Хроники Сергея Краевского (СИ) - Архиповец Александр Александрович. Страница 56

Но все усилия тщетны. Колокольный звон перерос в набат. Пришлось расслабиться, закрыть глаза. Сдерживая стон, плотно стиснул зубы. Дрема подкралась незаметно, была поверхностна и кратковременна. Так же быстро и ушла, бесследно растаяв, словно предрассветный туман.

Ведьма, склонив голову на едва прикрытую лохмотьями высохшую грудь, жалобно, по‑детски постанывала во сне. Сквозь седые космы виднелся крючкообразный нос, впалые блеклые щеки, синее пятно губ.

Но оборотню вдруг показалось, что перед ним не старая карга, а юная красавица. От удивления он раскрыл зубастую пасть, уловив смутно‑знакомые черты, упрятанные под грязную оболочку.

"Похоже, Ягуся пострадала от того же зловредного Кощея, что и я".

Чувство жалости и сострадания нежданно захлестнули душу и сердце.

Оборотень встал и, бережно ступая на все еще опухшую лапу, подошел к старухе и внезапно для самого себя лизнул шероховатым языком в щеку.

Неизвестно, кто из них испугался больше. Но недоумение в глазах враз проснувшейся Дриллы быстро сменилось вначале негодованием, а затем пониманием и благодарностью. Повинуясь непреодолимому порыву, она крепко прижала к себе мохнатую голову и горько‑горько, совсем по девичьи зарыдала.

Миг слабости умчался, и словно опомнившись ведьма оттолкнула волка прочь и бросилась вон из хижины. Не зная, что делать дальше, оборотень немного потоптался на месте, а затем захромал вслед за ней.

А за стенами развалюхи входила в силу дивная ночь Двойного Полнолуния. То время, когда невозможное становилось возможным, а сокровенное ‑ явным. Когда воедино сливались души и тела влюбленных, и даже самые злые чары отступали, не в силах противостоять магии природы.

Нависшее над головой бездонное звездное небо, отразившись в кристальных водах озера, заполнило собой весь мир. Две полные серебристые луны, стараясь превзойти друг друга красотой, щедро делились волшебным светом. Едва ощутимый, но от этого не менее свежий ветерок решительно изгнал полуденный зной, неся на своих легких крыльях тысячи лесных запахов, благоухая ароматом цветов и скошенных трав. Иногда его мягкое дуновение чуть рябило поверхность воды, но уже следующее мгновенье возвращало зеркальную гладь. Несравненный музыкант и певец соловей, превзошел сам себя, устроив ночной бенефис. Вероятно, именно он добавил недостающий ингредиент, превратил воздух в живительный эликсир, исцеляющий и пьянящий.

Ночное озеро непреодолимо манило к себе. И оборотень, забыв обо всем на свете, откликнулся на этот зов.

На берегу он вновь увидел ведьму. Старуха словно сомнабула медленно входила в воду. Лунный свет над ее седой головой светился мерцающим ореолом. Опускаясь вниз, он породил дымку, которая, словно старую змеиную кожу, сняла ненавистную оболочку.

Вместо Яги взору волка предстала Царевна Лебедь, яростно срывающая с себя жалкие лохмотья. Вместо седых косм ‑ золото волос, вместо крючкообразного носа и впалых щек ‑ божественно правильные, немного восточные черты лица, в недавно пустых глазах засверкали изумрудные искорки. Дивный стан и высокая, чуть колыхающаяся в такт шагам, усеянная бриллиантами брызг девичья грудь.

Несомненно, что в прошлой жизни он эту красавицу встречал. Да что там, хорошо знал! Но память безжалостно продолжала ему изменять. Услышав речитатив юной богини, волк сразу понял, что она по‑прежнему несет на себе клеймо безумия.

Сквозь слезы и стоны разобрать бормотание было совсем не так‑то просто. И все‑таки отрывки молитвы, нет, скорее про‑клятья, удалось понять:

...Навеки проклят будь, Горун,

За то, что сотворил со мною,

За то, что украл Камиллу,

Лишив моей любви...

...За то, что ты убил отца,

Похитил у него L‑Доха...

...Проклятье шлю тебе в века,

Пусть мои слезы, мои муки

Достигнут твоего ядра,

Пусть, как вода, источат камень

Твоей души, развеют мощь...

...А сущность заключат в кристалл,

В котором вечно будешь гнить,

И смогут все тебя забыть...

