Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 172

Толпа зашумела, пока ещё слабо, но Рэйварго прямо-таки физически ощущал её негодование.

— Кривой Коготь жив! — закричал он. — Всё это время он был жив. Выжидал, прятался, набирал сторонников! И теперь он пришёл сюда, чтобы захватить наш город! Конечно, один он это сделать не может. Поэтому он привёл сюда своих оборотней. Но! — Рэйварго приподнял руку. — Но большинство из тех, кто пришли сюда сегодня, не хотят никого убивать! Они пришли потому, что их заставили.

— Заставили, как же! — истерически закричала какая-то женщина. — Бедненькие они, несчастные! Их заставили, только представьте!

— Да что мы его слушаем? — буквально проревел какой-то мужской голос. — Если он не хочет сражаться — пусть убирается!

— Я хочу сражаться! — крикнул Рэйварго. — И мои друзья тоже! Мы преодолели сотню миль, умирая от жажды и потери крови, чтобы прийти сюда вовремя, чтобы прийти раньше Кривого Когтя! Потому что мы знаем его планы.

Рэйварго набрал воздуха в грудь и заговорил снова, уже спокойнее: он видел, что люди немного заинтересовались.

— Кривой Коготь не знает, что в Донирете его могут встретить с боем. Он хочет напасть этой ночью, когда на небе будет полная луна и его оборотни…

— Просто стадо немытых бродяг, — презрительно крикнул Марней Гилорк. — Они ничего не смогут сделать!

— Днём — может быть, — резко ответил Рэйварго. — Но через шесть часов стемнеет, и эти бродяги станут сильными и опасными чудовищами. Такова их болезнь. Они не могут с этим совладать — но я знаю, как это можно исправить.

— Тише, тише, — закричали в толпе, — пусть он договорит!

Сердце Рэйварго подпрыгнуло у него в груди. Он обвёл взглядом толпу и снова заговорил, как говорил ещё в институте, рассказывая о чём-то, что было интересно в первую очередь ему самому. Он рассказывал о «Ликантропии», о проклятии оборотня, которое передаётся через укус, о разных поколениях вервольфов в стае Когтя, каждый из которых, прямо или косвенно, был заражён своим вожаком. Он рассказывал о том, как в его плечо летел нож Шва, как Щен пытался зарезать его, и как он убил их обоих (при этом в зале раздался одобрительный гул, но Рэйварго слышал только потрясённое молчание отца). Затем он рассказал о том, как Веглао и Октай спасли его от смерти, а он в ответ решил спасти их от болезни, о том, как он видел их июньское превращение, как варил зелье, как собирал обсидиан. Он взволнованно говорил о пути через всю страну и архиве города Станситри, о Клыкастых горах и заброшенном мерканийском городе, не замечая, что в зале стоит гробовая тишина, и люди уже подошли вплотную к сцене, ловя каждое его слово. Когда он рассказал о том, что это Веглао убила Морику, славившуюся своими зверствами, кто-то даже зааплодировал, и Рэйварго почти физически почувствовал возмущение Тьярроса. Но всё равно он продолжал говорить, и, когда наконец закончил, в зале ещё около минуты было тихо, как в подземелье Меркании.

12

Поезд начал сбавлять ход задолго до того, когда это было нужно. Донирет ещё только-только появился на горизонте, его старый вокзал был ещё как минимум в шести милях пути, когда стук колёс по рельсам стал реже и глуше, а потом и вовсе прекратился.

Кривой Коготь спрыгнул с платформы не сразу: он ещё некоторое время постоял, наблюдая за тем, как оборотни суетятся на голой пыльной равнине, строя лагерь — полнолуние было уже сегодня, но ночи следовало ещё дождаться, а день обещал быть жарким. Мужчины и юноши вбивали в сухую землю колья, разворачивали над ними куски брезента, циновки и одеяла, готовя укрытия от палящего солнца, которое должно было скоро взойти. Другие же по приказу Когтя отправились на поиски телефонных и телеграфных кабелей, чтобы лишить город связи.

