Гнев троллей - Хардебуш Кристоф. Страница 11

6

Натиоле внутри кипел, но пытался не показывать этого. «Пресное вино и пресные разговоры», — про себя прокомментировал он праздник.

Он больше не удостоил брата и взглядом, отошел от Ионниса и вернулся за стол отца, который как раз в этот момент был увлечен разговором с седовласым влахаком. Стен либо не заметил спора между сыновьями, либо просто проигнорировал его. По крайней мере, внешне он казался спокойным и довольным. Снова и снова гости подходили к его столу, обменивались несколькими словами с воеводой, говорили тосты. Товарищи вспоминали битвы, называли имена погибших, смеясь и плача. При этом очень часто всплывало имя Нати. Подразумевался Натиоле Таргузи, о котором старший сын Стена за свою жизнь наслушался великое множество историй. Лучший друг воеводы, бесстрашный воин, беспечный буян и гуляка, который погиб, когда вместе со Стеном и группой троллей освобождал Висинию и других заложников из рук Цорпада, и который упокоился в одинокой могиле на берегу Маги. Для юного Натиоле это имя представлялось тем грузом, который бросали на весы, когда наследный принц пытался оценивать самого себя. «Разве не достаточно того, что все постоянно сравнивают меня с отцом? — подумал он. — Я — это я, живой; а не тень кого-то в могиле».

Натиоле не участвовал в большинстве разговоров, не мог даже представить себе, что Теремия когда-то была оккупирована масридами. Он не мог и представить другого дома, кроме крепости Ремис, хотя и родился в Мардеве.

Тем временем Стен слегка повысил голос. Он говорил о Висинии.

— Я с трудом поверил своим глазам, увидев ее там, внизу, в пещерах, окруженную целым племенем троллей, — повторял воевода историю, которая стала почти легендой, и при этом его взгляд искал взгляд сына. — Я верю, что она никогда не сомневалась в том, что мы найдем дорогу назад. Пока меня этот трижды проклятый подземный мир и упрямые тролли чуть не свели с ума.

Грустная улыбка отца уколола Натиоле в самое сердце.

Когда трапеза наконец стала близиться к завершению, он быстро поднялся и остановился несколько в стороне. Со своего места он мог спокойно наблюдать за всеми. Отец, казалось, даже не заметил его состояния; он был целиком занят гостями.

Ионнис тоже двигался от одной группы к другой, держался должным образом и находил для всех приветливые слова. Некоторое время Нати наблюдал за младшим братом, затем его взгляд упал на гостью из Дирийской империи, и он заметил, что Артайнис только что тоже наблюдала за ним. Хотя она и опустила взгляд, он был уверен, что перед этим она фактически в упор разглядывала его. До сих пор юноша не тратил на нее мыслей. С тех пор как улучшились отношения с империей, при дворе часто бывали посланники или торговцы, когда это позволяли горные перевалы: горы отделяли Влахкис от золотой империи гораздо эффективнее, чем любые культурные различия.

«Ионнис снова выставляет себя на посмешище, наматывая круги вокруг этой разряженной дирийки, словно влюбленный кот, — сердито подумал Натиоле. — Дирийские одежды, дирийские нравы… любовь к дирийке будет как раз в его стиле. Разве не говорят по всей Теремии, что младший принц дома сал Сарес пользуется немалым успехом у женщин?»

— Она очень милая, как думаешь? — неожиданно раздался рядом с ним голос отца.

Погруженный в свои мысли, Натиоле не заметил, как Стен подошел к нему.

— Слишком обвешана дирийским золотом, если хочешь знать мое мнение, — мрачно ответил он.

Это вызвало у Стена смех.

— Если я не ошибаюсь в оценке дочери Саргана, то под всеми этими слоями драгоценных тканей еще спрятан минимум один кинжал.

— Возможно, тебе тогда стоит предостеречь Ионниса. Я думаю, он уже недалек от того, чтобы выяснить, что именно скрывается под ее одеждами.

Лицо Стена омрачилось, когда он услышал раздраженный тон Натиоле.

— Твой брат заботится о благополучии нашей гостьи, Нати. В этом ты едва ли можешь упрекнуть его.

— Называй меня Натиоле, отец. Пожалуйста. И я очень даже могу упрекнуть его в том, что он ведет себя, словно лакей дирийки.

