Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 185

Сейчас, глядя на то, что осталось от Донирета, она вспоминала это. Бедный город был уже на последнем издыхании, и лишь слабо сопротивлялся смерти. Веглао видела, как горят дома, разрушенные взрывами, как слегка дрожит, будто водяная плёнка, воздух над пламенем, как к небу несётся чёрный дым. Огонь быстро ел раскиданные всюду взрывами обломки деревянных рам, мебели, упавшие телеграфные столбы, и в его жадном, прожорливом треске Веглао казалось, что она слышит, как плачут люди при виде своих разрушенных жилищ.

Сейчас ей не было страшно. Должно быть, остатки страха из неё вышибло, когда ударило взрывной волной полчаса назад. Шок до сих пор не вполне прошёл, и от этого боль в левой, сломанной, руке казалась Веглао как будто притуплённой. Отстранённо она подумала о том, что руку надо попробовать перевязать. В том, что у неё это получится сейчас, она сомневалась — накладывать шины ей доводилось и раньше, но в прошлые разы руки у неё не тряслись, а голова соображала.

Девушка медленно достала из-за пояса пистолет.

В нём остался только один патрон — тот, который она недавно вытащила из нагрудного кармана. В отблесках огня серебро полыхало красным, как краешек восходящего солнца. Веглао с трудом вставила барабан на место.

Для кого ей оставить эту пулю? Кривой Коготь ещё жив. Она чувствовала это так же сильно, как человек, находящийся возле открытой печки, чувствует жар от горящих дров. Он всё ещё жив, он всё ещё нападает. И она тоже жива. А что случилось с Октаем и Рэйварго? Что случилось с защитниками города? Много ли их ещё осталось?

Веглао подумала о том, что надо вставать и идти. Надо найти Кривого Когтя и сделать это. Слишком долго она ждала. Нельзя упускать шанс снова. Нельзя.

Но она так устала…

Если она пойдёт за Кривым Когтем, ещё неизвестно, сможет ли она его убить. Зато точно известно, что её ждёт новая боль. Не лучше ли покончить со всем сейчас?

Она взвела курок и поднесла пистолет к своему лбу. Потом закрыла глаза.

Дуло было теплым и скользким от её пота. Интересно, что чувствовала Тарлиди, когда ей прострелили голову? Успела ли она ощутить, как кусок металла пробивает кости её черепа и вгрызается в мозг? Или просто все запахи и звуки мгновенно исчезли, словно торопясь за зрением? Есть только один способ узнать…

«Когда всё это закончится, я покончу с собой», — вспомнила Веглао свои слова. Её руки задрожали, и она медленно опустила пистолет, открыв глаза.

— Нет, — тихонько прошептала она. — Нет, всё ещё не закончилось.

Она ещё немного посидела под обломком кирпичной стены, с которой от взрыва мигом осыпалась вся штукатурка, дожидаясь, пока перестанут дрожать колени. Но дрожь не проходила, даже не слабела, и в конце концов Веглао с трудом поднялась и побрела туда, где, как ей подсказывало чутьё, были оборотни.

Идти было практически невозможно — дома превратились в горящие руины, обломки стен и крыш засыпали улицы. Впереди поднималось облако пара. Со всех сил Веглао заковыляла к нему, и через несколько десятков шагов из её груди вырвался радостный хрип: сквозь пар блеснула отражённым пламенем цистерна с водой. Веглао уже было слышно тихое журчание, ещё двадцать шагов — и вот она уже идёт не по крошащимся деревянным брусьям и обугленным кирпичам, а по мокрому асфальту, среди дымящихся луж. Из открытого крана возле днища цистерны вода текла еле-еле: гигантский цилиндр почти совсем опустел. Веглао подумала, что здесь ничуть не лучше, чем в той выжженной могиле, из которой она только что пришла: здесь, правда, не было огня, но горячий пар обжигал так, что кожа краснела на глазах. Торопливо Веглао подбежала к цистерне, уже хотела подставить ладонь под бегущую воду, уже предвкушала, как обрадуется сейчас её сухое горло, — и тут же отпрянула назад. От воды поднималось густое облако пара, как будто она лилась из нагретого чайника. От чудовищного жара, царившего в городе, вода в цистернах вскипела. Веглао поспешила прочь от этого места.

