. Вступил в мутную воду, поглядел на кишащих у берега новорожденных угрей. — Вы понимаете, что нас ждет?
— Нет. А ты?
— Озеро Дреша. Вот что впереди.
— Не понял.
— Не важно. Не задумывайтесь, Халл Беддикт. Пора возвращаться. Император проснулся.
Халл шел за ним по берегу. — Вот это. Он проснулся, а ты откуда знаешь?
— Шевеление теней. Рулад заставил задрожать весь мир. Нет, — уточнил, он тут же, — лишь малую его часть. Но круги расходятся все шире. Во всяком случае, лихорадка прошла. Он слаб, но в ясном уме.
— Расскажи о Пернатой Ведьме, — попросил Халл, пока они шагали к обширному лагерю Эдур.
— Зачем? — скривился Удинаас.
— Она больше не рабыня Майен. Она служит у целительниц. Это твоя заслуга?
— Приказ императора.
— Ты не имеешь на него влияния? Прости, трудно поверить.
— Взаимность.
— И что ты даешь Руладу в ответ?
«Дружбу». — Я не его советник, Халл Беддикт. Я не ищу влияния. Я не могу ответить на ваш вопрос. «Скорее, не хочу».
— Она выказывает к тебе лишь ненависть. Но я не уверен…
— О, я уверен.
— Думаю, она, может быть, уже отдала тебе сердце, но станет сопротивляться этому ради всех бессмысленных предубеждений нашего народа. Каков твой долг, Удинаас?
— Мой? Долг моего отца. Семьсот двадцать два дока на день, когда я попал в рабство.
Халл взмахнул руками и остановился. — Всего-то?
— Сказано Беддиктом. Для большинства летерийцев это неподъемный долг. Особенно учитывая проценты.
Халл снова пошел рядом с Удинаасом. — Кто его держит?
— Незначительный ростовщик из Летераса. А что?
— Его имя?
— Хальдо.
— Хальдо. — Миг спустя Халл фыркнул.
— Вам забавно?
— Да уж. Мой брат Теол владеет Хальдо.
— Точнее, владел. Насколько я знаю, сегодня у Теола ни кроша.
— Позволь рассказать одну историю про брата. Как помнится, ему было десять лет, когда семейные долги перекупил один особо наглый ростовщик. В его планы входило отнятие у нас некоей собственности. Мы не смогли бы заплатить сразу, и ростовщик, конечно, знал это. В это время Теол, как ему и полагалось, целые дни проводил в школе и ничего не знал о проблемах родителей — он был слишком молод для этого. Лишь много позже нам удалось пролить свет на некоторые факты. А именно: Теолу удалось искусно втянуть в долги своего наставника. Ничего серьезного, но долг заставлял учителя закрывать глаза на прогулы ученика. Теол в эти часы начал свое дело на выходе реки из города. Два работника — нерека, процеживавших сточные воды. Выше по течению находятся богатые особняки. Удивительно, каких только ценностей он не вылавливал. В основном ювелирные изделия. Кольца, серьги, жемчужины. Кажется, однажды в его сети притекла удача — очень богато отделанное ожерелье; в результате Теол и его нереки вдруг разбогатели…