Хроники Сергея Краевского (СИ) - Архиповец Александр Александрович. Страница 50

Ну а заключенный в самом деле был на грани безумия и смутно понимал происходящее. Когда и за что его арестовали, чего хотят. Наверное, сказывались многочасовые допросы и побои. Боль воспринималась уже не так остро, но думать мешала, не давала сосредоточиться.

"Какие‑то явки, документы, имена... Бред собачий! Чудовищная ошибка... Он ‑ подпольщик, контрреволюционер? Попытался объяснить... Но мучители только зверели..."

Открылась дверь. Конвоир втолкнул Риту.

Жена за прошедшее время, казалось, стала еще меньше. Зато живот явно подрос. Бездонными, полными ужаса глазами обежала комнату. Пошатнулась, увидев мужа. Но переборов секундную слабость, бросилась к нему, обхватив руками, прижалась к груди.

Побледнела, увидев следы пыток. Казалось, что на лице остались только глаза:

‑ Сереженька! Боже мой! Что они с тобой сделали! ‑ дрожащим голосом простонала Рита. Любимые пальцы ласково коснулись лица.

‑ Не спеши, жидовочка! ‑ хохотнул Горбатко, ловко ухватив за волосы, сильно дернул, поставил на колени. Вскрикнув, подобно раненой птице, Рита замерла. Тысячи игл вонзились в низ живота, зажгли нестерпимую боль, замутили взгляд, вырвав из сжатых губ по‑звериному страшный стон.

‑ Красноштан, пошел вон! ‑ махнул рукой Жилин в сторону красноармейца. ‑ Погодь! Станут звонить ‑ я занят. Марии Марковне скажи, что приеду к ужину. Пусть поджарит картошки.

О себе Сергей уже не думал.

"Любимая! Что изверги сделают с ней и неродившимся малышом? Как спасти ее, как защитить?"

Собрав остатки сил, попытался встать. Но Гриша, тонко уловив момент, оттолкнул Риту в сторону и как бы нехотя, между прочим, ударил в живот.

‑ Очухался, ‑ плотоядно ухмыльнулся он, глядя Сергею в глаза.

‑ Ну что ж, голубчик, продолжим, ‑ безразлично скучающим тоном произнес Андрей Михалыч, направляя лампу в лицо, ‑ а то чего доброго и ночевать здесь придется. Я думаю, теперь ты будешь сговорчивей. Жену пожалей, ребенка.

Горбатко тем временем выпил полстакана водки, утер лицо вспотевшими ладонями.

Сергей вдруг отчетливо увидел его толстые, густо поросшие волосами пальцы людоеда. Они тряслись мелкой дрожью, предвкушая близость беззащитной жертвы.

Михалыч тоже заметил, что помощник "завелся". Сам особого удовольствия от подобных сцен он не испытывал, но садистские наклонности подручного частенько применял для пользы дела. Своих рук без крайней необходимости не марал.

‑ Ну что, сволочь, говорить будешь? ‑ прохрипел Горбатый с явной надеждой, что враг народа промолчит.

‑ Стойте, я подпишу все, что хотите! ‑ срывающимся голосом крикнул Сергей. ‑ Умоляю, не трогайте жену. Она ничего не знает.

‑ Фальшивки нам ни к чему, ‑ назидательно возразил Михалыч. ‑ Вон у нас их сколько. Шкафы ломятся. Да при желании я мог бы засадить весь город... А не то что паршивого белополяка с женой‑жидовкой. Нам нужны документы, фамилии, явки...

Ну что на это можно сказать? Расценив молчание как отказ, Гриша направился к Рите. Взгляд его враз остекленел, а из полуоткрытого рта борца за идеалы коммунизма, как у бешеной собаки, капала слюна.

‑ Еще не поздно, говори, ‑ начал было Жила, но Горбатко ждать не хотел. Оглушив Риту, уже срывал мохнатыми пальцами одежду.

Волосы на голове Сергея встали дыбом. Он рвался, кричал, звал смерть. В душе бурлили ненависть и отчаяние, ужас и бессилие. Страстно жаждал забвения, гибели этого проклятого мира. Призывал Господа Бога и Создателя, Дьявола, Сатану, кого угодно ‑ лишь бы окончился этот кошмар...

Внезапно комната утратила четкие контуры, словно на холсте потекли краски. Сергей подумал, что теряет сознание...

Но нет, наоборот, оно прояснилось. Возвратились истинная память и самосознание Человека, Великого герцога или неудачливого демона.

Недавний пленник с удовольствием размазал мучителей по стенам комнаты пыток. Разорвал оболочку мнимого мира.

