Весы змея - Кнаак Ричард Аллен. Страница 38

Ульдиссиан ударился о дерево, кости тряхнуло так сильно, что он подумал, будто все они переломаны. Несмотря на это он ухитрился тут же сделать выпад вперёд, принять согнутое положение и схватить комок грязи. Он подбросил комок высоко в воздух и сосредоточился.

Грязь распалась, становясь кружащейся, ослепляющей силой, которая атаковала великана как раз, когда он восстановил собственное равновесие. Тем не менее, Бул-Катос не отпрянул, но вдохнул… И чихнул. Вихрь распался, пыль спрессовалась в плотный шар, который приземлился на коричневую ладонь воина.

С ревущим смехом Бул-Катос поднял ладонь, и грязь вытянулась в двух направлениях, в мгновение ока став копьём с наконечником, который сверкал, как алмаз. Великан метнул копьё в Ульдиссиана.

Бывший фермер снова поднял щит, но на этот раз он оказался недостаточно силён. Копьё замедлилось, но не остановилось. Ульдиссиан поднажал, но снаряд угодил ему в левое плечо. Он закричал, когда наконечник проник в него…

Бул-Катос вдруг оказался прямо перед ним, великан схватил копьё обеими руками. Очевидно, он намеревался погрузить копьё глубже, потому что Ульдиссиану удалось сделать рану довольно неглубокой.

— Ты был предупреждён! Если бы только ты не отказался уйти прочь, молодчик! Я поклялся делать то, что должен теперь сделать!

Ульдиссиан схватил верхний край копья.

Молния прошла по его длине, устремляясь туда, где противник держал оружие. Бул-Катос заревел, когда мощная энергия захлестнула его.

Стиснув зубы, Ульдиссиан вытащил копьё из раны. Отступая, он прикоснулся к кровавому отверстию, которое тут же затянулось.

Двое приостановились. Как Ульдиссиан, так и Бул-Катос пытались отдышаться, их взоры встретились.

— Отличная битва, — окликнул великан почти радостно. — Она вселяет в меня новую жизнь, напоминает мне о великолепных испытаниях, с которыми я когда-то сталкивался ежедневно…

— Может, ты и находишь в этом прелесть, но я нет! — резко ответил Ульдиссиан. — Друг умер, брат потерян, женщина, которую я люблю, и все, кто верит в меня, возможно, уже мертвы, пока я трачу время на это! — он внезапно распрямился. — Продолжай свою игру, если тебе так хочется, Бул-Катос, но я завязываю! Очень хорошо! Оставь себе вонючую тайну этой горы, которую ты оберегаешь!

— Я не могу верить, что ты не вернёшься, молодчик, и хотя это отчасти моя вина, что ты знаешь об Арреате и том, что она что-то содержит, я не могу позволить тебе жить!

Великан ударил один кулак о другой, но прежде чем он успел сделать то, что задумал, между противниками материализовалась фигура.

— Но ты позволишь ему жить, старый бык. Не только жить, но и отправиться со мной в глубины горы Арреат.

Бул-Катос выпалил имя ещё прежде, чем это успел сделать Ульдиссиан.

— Ратма! — затем, что подтвердили последующие слова, великан сердито нахмурился. — Внутрь горы? Я что, сошёл с ума от одиночества, и ты только видишься мне? Ты бы никогда не предложил такого!

— Я реален, как ты, Бул-Катос, — в доказательство этого Ратма ткнул пальцем в перчатке в грудь более высокой фигуры. — А может, даже и больше, — добавил он, рассматривая землю и траву на перчатке. Ратма покачал головой. — Я думал, ты переживёшь даже меня…

— Я могу, если ты настаиваешь на этом! Почему этому вдруг понадобилось посетить гору?

— Потому что моя мать вернулась.

Большего Ратме говорить было не нужно. Лицо Бул-Катоса совершенно переменилось. Он сплюнул, но не вода, а грязь приземлилась на покоробленную землю. Ульдиссиан сообразил, что Ратма был прав, говоря о гиганте; Бул-Катос теперь был гораздо больше похож на них, но то, что сын Диомеда увидел вначале, было правдой. Бул-Катос существовал скорее как дух; его настоящее тело давным-давно было заменено землёй, в которой он полёг.

Это говорило о том, каким старым был великан, и как долго он, должно быть, стоял часовым на пороге загадочной вершины.

