Иерусалимский покер - Уитмор Эдвард. Страница 70
Да.
Трудись честно, но до этого и после этого, а также в перерывах люби всякого, кого сможешь найти поблизости?
Да.
Джо вскочил на ноги. Он отодвинул стул и забрался на него. Снег на улице повалил гуще. Араб, который спал за передним столиком, рыгнул, почесал в паху и рыгнул снова, недоверчиво глядя на Джо, который стоял на стуле, раскинув руки, в потрепанном мундире времен Крымской войны.
И особенно важно, нараспев произнес Джо, лаская ладонями зловонный воздух, чтобы никто не сидел в одиночестве в пыли днем,глядя на группу людей. И группа не должна смотреть на бедного одинокого человека, пусть даже карлика, который оказывается у них на пути один‑одинешенек. Вместо этого обе стороны должны враз подняться и слиться в любви к Господу. Вкратце, занимайтесь любовьюради Христа. Не сидите и не смотрите, сразу и быстро, все вместе. Это ли ультрахристианское послание услышали в Тимбукту, Стерн?
Стерн кивнул, улыбаясь Джо.
Что ж, сказал Джо, тогда это довольно полный отчет о том, как бывший священник‑крестьянин из Нормандии основал в девятнадцатом веке в затерянном краю, в Сахаре, огромную полисексуальную общину. И так отец Якуба, больше известный как Белый монах Сахары, со временем стал отцом девятисот детей. И по этому случаю легендарный исследователь Стронгбоу, твой вышеупомянутый отец, послал своему старому другу, вышеупомянутому карлику, из самых честных и благородных побуждений, целый пайп любимого напитка, что, по приблизительным расчетам, составило около семисот бутылок. Пока все верно?
Пока да.
Джо уронил руки. Он спрыгнул на пол, закашлялся и уселся. Потом он выпил и закурил сигарету.
Чертово пойло, это ламповое масло, сохрани нас святые. Но сегодня холодно, и нам без него не обойтись. Мне это все, кстати, Каир рассказал. А ему рассказал Менелик, который, конечно же, почерпнул информацию в ходе сорокалетней беседы со Стронгбоу. Но боже мой, какой гигантский карлик, этот Белый монах из Сахары. Ты знаешь, чего мне иногда хочется? Как бы мне хотелось знать хоть одного из героев прошлого века. Старину Менелика, Белого монаха, джинна Стронгбоу, хотя бы одного из них.
Джо пытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся.
Я знаю, сказал он, когда приступ кашля прошел, почему я все время говорю о прошлом. Вредная привычка, придется мне когда‑нибудь от нее избавиться. Когда‑нибудь мне придется избавиться от всех моих привычек. И может быть, теперь, когда ты познакомился с Моди, ты захочешь поговорить со мной о ней. Как она пыталась найти Сиви во время резни в Смирне и не могла и только год спустя узнала, что он живет в Стамбуле. Если можно назвать это жизнью после того, что сделала с ним Смирна. Бедный старина Сиви. Господи, она, наверное, была потрясена, увидев его таким, в крохотной убогой комнатенке на берегу Босфора. Он работал в госпитале для неизлечимых больных и иногда даже забывал поесть. И я могу понять, почему она переехала туда, чтобы заботиться о нем. Она ведь так любила его и старалась сохранить хоть одну ниточку, связывающую ее с прошлым, а когда он умер, она вернулась в Афины. Сиви даже тогда придавал ее жизни какой‑то смысл. Что делает с людьми жизнь, а? Как можно это себе объяснить и можно ли вообще? И надо же, чтобы это произошло именно с Сиви. Я слышал, что это был самый нежный и ласковый человек на свете. Всегда помогал всем и так страшно кончил. Что тут скажешь? Ничего.
Откуда ты знаешь про Мод?
От Мунка. Они с Мунком дружили с войны, знаешь ли.
Я не знал, но мог бы догадаться. Они познакомились у Сиви, конечно.
Да. И я пытался ей помочь, Стерн. Я передавал ей деньги через Мунка. Подарок, или ссуда, или что угодно – от него, не от меня, но она не брала. Она, должно быть, знала, что это мои деньги, и не могла заставить себя принять их после того, как меня бросила. Мунк тоже пытался ей помочь, но она всегда отказывается, думаю, считает, что это мои деньги.
Но Джо, почему ты не поехал повидаться с ней?
Думал, это пустое. Нельзя вернуть прошлое, Стерн, просто нельзя. Я знаю. Я никогда не полюблю другую женщину так, как любил ее, но все равно нельзя вернуть прошлое. Это было слишком давно, и я это как‑то пережил, чего бы мне это ни стоило… Иначе нельзя.
А что твой сын?
Джо улыбнулся.