Дрожащий и нагой со свежей сединой в волосах он стоял у подножья золотого трона, на котором гордо восседал смуглый, черноволосый Властелин. В меру худощавый, в строгом темно‑синем сюртуке. Без каких‑либо украшений. Необычными были лишь его глаза, сияющие сапфирами голубизны, искрящиеся, обжигающие всепоглощающим пламенем.

Насмешливо глядя на Сергея, он небрежно поигрывал знакомым Волчьим медальоном.

"Все тот же Демон, твою мать! ‑ чертыхнулся Краевский, ‑ но теперь в ином обличье. И не загребли ж его черти в ад! Про‑клятый мучитель. Не зря его так боялся Лориди".

Собрав жалкие остатки сил, вложив целиком всю свою ненависть и жажду мести, ударил энергетической стрелой в сущност‑ное ядро пси‑трансформера.

Тот вздрогнул, как от пощечины, глаза запылали недобрым огнем...

‑ Ты мечтал отправить меня в ад! ‑ загрохотал в мозге громоподобный голос. ‑ Но я создам его для тебя...

Медальон с необычайной силой треснул Сергея в лоб...

Горун велик! Горун могуч!

Он, искривляя света луч,

Из мира сумрачных теней

Приходит в грешный мир людей.

И крылья расправляет ночь,

Она уносит жизни прочь,

Могучей силой наделен,

Хозяин многих судеб он.

Навеки проклят будет тот,

Кто только имя помянет,

Не веря в силу Горуна,

Тому ‑ великая беда.

Несчастный смерти будет рад,

При жизни попадет он в ад,

Где проклянут его друзья,

И помощь ждать ему нельзя!

Средь близких волком выть ему,

Испить всю чашу одному,

Молить о смерти Горуна, ‑

Лишь эта честь ему дана.

Из древнего пророчества

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОБОРОТЕНЬ

Расступившись, вековые дубы нехотя выпустили из зеленого плена всадника. Словно знали, что Дин ОКейн по роду службы обязан их лелеять и охранять. Ему доверено приумножать лесные богатства графства Квин.

Старший егерь, по‑местному глиф, нахмурив мохнатые брови, недовольно глянул на недавно выгоревшую траву, подумал, что не мешало бы сделать защитную полосу пошире. Не ровен час, участившиеся в засуху пожары доберутся до его любимого детища.

Пришпорив недовольно ржавшего Уголька, глотая черную с запахом свежей гари пыль, поскакал к виднеющемуся на горизонте замку.

Добротная одежда, сбруя, широкий пояс и кинжал, инкрустированные серебром, породистый жеребец ‑ все говорило если не о богатстве, то, по крайней мере, о достатке.

Да, на бедность Дин пожаловаться не мог. Был у него большой каменный дом, десяток работников вели немалое хозяйство. Приличное, при том регулярно выплачиваемое из казны графа, жалование, арендная плата за мельницу и фермы составляли кругленькую сумму. А в прошлом году и вовсе повезло ‑ почти за бесценок удалось купить у разорившегося соседа земли, на которых в ближайшее время Дин собрался разводить лошадей.

"Хороший конь всегда стоит дорого, ‑ думал OКейн похлопывая красавца Уголька по шее, ‑ а перед войной и вовсе можно разбогатеть. Кавалерия у нас всегда в почете. Да и командуют ею только любимцы короля. Хвала Горуну, в их числе и наш молодой хозяин граф Серж де Квин. Жаль, конечно, что он в последние годы отошел от дел. А как блистал при дворе! Эх, если бы не Райза и рождение сына. Но придут смутные времена, о нем сразу вспомнят и призовут. Да и кони будут в особой цене! Хотя случись война, неизвестно как повернется судьба. Погибнут сыновья ‑ кому оставить богатство, кто закроет ему глаза в смертный час?"

Почувствовав легкое головокружение, Дин придержал жеребца, сплюнул черную от гари слюну. После той распроклятой охоты часто стали беспокоить головные боли.

Прошлой зимой, во время большой графской травли секатых его сбросила лошадь. Упав, Дин ударился затылком о пень и неделю находился при смерти. Спасла глифа старая Дрилла. К ее хижине на руках отнесли слуги. В тот день, хвала Горуну, она была во вменяемом состоянии, что случалось нечасто.

Из ее халупы он вышел хоть и пошатываясь, но уже на своих ногах. С тех пор тошнота и головные боли заставляли время от времени ездить к старухе. Колдунья клала похожие на мощи руки ему на виски и что‑то бормотала себе под нос. Хворь на не‑сколько недель отступала. Ну а потом возвращалась вновь. Приступы становились сильней, гнали в чащу леса.