Стен напряженно выдохнул и твердо посмотрел на сына.

— Ну, хорошо: Натиоле. Сегодняшний вечер важен для влахаков, и ты очень хорошо знаешь об этом. Вечер, когда мы думаем о том, какой длинный путь мы уже проделали и какие жертвы нам пришлось принести для этого. Не порть его очередной ссорой с братом. Я прошу тебя.

«Значит, он все-таки заметил, что мы перед этим поссорились, почему он тогда не делает наставлений Ионнису?» Мгновение Натиоле подумывал о том, как бы резко возразить отцу, но потом увидел глаза воеводы, заметил в них печаль.

— Ну, хорошо, — помедлив, согласился он.

Стен примирительно улыбнулся.

— Спасибо.

Какое-то время Натиоле следил за воеводой, который подошел к Артайнис, словно ничего не произошло. Вскоре возле юноши оказался старый Винтила, и принц все свое внимание обратил на прорицателя.

Шаги старика были тяжелы, он с трудом опирался на палку. В руке он держал кубок с вином, от которого периодически отпивал небольшой глоток. Волосы Винтилы уже давно поседели, но все еще были густыми и длинными — до самых плеч. Прорицатель был одним из немногих, кто пережил пробуждение Духа темноты и последствия его дыхания. Большинство прорицателей позже заболели, многие умерли. Винтила тоже получил отметину: его ноги скрючили не годы, а недели, в течение которых он боролся со смертью. Натиоле так и не понял до конца сложных объяснений, но сила Духа темноты затронула в основном тех, кто мог слышать голоса духов.

— Совсем один? — спросил прорицатель, сжав губы в тонкую улыбку. — Ты молодой, Натиоле. Ты должен праздновать!

— Но я праздную. Просто по-своему.

— Хорошее вино и хорошая история — это все, что нужно влахаку. Сегодня вечером рассказывают лучшие истории. Печальные истории, но мы к ним привыкли, — заявил Винтила и чокнулся кубком с Натиоле.

— Красное вино?

Прорицатель заглянул в свой кубок, словно неожиданно обнаружил, что тот полон.

— Да, кровь дракона. Лучшее, что может выдать Валеодара.

— Красное вино из Ардолии? Никогда бы не подумал, прорицатель, — ледяным тоном ответил Натиоле, но Винтила тихо засмеялся, вместо того чтобы оправдываться.

После того как масридов изгнали с запада, влахаки вернули старое название своей родины. Восток же масриды до сих пор называли Ардолией, и иногда Натиоле спрашивал себя, не стала ли та часть уже совершенно другой страной. «Страной, в которой влахаки все еще не правят. Страной, в которой сестра воеводы опозорила свою семью».

— Это наполняет казну марчега Тамара, — вслух сказал он. — Словно им нужно еще больше золота и серебра!

Винтила не отвечал. И только когда Натиоле опять хотел что-то сказать, прорицатель поднял руку.

— Недоразумение, кнаи. Простите меня, если я оскорбил вас.

Формальное обращение как к влахакскому принцу приглушило гнев Натиоле. «Он — старый. Возможно, уже даже не все понимает. Я должен оказывать ему больше уважения. Ведь он все-таки ведет нашу страну старыми путями».

— Я должен извиниться, — заявил он. — Иногда мне кажется, что никто ни о чем не думает, когда произносит название «Ардолия».

— Твое беспокойство понятно, хоть и безосновательно. Для меня это вино не из Ардолии. Это хорошее вино из Влахкиса. И оно не напоминание о позоре гнета. Оно — обещание.

Прорицатель, улыбаясь, вновь поднял кубок, и на этот раз Натиоле ответил на его тост. Несколько мгновений они стояли молча, пока Натиоле, не глядя на Винтилу, не продолжил:

— Это достойные мысли. Хотелось бы, чтобы больше влахаков думали так, как вы. Вместо этого у нас есть соглашения, обозначения границ, сторожевые посты, которые дают Тамару право сохранить за собой земли.

— Ваш отец — осторожный властитель. И благополучие страны постоянно заботит его.

— Но вся земля между горами — это Влахкис! Не важно, как масриды ее называют, — взорвался Натиоле.