Личный демон. Книга 1 (СИ) - Ципоркина Инесса Владимировна. Страница 1

Инесса Ципоркина

Личный демон

Книга 1

Глава 1

Личный ад Катерины

Замуж Катерина вышла рано. Ну, как в народе говорят, раньше сядешь — раньше выйдешь. Катя села за одну парту с Игорем в третьем классе и вышла за Игоря сразу после выпускного. Совсем как в книгах Джоан Роулинг, у которой добрая половина персонажей обретает свою вторую половину еще в школьные годы чудесные. Разница лишь в том, что герои Роулинг не расстаются до самой смерти, героической или обывательской — уж как повезет, а реальная жизнь пункт насчет нерасставания выполнять отказалась, бесцеремонно напомнив Кате, в каком жанре пишет самая популярная в мире писательница.

Муж, десять лет как бывший, утром звонил, неотчетливо мямлил в трубку, что-то насчет «забрать Витьку после школы». Пришлось напомнить бывшему, что Виктор, их общий сын, уже в армии и вернется не скоро, но сам, без папиной помощи. Как, впрочем, и всегда. Игорь вспыхнул «Шаттлом» в ночных небесах и, распадаясь на пылающие гневом фрагменты, стал временно недоступен.

Конечно, сороковой день рождения праздновать не принято и поздравлять с этой датой тоже нельзя — примета плохая, но чтобы вот так, с ходу заменить поздравления оскорблениями?

Катя сидела и дулась, прокручивая в голове несостоявшийся разговор с мужем, находя все более и более хлесткие аргументы, пока домашний телефон не взорвался счастливым воплем. С момента покупки мобильника старенький телефонный аппарат потерял былое чувство собственной важности и большую часть времени молчал, забившись в угол, словно наказанный кот. Но если кто-то набирал городской номер, телефон не звонил, а трубил, точно все трубы Судного дня, он мог поднять и мертвого. Ну а полумертвого — дотащить из горячей ванны до письменного стола.

На сей раз звонила по межгороду троюродная тетка, мастер психологического кунг-фу. Теткин сынок, намертво связанный в катином мозгу в триединый образ молодого-красивого-непьющего, возмечтал задорого продать западному производителю свое ноу-хау, бездымную пепельницу. Тетка звонила, чтобы уведомить Катерину: для судьбоносного прорыва в большой бизнес изобретателю бездымных пепельниц необходимо пожить в столице, завести полезные знакомства. Намеки на то, что катина двушка идеально подходит в качестве полигона для испытания экспериментального образца ноу-хау, встраивались в теткину речь двадцать пятым кадром.

— И загляни обязательно в почту! — вещала тетка. — Там его фото, недавнее, всего пять лет назад снимали. Тебе же придется его узнать — в вашей-то толпе! Значит, так. Подойдешь на «Киевской-Кольцевой» к такой картинке, где борьба за советскую власть на Украине изображена. Там еще в левом нижнем углу мужик перед ноутбуком сидит и по мобилке разговаривает. Мне Анджей про нее рассказывал, он у меня веселый мальчик.

Катя раскрыла почту и вздохнула. Молодого красивого Анджея фотогремлины превратили в лысоватого неопрятного дядьку одних с Катериной лет — пасмурных, несущих разочарование лет. Так что не было на фото никакого блистательного Анджея, в объектив хмуро глядел самый что ни на есть Дрюня, вечный подросток, затравленный как безжалостными одноклассниками, так и восторженной мамулей.

Изобретение пожилого нёрда [1] тоже разочаровывало. Катя помнит, как на выпускном под аббовское «I have a dream» она с шиком, почти не закашлявшись, закурила свою первую сигарету. А пепел стряхнула в отверстие пустой металлической банки из под кока-колы. Бездымные пепельницы, выходит, существовали уже тогда, самозародившись в недрах школьных туалетов.

Стало жалко тетку, ее сына-лузера, себя, так и не научившуюся перечить старшим… Ну что ей стоило произнести: «Тетя, я не могу ни встретить, ни поселить у себя вашего сына. И вообще, я завтра улетаю в Бразилию!» — после чего недрогнувшей рукой положить трубку. Точно так же, как это сделал бывший муж, даже не заметивший катиного юбилея.

