Мэдук - Вэнс Джек Холбрук. Страница 16

«Я не могу уйти, пока не найду ответ на свой вопрос».

«И что же вас так интересует?»

«Я хочу знать, что случилось с моим отцом».

Зерлинг поморщился в некотором замешательстве: «Кто был ваш отец? Я что-то не припомню».

«Конечно, помните! Он любил мою мать, принцессу Сульдрун. За это король приказал бросить его вот в эту яму. Если отец еще жив, может быть, он отзовется и скажет, как его зовут. Тогда я смогу умолять его величество о снисхождении».

Палач вздохнул и печально усмехнулся: «Можете звать сколько угодно, день и ночь! Вы не услышите в ответ ни шепота, ни вздоха».

«Значит, он умер?»

«Его опустили в темницу давным-давно. Там, в одиночестве, человек быстро теряет волю к жизни. Там холодно и сыро, там остается только сожалеть о своих преступлениях».

Мэдук смотрела на отверстие колодца, горько опустив уголки губ: «Кто он был, как он выглядел? Вы не помните?»

Зерлинг бросил тревожный взгляд через плечо: «Замечать что-нибудь, спрашивать о чем-нибудь, помнить кого-нибудь — не мое дело. Я рублю головы и верчу ворот, растягивая сухожилия. Но когда вечером я прихожу домой, я становлюсь совсем другим человеком. Поверите ли, не могу даже курице свернуть шею!»

«Все это замечательно — но каким был мой отец?»

Зерлинг снова опасливо оглянулся: «Пожалуй, лучше было бы ничего не говорить — тем более, что ваш отец позволил себе немыслимый проступок…»

Мэдук прервала размышления палача почти плачущим голосом: «Я не могу так думать! Если бы он не позволил себе этот проступок, меня не было бы на свете».

Зерлинг моргнул: «Вопросы такого рода выходят за рамки моей компетенции. Я уделяю все внимание тому, чтобы правильно выдергивать кишки и затягивать петли. Королевское правосудие, по определению, обсуждению не подлежит. Должен признаться, в данном случае суровость наказания меня удивила: казалось бы, достаточно было отрезать наглецу нос и уши, да еще хорошенько вздуть плетью напоследок».

«Меня она тоже удивляет, — отозвалась Мэдук. — Вы говорили с моим отцом?»

«Не помню никаких разговоров».

«Как его звали?»

«Никто не позаботился спросить. Прислушайтесь к моему совету, принцесса: забудьте об этом!»

«Но я хочу знать, какая у меня родословная. У всех есть родословная, а у меня нет!»

«В этой яме вы не найдете никакой родословной! А теперь — ступайте прочь, пока я не подвесил вашего приятеля за ноги, чтобы больше тут никто не безобразничал!»

«Пойдемте, ваше высочество! — взмолился Пимфид. — Здесь больше нечего делать!»

«Но мы ничего и не сделали!»

Пимфид не ответил — он уже удирал со всех ног.

5

Однажды, солнечным утром, Мэдук бодро прошагала по Длинной галерее Хайдиона к парадным воротам. Глядя из-под открытой арки на террасу перед входом, она заметила принца Кассандра. Облокотившись на балюстраду и задумчиво взирая на простиравшийся ниже город, его высочество отправлял в рот, одну за другой, темно-лиловые сливы из установленного рядом серебряного блюда. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться в отсутствии наблюдателей, Мэдук бегом пересекла террасу и присоединилась к Кассандру.

Сперва принц беззаботно покосился на нее, но тут же вопросительно поднял брови и повернулся к ней лицом: «Клянусь девятью нимфами Астарты! Чудеса в решете!»

«Что тебя так удивляет? — поинтересовалась Мэдук. — То, что я соблаговолила провести некоторое время в твоем обществе?»

«Конечно, нет! Сегодня ты поразительно хорошо одета!»

Мэдук бросила безразличный взгляд на свое скромное белое платье с каймой ниже колен, расшитой зелеными и голубыми цветами; ее медно-рыжие кудри были перевязаны белой лентой: «Ничего особенного, хотя бывает и хуже».

«Перед нами, наконец, не диковатый заморыш, потрепанный бродячими псами, а принцесса королевской крови, изысканная и грациозная! — напыщенно произнес Кассандр. — В самом деле, ты выглядишь почти привлекательно».