Навеки проклят будь, Горун!

Слова смешались с гортанными звуками в полурифмованную жуткую песнь.

Но голос девушки! Голос рвал ностальгией душу жившего в шкуре волка. Острое чувство утраты заставило трепетать сердце.

"Я должен, обязан ее вспомнить! Ну же!"

Казалось, еще немного, еще чуть‑чуть и пелена падет, вернется привычный мир и родная плоть.

Какой бы тонкой преграда ни была, но преодолеть ее не удалось. На смену возбуждению пришли головная боль и апатия.

В этот миг немного успокоившаяся красавица, плескавшаяся теперь, словно русалка, в водах озера, увидела волка. Приостановив грациозный танец, горько усмехнулась.

‑ А, это ты, оборотень. Еще одна жертва Горуна! Почему он сразу тебя не убил? Чего ждет, играя, словно кошка с мышью? Помолчав немного, добавила: ‑ Войди, несчастный, в воду, обрети хоть ненадолго свое истинное обличье. Но лишь обличье. Сущности наши безнадежно заблудились в лабиринте созданного L‑Дохом по желанию Горуна мире. Входи же скорее, пока светят обе луны. Волшебство продлится недолго.

Волк, не раздумывая, бросился в воду. Она обожгла, но не холодом, а огнем трансформации.

Явились пульсирующие боли в голове и тянущие, готовые вот‑вот разорвать в позвоночнике и костях. По жилам вместо крови побежал жидкий огонь.

Тело окутала дымка, быстро смешавшаяся с едва заметным паром, подымающимся от теплой воды.

Легкий ветерок приподнял край призрачного савана.

Вместо волка по грудь в воде стоял Сергей Краевский.

Пережитое, словно бессердечный художник несколькими не‑брежными мазками, изменило его обличье, сделало еще больше похожим на незнакомца, некогда встреченного на далекой Земле.

Черты лица стали грубее, резче, появились жесткие морщинки и седая прядь в каштановых волосах. Заблестела серебряными волосками отросшая борода.

В затуманенных забвением глазах ненависть и жажда мести вытеснили сострадание и печаль.

Сергей и Дриола смотрели друг другу в глаза, страстно желая скинуть магические оковы, восстановить память, обрести себя.

Казалось, что момент истины близок. Руки потянулись на‑встречу друг другу и соприкоснулись...

Сейчас свершится чудо.

Но... но... но...

Как часто счастье кажется нам таким близким. Вот оно! Бери свое долгожданное и выстраданное... По праву добытое. Бери и наслаждайся мигом удачи. Но вдруг оказывается, что это лишь мираж. Воплощенная фантазией в заманчивые формы несбыточная мечта. Утекающая сквозь пальцы, как горячий сухой песок.

Но... среди звездного неба не грянул гром, не сверкнула молния, поражая злого чародея, не распустился цветок папоротника, не сгорела лягушачья кожа так же, как и не вернулась память.

Но... прикосновение породило огонь страсти.

Дриола, ахнув, приникла к груди рыцаря. И он крепко обнял девушку, стараясь прикрыть собой, защитить от тягот и бед жестокого мира. Взяв на руки, осторожно вынес на берег, уложил на мягкие прибрежные травы. Склонившись, развел руками упавшие на лицо волосы, стал целовать неповторимые глаза, лоб, щеки, губы. Вначале они лишь дрожали, но поверив молчаливым обещаниям и ласкам друга, приоткрылись навстречу. Ведь они так истосковались в одиночестве, прозябая год за годом без нежности и любви.

И вот долгожданная любовь как городской цветок, разрушив толстый слой асфальта, пробила себе дорогу. Наполнила тела неутомимой жаждой и всепоглощающим желанием. Заставила позабыть о том, что с ними произошло и где они сейчас, позволила слиться воедино, переплела дыхания. Велела в унисон биться сердцам, вздрагивать и стонать, но уже не от обид и боли, а от сладострастия и блаженства.

Не увидели любовники коварно подкравшейся и закрывшей луну одинокой тучки, не почувствовали близости трансмутации.

Спустя мгновенье, на берегу в любовном танце кружились огромный оборотень и страшная, уродливая старуха.

Жуткий, леденящий душу вой разорвал ночную тишину. В нем звучали обида, жажда крови и обещание смерти. Несчастен тот, кто попадется на пути...