Катя, упрямо закусив губу, забила в поиск «отдых в» — и замерла, перебирая в памяти названия, звучащие не хуже песен «Аббы» на том самом выпускном. Они с Игорем тогда забились под лестницу, было холодно, дуло от пола, выложенного наполовину шахматным, наполовину произвольным рисунком. И казалось, что на шахматной половине правит логика, но если переступить неявную черту, все скатится в хаос. Так и случилось: очередной, ничем особо не примечательный поцелуй неожиданно привел к череде событий, от которых катина жизнь закружилась крохотным торнадо в миксере. Размашистые подростковые мечты перемололо, перетерло, перемешало — и улеглось болотцем, оставив залежи воспоминаний и фото в семейном альбоме: растерянная Катерина в непомерно большом пальто и гордый Игорь с объемистым свертком на руках. В свертке — Витька, но на фото его не видно. Витькино присутствие в своей жизни Катерина ощущала даже во сне. Сыну незачем было попадать в фотоальбом, пленкой для его изображений служило катино сердце. Чего еще хотеть порядочной девушке из хорошей семьи?

Катерина никогда не протестовала против того, чтобы считаться именно такой девушкой. Ей хотелось, чтобы рядом и вокруг были работящий муж, собственный дом и здоровые дети. Полноценный женский мир, за пределами которого — обжигающий холодом вакуум открытого космоса. Знай свой предел, организм. Стой на своей половине пола, женщина.

Но она переступила невидимую грань, во второй раз покинув шахматную половину. Всего лишь усомнившись в том, что муж ее Игорь через день работает до полуночи и ездит в командировки дважды в неделю. Как выяснилось, муж ее Игорь являлся борцом с моногамией не хуже своего исторического тезки по фамилии Рюрикович. «Были у Игоря потом другие жены, но Ольгу чтил более других».

Кстати, ту женщину звали не Ольгой, а как-то нелепо, Гаянэ, что ли, а может, вообще Зарема. Восточная наложница — очи долу, косы до полу. И хищный чаячий голос, выдающий несгибаемую жизненную силу. «У нас с ним взаимопонимание, мы будем вместе по-любому…» «По-любому» она произносила как «полюбовно», складывая полные губы набухшим алым бутоном. Почему-то это зрелище вызвало у Кати тошноту и она отдала Игоря без борьбы, лишь бы никогда больше не видеть этих губ, сложенных точно для слюнявого поцелуя.

Отвлекшись на неприятные воспоминания и на заставку с попеременно моргающими котиками, Катерина и не заметила, что выбивает на клавиатуре ритм «I cross the stream, I have a dream». Под мизинец подвернулся enter, клавиша судьбы. На этот раз Катя не сама сделала шаг — случайность столкнула устоявшуюся, мирную жизнь с шахматной половины в пропасть. Над монитором поднялось облачко дыма, похожее на крохотный ядерный гриб, сквозь дым пробился и расцвел золотыми астрами огонь, цветы, не мешкая, превратились в шустрого багрового зверя, взбежавшего по занавескам к потолку и присевшего там закусить нелюбимыми книгами, сосланными на вечное поселение на самую верхнюю полку. Не прошло и пяти минут, как маленький катеринин мир горел, а сама Катя, получившая удар током при попытке потушить монитор водой, тихо умирала на полу. При этом глаза ее, как бы не участвуя в проблемах остального тела, заинтересованно разглядывали ручейки огня, текущие по потолку таинственными опрокинутыми реками.

Катя попыталась вообразить, будто летит она над огромным вулканическим полем, через которое пробивают путь лавовые потоки — летит гигантской жаростойкой птицей или даже целым драконом, равнодушным к облакам раскаленного пепла и каменных бомб, метящих Кате прямо в глаза — то ли снизу вверх, то ли сверху вниз…

Катя всегда была слабой. Матерей-одиночек часто называют сильными, чтобы подбодрить. И Катю тоже подбадривали: никому не хотелось видеть, как она сидит, отвернувшись к окну и роняя тихие слезы. Во дворике, зажатом между хрущоб, было темно и скучно. Так же темно и скучно было на душе у Кати. Казалось, душу накрыли сырой тенью непомерно разросшиеся тополя. А за спиной из года в год слышится надоевшее: «Ты сильная, ты мать, ты должна быть сильной, соберись!», а слезы все текут и текут, капая с кончика носа и с подбородка…