Мэдук скорчила гримасу: «Я тут ни при чем. Меня заставили переодеться, чтобы я танцевала котильон».

«И это тебя ужасно огорчает?»

«Не слишком — потому что я сбежала и танцевать не собираюсь».

«Ага! Ты многим рискуешь! Леди Дездея будет вне себя».

«Ей придется руководствоваться здравым смыслом. Если ей нравится танцевать, пусть пляшет — мне все равно. Она может прыгать, вертеться, дрыгать ногами и трясти задом, сколько ей вздумается, но только без меня. По-моему, вполне разумно предоставить каждому возможность следовать своим предпочтениям».

«Так вещи не делаются! Каждый обязан учиться вести себя, как полагается — даже мне приходится подчиняться».

«Почему же ты не танцуешь котильон, обливаясь потом и дрыгая ногами вместе со всеми?»

«В свое время я достаточно попотел, можешь не сомневаться! А теперь твоя очередь».

«Мне это не нужно — и воспитательницам придется вбить себе это в голову».

Кассандр усмехнулся: «Бунтовщица! Тебя могут снова выпороть».

Мэдук презрительно вскинула голову: «Пусть! Я не заплачу и не скажу ни слова — им быстро надоест это занятие».

Принц расхохотался: «Ты жестоко ошибаешься! Только на прошлой неделе я обсуждал этот вопрос с Танчетом, помощником палача. Он говорит, что разговорчивым арестантам — тем, которые орут, визжат и выбалтывают все на свете — легче, чем упрямым и молчаливым, потому что вопли и жалобы позволяют палачу скорее убедиться в том, что он хорошо делает свое дело. Не пренебрегай моим советом! Несколько оглушительных криков и судорожных всхлипываний избавят твою шкуру от множества лишних неприятностей».

«Над этим стоит подумать», — согласилась Мэдук.

«Или — если рассматривать проблему с другой точки зрения — ты могла бы попробовать вести себя смирно и робко. Тогда тебя никто пороть не будет, и вопрос отпадет сам собой».

Мэдук с сомнением покачала головой: «Моя мать, принцесса Сульдрун, вела себя смирно и робко, но ее все равно ужасно наказали, хотя она ничего такого не заслужила. По меньшей мере, я так считаю».

«Сульдрун ослушалась короля, — рассудительно возразил Кассандр. — После этого ей оставалось винить только себя в том, что с ней случилось».

«И все-таки мне кажется, что король поступил со своей дочерью слишком жестоко».

Принц явно не хотел затрагивать эту тему: «Королевские приказы обжалованию не подлежат».

Мэдук смерила Кассандра холодным оценивающим взглядом.

Он нахмурился: «Что ты на меня уставилась?»

«В один прекрасный день ты станешь королем».

«Вполне возможно — надеюсь, не слишком скоро. Я не тороплюсь заниматься государственными делами».

«Ты стал бы так обращаться со своей дочерью?»

Кассандр поджал губы: «Я сделал бы все, что, по моему мнению, подобало бы сделать королю».

«А если бы я еще не вышла замуж, ты попытался бы женить на мне какого-нибудь вонючего толстого герцога, чтобы я осталась несчастной на всю жизнь?»

Кассандр не сдержал раздраженный возглас: «Зачем задавать бессмысленные вопросы? Ты выйдешь замуж задолго до того, как я надену корону. О твоей свадьбе договорятся без моего участия».

«Пусть договариваются — ничего у них не выйдет», — пробормотала себе под нос Мэдук.

«Что ты сказала? Я не расслышал».

«Неважно. Ты бываешь в саду, где умерла моя мать?»

«Я много лет там не был».

«Отведи меня туда».

«Сейчас? Тебе пора танцевать котильон!»

«Тем более. Самое удобное время никому не попадаться на глаза».

Кассандр обернулся ко входу во дворец — вокруг никого не было — и беззаботно махнул рукой: «Мне следовало бы держаться подальше от твоих проказ. Тем не менее, сейчас мне больше нечего делать. Что ж, пойдем, пока Дездея не проснулась. Терпеть не могу, когда ко мне пристают с жалобами и упреками».

«Я знаю, как лучше всего отвечать на упреки, — мудро заметила Мэдук. — Я притворяюсь, что ничего не понимаю, и гляжу на них в замешательстве. Они начинают объяснять все подряд, скоро утомляются и забывают, с чего все началось».