Бернини. Хорошее имя она дала пареньку. Я скоро с ним повидаюсь, но Моди не увижу и не хочу, чтобы она знала, так будет лучше. Ее жизнь как‑то наладилась, и я не хочу расстраивать ее, особенно сейчас, почти сразу после смерти Сиви. В конце концов, он был ее семья. Отец, и брат, и все на свете. Другой семьи она не знала. И думаю, ей больно обо мне вспоминать. Нужно время. Так что когда‑нибудь – может быть. В другое время, в другом месте. Слушай, я хочу попросить тебя об одолжении. Если ей понадобятся деньги, в смысле, если она когда‑нибудь будет действительно отчаянно нуждаться, дай мне знать, напиши мне, и я тебе пришлю. От тебя она примет деньги, если не будет знать, что мы с тобой знакомы, а она не знает. В те дни, когда у нас был тот домик в Иерихоне, я никогда не говорил ей, для кого переправляю оружие. Так ты ей не скажешь? Сделаешь это для меня? Я смогу передать ей денег через тебя, если она будет нуждаться?
Стерн кивнул.
Конечно.
Спасибо, я очень это ценю. Теперь перейдем к невероятным местным новостям. Мы с Каиром через несколько дней выходим из игры. Мунк не знает, но все уже кончено.
Ты уезжаешь из Иерусалима?
Судьба, Стерн, судьба.
Куда?
Я? В Новый Свет, конечно, куда же еще. С тех пор как я познакомился с Моди и она рассказала мне о своей бабушке – из племени индейцев‑шайенов, я просто очарован американскими индейцами. Хочу их увидеть. Может быть, даже попробую пожить с ними какое‑то время.
Стерн улыбнулся.
А Каир?
Он вернется в Африку. Ты ведь с ним не знаком?
Нет.
Тем больше утрата. Чудный парень, просто чудный. Умеет хранить секреты, которые ему открываешь, а потом слышит те, что не открываешь, и хранит и это тоже. Кто бы ни был старина Менелик, его надо причислить к лику святых уже за то, что он так воспитал Каира. Кто он был такой, Стерн?
Лучший друг Стронгбоу.
Это уже немало.
Да.
Но зачем тебе влачить жалкое существование под этим бременем, Стерн, зачем. Ни один человек не может так жить.
Да уж.
Чертова дрянь это ламповое масло. Зажигает фитилек, но он сразу сгорает до конца.
Джо? Что насчет Хадж Гаруна?
Знаю, я об этом думал. Мунк за ним присмотрит. Если он так хочет заполучить этот чертов город, пусть берет ответственность за Хадж Гаруна.
Все будет в порядке?
Господи, да откуда я знаю. Думаю, да. Он прожил один три тысячи лет до того, как я его встретил. Почему бы ему и без меня не пожить?
Потому что времена меняются, Джо.
Так они всегда меняются. В Иерусалиме, в Старом городе. А ты? Будешь и дальше делать свое дело?
Да.
Не хочу тебя обидеть, но ты же знаешь, что не достигнешь цели.
Может быть.
Не может быть. Точно, ты сам знаешь. Вся соль в том, будешь ты продолжать или нет?
У меня нет выбора.
Джо подался вперед и положил руки на стол. Он смотрел на проступившие вены, которых еще несколько лет назад не было.
Нет выбора, Стерн? Нетвыбора?
Стерн медленно кивнул.
Да. Так иногда кажется.
Джо закрыл глаза и покачал головой. Стерн говорил очень тихо.
Джо? Тот вечер в Смирне?
Я слышу тебя.
Дым и огни, ты помнишь?
У нас ведь не оставалось выбора, правда? Мы вместе приняли это. Да, я помню.
И Сиви сошел с ума.
Да, и больше не вернулся. Сентябрьское воскресенье в двадцать втором.
И Тереза билась головой об пол и кричала «Кто это?»
Я слышу. Я с той поры слышал это еще раз и до сих пор слышу этот крик – бедная малышка.
А Хадж Гарун?
Да, он волочил за собой длинный окровавленный меч, всхлипывал и все бродил по саду, теряясь в цветах, в дыму и пламени, он терялся, бедные кожа да кости, благослови его Господь. Сердце разрывается, как вспомнишь, – он, и его линялая желтая накидка, и ржавый рыцарский шлем, он стоял в саду, сжимая меч, с оружием в руках встречая турецкого солдата, который шел прямо на нас. Дуло винтовки смотрело прямо ему в грудь, но Хадж Гарун стоял насмерть, он был готов защищать невинных, защищать свой Священный город жизни старым мечом в ужасной Смирне, это было страшно, я успел умереть за него раз десять, не меньше, прежде чем достал пистолет и выстрелил солдату в голову. И ты знаешь, о чем он меня недавно спросил? Не вооружиться ли нам, потому что арабы и евреи пойдут войной друг на друга. Нам двоим, только представь себе. Мы двое, стоим плечом к плечу и защищаем Иерусалим. Что ты на это скажешь? Это бессмысленно, но похоже на реальность. Слишком похоже.