Мэдук - Вэнс Джек Холбрук. Страница 59

Король Казмир повернулся к жрецу: "А теперь рассказывай все, что обещал! Если это ложь или какие-нибудь глупости, ты проведешь остаток дней в темнице".

"Ваше величество, да будет вам известна вся истина! Давным-давно волны вынесли на берег молодого принца, почти утопленника — на пляж под садом вашей дочери Сульдрун. Его звали Эйлас, теперь он — король Тройсинета и прочих земель. Сульдрун родила ему сына. Чтобы спасти ребенка, она отдала его кормилице; родители кормилицы укрыли его в Тантревальском лесу. Там этого сына, по имени Друн, феи подменили своей девочкой, которую вы нарекли именем Мэдук. Эйласа бросили в темницу, но он бежал — каким образом, мне неизвестно. Теперь он страстно вас ненавидит. Сын его, принц Друн, также не испытывает к вам теплых чувств".

Казмир слушал — челюсть его слегка отвисла. Слова священника поразили его больше, чем он ожидал. Король пробормотал: "Я думал об этом, но этого не может быть! Его сыну должно быть столько же лет, сколько Мэдук!"

"Ребенком Друн провел целый год в обители фей — год по человеческому летосчислению. Но в обителях лесного народца время идет быстрее, и там прошло семь или даже восемь лет! Таким образом, здесь нет никакого несоответствия".

Казмир несколько раз тихо хмыкнул: "У тебя есть какие-нибудь вещественные доказательства?"

"У меня нет никаких доказательств".

Казмир не стал настаивать. В распоряжении короля были факты, давно вызывавшие у него недоумение. Почему, например, Эйирме, кормилицу и служанку Сульдрун, тайком увезли в Тройсинет вместе со всей ее семьей и там одарили землей и большим состоянием? Еще более загадочным было обстоятельство, по поводу которого делались тысячи всевозможных предположений: каким образом Эйлас выглядел немногим старше своего сына Друна? Теперь все было ясно.

Жрец сказал правду. Казмир напряженно предупредил: "Никому ни слова — никому, слышишь? Об этом должен знать только я один!"

"Воля вашего величества будет исполнена неукоснительно!"

"Ступай!"

Отец Умфред озабоченно, но с достоинством, поспешил выйти из часовни. Казмир стоял, глядя невидящими глазами на прибитый к стене крест, сегодня значивший для него не больше, чем вчера. Король сказал себе: "О да, Эйлас меня ненавидит, и как ненавидит!" Следующие слова Казмир произнес почти беззвучно: "Значит, Друн сядет за Круглым столом — вместо меня. Что ж, пусть будет так! Друн сядет на трон Эвандиг и, может быть, успеет приказать пажу подать носовой платок. Таким образом предсказание сбудется. А потом моя судьба свершится, и Друн умрет".

На замок Хайдион спустились вечерние сумерки. В Большом зале Старой башни король Казмир аскетически подкреплялся в одиночестве ломтиками холодной говядины и кружкой эля.

Покончив с ужином, он резким движением развернул кресло, чтобы сидеть, глядя в пламя камина.

Память унесла его мысли в давнее прошлое. Образы возникали перед глазами и тут же исчезали. Сульдрун — девочка с золотистыми волосами. Сульдрун — такая, какой он видел ее в последний раз, убитая горем, но все еще непокорная. Вспомнил он и другое изможденное лицо с загнанным взглядом — лицо молодого человека, которого король, в приступе холодной ярости, отправил умирать в подземелье. Время почти стерло бледные черты этого лица, но теперь в нем угадывалось сходство с молодым Эйласом. Вот как это было! Как Эйлас должен ненавидеть того, кто обрек на гибель его самого, его любимую принцессу и его новорожденного сына! Какая жажда сладостной мести должна испепелять мозг короля Эйласа!

Казмир тихо застонал от тяжести обрушившегося на него бремени. События последних лет теперь приходилось рассматривать с новой точки зрения. Возложив на себя корону Северной и Южной Ульфляндии, Эйлас постоянно срывал планы Казмира — и только что сорвал еще один, связанный с Блалоком. Как искусно притворялись Эйлас и Друн, когда гостили в Хайдионе! С какой непроницаемой вежливостью они настаивали на заключении мирных договоров — и при этом каждое мгновение презирали его, ненавидели его, готовились заманить его в западню и уничтожить!

