Чужая корона - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 49

Вот какие я нашел тогда дела. Вот что мне пан каштелян тогда поведал. Посмотрел я на него, посмотрел я на Дом соймов, на его стены крепкие, на окна узкие, на аркебузы, из окон торчащие…

И сорвал свое зло! Заорал:

— Ат, ты!… — ну, и так далее, это я на каштеляна.

Потом на Драпчика, примерно в тех же выражениях. Чую, немного полегчало, но еще не очень. Тогда я отдаю такой приказ:

— Вот что, пан ротмистр! Видишь этот Дом? А вот боевая задача: вверенными тебе силами взять приступом это осиное гнездо!

Пан Драпчик:

— Разве это можно? Да у меня всего шесть человек!

— А остальные где?!

Пык, мык, крыть нечем. Он молчит. А я еще грознее продолжаю:

— Выполняйте приказание, пан ротмистр. Через два часа приду, проверю!

Но ходить пешком мне не пришлось. Оборачиваюсь, вижу: выбегает на площадь мой Генусь, ведет Грома под уздцы. Вот это верный человек! Не секретарь, а просто кусок золота! Сел я на Грома, понукнул — и галопом поскакал домой, до моей любой Марыльки. Какой я тогда радый был!

А она была какая! Она…

Короче говоря, никуда я из дома не пошел. Вот уже три часа миновало. Марылька еще спит. А я тихонько слез на самый краешек, достал допросную тетрадь и, по свежей памяти, записал все как было. Теперь я думаю, как мне быть дальше. Великий князь вот-вот приедет, а у меня ничего не готово. Марылька говорит: «Голик, не печалься. Все с Божьей ласки наладится, будешь ты еще Зыбчицким старостой». Как будто я о старостве мечтаю! Да и какой из меня староста, если я честный человек? Как я буду взятки брать и все такое прочее? Нет, уж лучше пусть пан Юрий возвращается. Здесь, по закону, все его, наследное. Да только где этот пан Юрий? Как в Златоградье ушел, так и сгинул. Давно уже, лет пять, а то и шесть тому назад.

Глава девятая. ПАН ПАРАМОН

Раньше меня называли пан Юрий. Теперь же, после гибели отца и старшего брата, я имею полное право именоваться князем Юрием. Но так меня еще никто не именует. Ладно, я не спешу.

Точнее, я очень спешу. Но тем не менее я найду время рассказать вам все с самого начала, чтобы вам было понятнее.

Так вот, Михал был старшим, он родился на год раньше меня. Но уже годам к десяти я сравнялся с ним и в росте, и в силе. Да и в уме. Но для закона это ничего не значит. По закону наши Зыбчицы — майорат, то есть они не делятся, а при смерти старшего в роду целиком переходят к следующему за ним по старшинству. Иначе говоря, по закону после смерти отца все его земли и княжеский титул должны были перейти к Михалу. Еще раз говорю: таков закон. А кто будет спорить с законом? На это даже наш отец, а он был человек решительный, и то не посмел покуситься. Правда, он часто возмущался по этому поводу и говорил, что он равно ценит обоих своих сыновей, мы для него как две руки. Сказав эти слова, он обычно грозно бил обоими кулаками по столу и напоминал нам, своим сыновьям, что он одинаково ловко владеет саблей как правой, так и левой рукой, поэтому он не делает между нами различий. А закон, тут он переходил на крик, придумали дурные люди, однорукие и одноглазые. А он не таков, он ловкий и зоркий, поэтому он легко обойдет одноглазых. На этом он обычно замолкал.

Только потом уже, когда нам с Михалом исполнилось ему четырнадцать, а мне тринадцать лет и отец посчитал нас достаточно взрослыми, он открыл нам свою затею. Он сказал, что все земли и титул, как это и положено по нашему одноглазому закону — он так и сказал: «одноглазому», — он, согласно своему уже составленному завещанию, передает старшему из нас, Михалу. А мне, младшему, Юрию, он передает деньги. Этих денег очень много, он, наш отец, очень сильно старался все эти последние тринадцать лет, чтобы их стало как можно больше, он и дальше будет так же стараться, денег станет еще больше, и все они в нужное время достанутся мне. За эти деньги я смогу купить себе столько земель, что сразу стану таким же заможным и поважаным, как Михал, а то даже и поважанее. Кроме того, добавил он, засмеявшись, на оставшиеся после покупки земель деньги я еще смогу купить себе любой, какой мне понравится титул.

— Даже Великого князя? — удивленно спросил я.