— Лилит… — произнёс Бул-Катос имя таким тоном, каким говорят те, кто только что проглотил яд. — Вина за убийство моих родителей всё ещё лежит на ней! Они бы никогда не позволили Инарию перебить нас, как, по её словам, он сделал бы, Ратма! Я уверен в этом…

— А я — нет… Но это не так и не иначе. Моя мать спасла нас только для того, чтобы мы служили ей, и эта судьба не лучше смерти, уж поверь мне. Что же до моего отца… Во имя своего ханжества он способен на вещи не менее ужасные…

От этих слов огромный воин замер совершенно.

— Да, я знаю это слишком хорошо…

— Тогда ты должен понимать, почему я сейчас отведу Ульдиссиана взглянуть на тайну горы Арреат.

Бул-Катос кивнул.

— Да… И никто больше не остановит тебя. Если они всё ещё стоят, конечно. Я дам знать всем, кто может слышать меня, что путь для тебя и твоего должен быть открыт…

Ратма повернулся к Ульдиссиану, его плащ закружился вокруг него.

— Ну что ж, сын Диомеда, ты хотел посмотреть, что лежит в горе. Пойдём, и я покажу тебя.

Но у Ульдиссиана были куда более насущные заботы.

— Где мой брат? Где Мендельн?

— С Траг’Оулом. Должен быть на данный момент. События несутся вперёд даже стремительнее, чем я представлял, и он тоже должен быть подготовлен к битве.

Несмотря на безразличный тон Ратмы, Ульдиссиан почувствовал, что весь он напрягся.

— В чём дело?

— Дело в том, — сказало древнее создание, вздохнув, — в чём было и раньше. В моей матери. Лилит. Я недооценил её. Она снова подстроилась…

— Что? Что она сделала?

Ратма перевёл взгляд на гору Арреат.

— Разумеется, заполучила власть над твоими эдиремами.

И прежде, чем Ульдиссиан успел ответить… Они оба исчезли с глаз Бул-Катоса.

Глава двенадцатая

Мендельн волновался за своего брата. Он понятия не имел, куда исчез Ульдиссиан, и создание, называемое Траг’Оулом, ничуть не помогало в этом.

Он там, где должен быть, точно так же, как и ты там, где должен быть, —отвечал дракон каждый раз на его вопрос.

Гдебыл Мендельн, волновало его чуть ли не столь же, сколь и местонахождение его брата. Теперь он находился не в пустой темноте, которая, по-видимому, была владениями Траг’Оула, но в пустоши, в месте, где много, много лет назад прошла кровавая битва.

Ландшафт и небо были совершенно серыми, и ни малейшее дуновение ветерка не касалось его щеки. Пыль покрывала то, что Мендельн принял за какие-то древние строения, здания, расположенные на расстоянии друг от друга. Правда, в чём-то они были похожи одно на другое. Некоторые стояли почти целые, от иных остался только каркас. Помимо зданий имелись также признаки того, что место было щедро на высокие деревья, а также и другие растения. Теперь, правда, от былой пышности остались лишь окаменевшие следы. Каждое растение, малое или большое, погибло в то же время, когда строения обратились в руины.

Как и обитатели. Мендельн ощущал мёртвых. Они умерли давным-давно. Ещё до того, как возник легендарный Кеджан, и всё же они так и не упокоились до конца.

Он ожидал, что Траг’Оул что-нибудь скажет, но небесное создание было немо как могила. В конце концов раздражённый Мендельн побрёл к ближайшим развалинам, а дойдя, начал смахивать пыль с наклонённого кверху угла одного из строений.

Он совсем не удивился, когда стали проступать архаичные слова на языке, который Ратма вбил ему в голову. Тем не менее, Мендельн ничего из этого не понял, даже когда произнёс слова вслух. Он понимал «буквы», но из них не выходило ничего понятного.

Выпрямившись, он пробормотал:

— Ну и что мы здесь в таком случае имеем? Что?

Наследие предыдущего похода демонессы… —незамедлительно последовал ответ.

Мендельн задрожал, но не только от того, что сказал дракон. С тех пор как Ульдиссиан это упомянул, даже он распознал сходство между голосами своим и левиафана… Не говоря уже о Ратме. Как давно и насколько глубоко они проникли в его разум?