Казмир выпрямился в кресле. Наступило время нанести ответные удары, безжалостные и точные, но сдерживаемые, как всегда, предусмотрительностью — нет, Казмир не собирался давать волю эмоциям, принимая безрассудные решения, способные нанести ущерб его интересам. Кроме того, следовало найти способ, позволявший сделать так, чтобы предсказание Персиллиана сбылось, но не помешало торжеству Лионесса.

Казмир сидел, обдумывая и взвешивая различные варианты, оценивая последствия каждого возможного действия. Несомненно, смерть Эйласа способствовала бы достижению целей Казмира. В таком случае Друн становился королем, после чего — рассуждал сам с собой Казмир — можно было бы созвать совет государей в Аваллоне, под тем или иным предлогом. Друна усадили бы за Круглый стол Карбра-ан-Медан, а затем каким-нибудь образом уговорили бы сесть на древний трон Эвандиг. Остальное не составляло труда: быстрое движение в тенях, блеск стального клинка, отчаянный возглас, труп на каменном полу — и Казмир мог преследовать дальнейшие цели без опасений и почти беспрепятственно.

Прямолинейный и логичный план нуждался лишь в успешном исполнении.

Прежде всего следовало обеспечить кончину Эйласа, не переступая границы благоразумия. Убийство короля — всегда рискованное дело; неудачные попытки таких заговоров, как правило, оставляли следы, неизбежно приводившие к зачинщику, а это вовсе не устраивало Казмира.

Имя возникло в уме Казмира, словно навязавшись по собственной воле.

Торкваль.

Казмир надолго задумался. Превосходную квалификацию Торкваля как наемного убийцы невозможно было отрицать, но его трудно было контролировать. По сути дела, его невозможно было контролировать. Торкваль нередко производил впечатление врага в не меньшей степени, чем союзника, и едва заботился о том, чтобы поддерживать циничную видимость сотрудничества.

Казмир с сожалением отказался от кандидатуры Торкваля. Почти сразу же другое имя пришло ему в голову, и на этот раз Казмир откинулся на спинку кресла, задумчиво кивая в такт своим соображениям, не испытывая каких-либо недобрых предчувствий.

Казмир вспомнил о существовании сэра Кори из Фалонжа, [12] человека примерно того же склада, что и Торкваль. В стремлении сэра Кори к сотрудничеству, однако, можно было не сомневаться, так как в настоящее время он сидел, сгорбившись, в темнице под Пеньядором, ожидая, что топор Зерлинга отсчет ему голову. Таким образом, уступая пожеланиям короля Казмира, сэр Кори многое приобретал и ничего не терял.

Казмир подал знак лакею, безмолвно и неподвижно стоявшему у двери: "Приведи сюда сэра Эрлза".

Вскоре в зал вошел сэр Эрлз, государственный канцлер и один из самых доверенных советников Казмира: маленький человек среднего возраста с хитрой физиономией и проницательными глазами, очень заботившийся об аккуратной серебристой шевелюре и бледной желтоватой коже. Казмир недолюбливал брезгливого канцлера, но тот служил ему с безукоризненной пунктуальностью, и Казмир игнорировал все остальное.

Казмир указал на пустое кресло. Чопорно поклонившись, сэр Эрлз опустился в него. Казмир спросил: "Что вы знаете о сэре Кори, отдыхающем у меня в Пеньядоре?"

Сэр Эрлз ответил не задумываясь, словно ожидал именно такого вопроса: "Кори — второй сын сэра Клонея из Фалонжа, ныне покойного. Старший сын, сэр Камвид, унаследовал поместье, находящееся на севере Западной провинции в Троаге, неподалеку от ульфской границы. Кори не пожелал смириться с положением младшего отпрыска и попытался убить сэра Камвида. Дело было ночью, залаяла собака — сэр Камвид спал чутко, и убийство удалось предотвратить. Кори сбежал и стал разбойником-изгоем. Блуждая по Троагу, он устраивал засады на Старой дороге. Его схватили люди герцога Амбриля; герцог сразу повесил бы его, если бы Кори не назвался одним из тайных агентов вашего величества. Амбриль повременил с расправой и отправил Кори в Хайдион, чтобы ваше величество решили, как поступить с разбойником. Говорят, что Кори умеет себя вести в хорошем обществе, хотя, конечно, он мерзавец, каких мало, и по нему плачет топор Зерлинга. Вкратце это все, что мне известно".