— Ат! — гневно вскричал мой отец. — Никогда не делай этого!

— Почему? — спросил я.

— Потому что ты не дурень, — сказал он. — По крайней мере, от рождения.

На этом разговор о титуле закончился. Да и сам тот разговор о наследстве тоже почти закончился. Отец только еще сказал, что эти мои будущие деньги запрятаны в одном очень надежном месте. Но нам пока что рано об этом знать, потому что у нас в голове еще слишком много ветра. Время придет, сказал он, и мы все узнаем. Сказав это, он встал и потребовал, чтобы мы убирались от него, он и так слишком долго с нами беседовал.

Мы ушли. Михал был очень рад услышанному. Дело в том, что мы с братом были очень дружны, поэтому его давно уже тяготило то, что ему в свое время придется обойтись со мной крайне несправедливо. А тут у него как будто камень с души свалился.

После того памятного разговора прошел еще целый год. Потом к нам приехал Великий князь со всей своей придворной сворой. Они охотились у нас и пировали. На последнем пиру Михал на спор прострелил кубок вина в руках у Великого князя. Он мог бы прострелить ему и мочку уха, если бы тот его об этом попросил, — Михал очень ловко стрелял. Но Великому князю хватило и того, что его с головы до пят окатило вином. Это ему очень понравилось, и он забрал Михала с собой в столицу. Отец на это сильно гневался и говорил:

— Зачем он его туда взял? Меху рога подпиливать да хвост накручивать?!

Однако отец был не прав. Михал таким глупостями там не занимался, Михалу сразу дали офицерский чин, он командовал Личной охраной. И вообще, Михал присылал из столицы очень хорошие письма. Ему нравилась тамошняя веселая жизнь. Отец на это гневался. Он требовал, чтобы Михал вернулся обратно. Потом он даже послал за ним Якуба-каштеляна. Но Якуб вернулся один, без Михала, и сказал, что Михал вместе с великим посольством уехал в Чужинье. Отец тогда до того разгневался, что чуть было не зарубил Якуба насмерть. А так, когда Якуб оправился от ран, он мне сказал, что Михал, уезжая, говорил: он больше никогда сюда, в Зыбчицы, не вернется, потому что он не хочет, как Цмок, всю свою жизнь просидеть по уши в дрыгве. Я этих слов отцу, конечно, не передал. Как я впоследствии не передавал ему и тех писем, которые Михал тайно присылал мне из Чужинья. В этих письмах он хвалил чужинцев. Вначале я читал эти его письма с интересом.

А потом мне стало противно. Тут нужно добавить, что мне тогда как раз только-только исполнилось восемнадцать лет. Была ранняя весна. Три дня я не мог найти в себе мужества, все ходил по маёнтку, молчал. Потом собрался с духом, явился к отцу и сказал:

— Я хочу податься в Златоградье.

Отец долго смотрел на меня, ничего не говорил, потом вдруг засмеялся и сказал:

— Ат! Вот и добро! А то я уже боялся, что и ты, как Михал, обабишься! Думал, что и ты станешь проситься в Чужинье.

Я молчал. Отец махнул рукой, сказал:

— Знаю я! Знаю! Читал я его письма. Баба! А на тебя любо смотреть. Ох, чую, быть тебе после меня на Зыбчицах!

Лучше бы он этого не говорил. Но что сказано, то сказано. Отец был очень рад тому, что я собрался в Златоградье…

Что вы на меня так смотрите? Вам это непонятно? Тогда объясню. Златоградье — это наш исконный враг. С царцами, чужинцами, крунцами, вражцами мы тоже частенько враждуем. Но бывает такое, что и миримся. А вот со Златоградьем мы всегда воюем. Это повелось еще с древних времен, с князя Чурилы, когда мы еще единого Бога не знали, а поклонялись Солнцу, Луне и Грому. А златоградцы уже в те времена верили в единого Бога. Теперь они верят в другого, но тоже единого. Однако это их дело. А наше дело — с ними всегда воевать. Пан без войны не пан, мирный пан хлопу не указ. Поэтому, когда у нас нет ни с кем другим войны, мы ходим в Златоградье. Но, конечно, не все разом, ведь должен же кто-то и на хозяйстве оставаться, за Краем смотреть. Так что заможным именитым панам, которые уже добыли себе много славы, каждый год туда ходить необязательно. Это уж какая у них бывает охота. Но молодому, только что вышедшему в свет пану летом не пойти на Златоградье — это то же самое, что старому не выйти на двубой.