Через несколько минут она снова шла по улице. Эту часть города каким-то чудом не задели взрывы, здесь ещё сохранились дороги. На дрожащих, слабых, как будто чужих ногах она шла так быстро, как только могла. Чутьё кричало, вопило: впереди оборотни, много оборотней, безумно много оборотней. Впереди Кривой Коготь. Впереди ратуша, впереди люди, впереди Рэйварго и Октай…

Вой десятков глоток всё приближался, но, сколько Веглао ни напрягала слух, она не могла расслышать ни выстрелов, ни человеческих голосов. Волосы от ужаса шевелились и приподнимались у корней, из-за ушей по шее вниз струился испуганный пот. Ведь не может же быть, чтобы все уже были мертвы. Она была без сознания полчаса, не дольше. Шла сюда примерно столько же времени. Кривой Коготь просто не успел бы довести дело до конца…

…Внизу, на дороге, среди дымящихся обломков и сломанных древесных сучьев лежали его мёртвые оборотни. Их тела уже стали человеческими, и Кривой Коготь мог бы принять их за павших дониретцев, если б не знал каждого из них в лицо. Он бесшумно шёл между ними, заглядывая в остекленевшие глаза, покрытые копотью лица, перешагивая через переломанные руки и ноги.

Тоска и гнев жгли его звериную душу. Ему хотелось вскинуть голову и завыть на луну, молить её о прощении за то, что проиграл сегодня. А то, что он проиграл, ему уже было ясно. То, ради чего они пришли в Донирет — склад оружия — уже погибло, и все эти жертвы напрасны. Весь цвет его воинства пал, и только его врождённое упрямство не позволяло ему сейчас же отдать оставшимся приказ отступать. Кривой Коготь прекрасно знал, где они сейчас — они снова и снова штурмуют ратушу, конечно. Ему не нужно было особых усилий, чтобы контролировать своих волков, просто он постоянно думал о том, что они нападают, и они нападали. Ненавистью и злобой к этим упрямым глупцам, так любящим свой чахлый городок, Кривой Коготь подписал смертный приговор для всех, кто пришёл сюда сегодня с ним. Оборотни один за другим падали, сражённые пулями и огнём, но это не могло заставить его отозвать их. Пусть они не получили того, чего хотели, но он всё равно не отступит. Он лично убьёт всех горожан, кто останется в живых — мужчин, женщин, мальчиков, девочек, — всех. Раз Донирет не пригодился ему, значит, надо уничтожить его окончательно, превратить в проклятое место, в город-призрак.

Среди мёртвых тел он заметил незнакомого юношу, лежащего неподалёку. Подойдя к нему, Кривой Коготь принюхался. Паренёк был оборотнем, и живым оборотнем, просто потерявшим сознание от ран. Но почему-то он был в человеческом, а не в волчьем обличье. Шерсть на загривке у Кривого Когтя поднялась дыбом. Он обошёл лежащего мальчишку, пристально вглядываясь в него. Что за чертовщина? Волк почувствовал, как к его недоумению примешивается что-то вроде страха.

Тут взгляд его упал на алюминиевую фляжку, лежащую рядом с рукой юноши. От удара крышечка фляжки отлетела и из горлышка вытекла небольшая лужица какой-то тёмной, как кофе, жидкости. Почему-то жидкость не впиталась в сухую дониретскую землю. Ничего не понимая, Кривой Коготь наклонился к лужице, дёргая чутким носом. Жидкость пахла… ничем. Даже запаха воды она не издавала. Сам не понимая, что делает, Кривой Коготь вдруг высунул язык и вылакал её всю. Тёплая и тягучая, она втекла ему в горло, и он замер, ожидая боли.

И боль началась. Острый гвоздь с размаху вонзился в сердце, и лапы оборотня подкосились. Он упал на землю, почти ничего не видя от ужаса и боли — впервые в жизни он превращался, как обычный вервольф, в мучениях. Теперь-то он взвыл во всю глотку и, захлебнувшись воем, уронил голову наземь. Следующий крик, вырвавшийся из его груди, был уже человеческим.

Веглао, услышавшая этот крик, уже бежала сюда. Под ноги ей попадались обломки деревьев, кирпичи, вылетевшие оконные рамы, куски домов, змеящиеся проволокой упавшие телеграфные столбы, трупы людей, трупы волков. Сначала она перелезала и перешагивала через них, потом перелетала, не чуя ног. Она спотыкалась и падала, раненую руку скручивала боль, кожа на локтях и коленях раздиралась в кровь. Она падала и поднималась снова, не чувствуя боли и усталости. Она не бежала — летела, и её несло нечто куда большее, чем её собственные силы.