Спустившись на землю, вожак неспешно прошёлся по лагерю. Триста двадцать оборотней, к которым должны через пару часов присоединиться ещё около ста под предводительством Барена, а в ближайшие дни — вся его стая. Возможно, что потеря отряда Морики не станет таким уж ощутимым ударом. Однако было ещё одно обстоятельство, которое беспокоило его: нынешней ночью им не удалось убить трёх лазутчиков, которые уже натворили столько бед. Они сумели сбежать — но куда? Где они теперь? Что, если они побежали в Донирет — ведь девчонка знает о его планах — и предупредили жителей города? Если так, он и его стая окажутся в незавидном положении: до восхода луны ещё четырнадцать часов, и напасть на город раньше они никак не смогут. А если горожане нападут первыми, они будут иметь перевес. Одно дело напасть врасплох, ночью, на безоружных, и совсем другое — встретиться в чистом поле с хорошо вооружённым ополчением, защищающим свои дома и свои семьи. Пока Кривой Коготь размышлял обо всём этом, сверкая глазами и кусая усы, оборотни закончили разбивать лагерь и теперь отдыхали в тени, перекусывая хлебом и диким луком.

Неожиданно от западной границы лагеря раздался громкий крик, заставивший Кривого Когтя радостно встрепенуться:

— Барен! Сюда идёт Барен!

Кривой Коготь заторопился туда, откуда кричали. Взобравшись на крышу паровоза, где стоял наблюдатель, он забрал у него бинокль и посмотрел туда, куда оборотень указал ему рукой. Через секунду красные губы вожака разошлись в довольной улыбке: в небольшой тёмной толпе, находившейся на расстоянии в триста шагов и быстро приближающейся, он разглядел знакомое грубое лицо.

Через десять-пятнадцать минут Барен уже подошёл к лагерю вплотную. За ним следовал крупный отряд из мрачных здоровых оборотней, вооружённых до зубов. По их металлическим зубам, бритым черепам и видневшимся на коже сизым татуировкам сразу становилось ясно, где именно Барен проводил рекрутский набор. Девушки и женщины из стаи Когтя поглядывали на вновь прибывших со страхом, те молча окидывали их оценивающими взглядами. Кривой Коготь размашисто подошёл к Барену; его лицо светилось от радости, зубы сверкали в улыбке.

— Барен! Старый друг! — расчувствовавшись, Кривой Коготь даже приобнял Барена одной рукой.

— Я не мог не прийти, мой вождь, — ответил Барен со своей неприятной улыбкой. — Мои волки в твоём распоряжении. Их здесь восемьдесят четыре, все до одного уже нюхали кровь. А где старушка Морика? Что-то я её не вижу.

— Барен, — глухо сказал Кривой Коготь, — Морика мертва.

Улыбка исчезла с лица старого оборотня.

— И давно? — выплюнул он вопрос.

— Ещё и суток не прошло, — отозвался Коготь. — Я опоздал всего на несколько часов, чтобы помочь ей. Но её смерть не должна нарушить наши планы. Ты и твои волки здесь, и у меня в отряде нет потерь.

Он отвёл Барена в сторону и начал негромко объяснять ему свой план, который в скором времени собирался передать всем. Барен внимательно слушал, время от времени задумчиво кивая. Тем временем оборотни Барена, не отдаляясь друг от друга, сели на землю особняком от всех и, перебрасываясь матерными репликами, начали выуживать из своих карманов хлеб и колбасу.

Тальнар отошёл от навеса, под которым сидела Заячья Губа и другие женщины, и пошёл искать Авраса. Ему уже давно не доводилось говорить со своим другом, и сейчас он чувствовал, что это ему прямо-таки необходимо — его снедала тревога, предчувствие тяжкой беды, в таких случаях Аврас всегда мог его подбодрить и дать дельный совет.

Вскоре он увидел его — Аврас и ещё несколько оборотней сидели под одним из навесов совсем рядом с поездом и тихо о чём-то разговаривали. Лица у них были озабоченными и суровыми. Тальнар остановился в нерешительности — наверное, Аврасу сейчас не до него. Но тут его друг, подняв голову, увидел его и, приветственно кивнув, поманил его рукой:

— Подходи, Тальнар.

Юноша подошёл к ним поближе и опустился на сухую землю. Четверо собеседников Авраса, среди которых был Долвер, смерили его недоверчивым взглядом, но промолчали.

— Тальнар, — сказал Аврас, — мы говорили о Кривом Когте.

— Ага, — кивнул Тальнар.

— Мы говорили ещё о том, — спокойно продолжил Аврас, — что сегодня ночью, судя по всему, будет порядочная заварушка. Ты как думаешь?