Человек из Санкт-Петербурга - Фоллетт Кен. Страница 44

Примерно через милю движение стало затихать. Автомобиль Уолдена был большим и мощным. Феликсу приходилось изо всех сил крутить педали. Пот заливал ему лиц. Он неотступно думал: «Сколько же еще ехать?»

На-Холловей-Роуд, где движение снова усилилось, он смог немного отдохнуть, а затем автомобиль опять набрал скорость. Он напрягал последние силы. Теперь машина может в любую минуту свернуть с основной улицы, возможно, осталось всего чуть-чуть. «Только бы немного везения!» – думал он. Он собрал остатки своих сил. Ноги ужасно болели, дыхание стало прерывистым. Но автомобиль безжалостно уносился прочь. Когда же он, все набирая скорость, умчался от Феликса на сотню ярдов, тот сдался.

Резко остановившись, он так и остался сидеть на велосипеде у обочины, склонившись на руль, пытаясь прийти в себя. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

«Вот всегда так, – горько подумал он. – Имущие и борьбу ведут с комфортом. Вот Уолден, сидит себе с удобствами в огромном быстром автомобиле, покуривает сигару, и ему даже не приходится самому управлять авто».

Уолден явно собирался выехать за пределы города. До Орлова могло быть еще целых полдня езды на быстром автомобиле. Феликс потерпел сокрушительное поражение – в который уже раз.

Он не смог придумать ничего другого, как повернуть назад и покатиться в сторону Сент-Джеймс парка.

Шарлотта все еще находилась под впечатлением речи миссис Пэнкхерст. Безусловно, в мире не исчезнут горе и страдания, пока власть в нем принадлежит лишь одной половине человечества, и эта половина не понимает проблем другой половины человеческого рода. Мужчины принимали этот грубый и несправедливый мир, потому что он был груб и несправедлив не по отношению к ним самим, а к женщинам. А если бы власть принадлежала и женщинам, то некого было бы угнетать.

На следующий день после собрания суфражисток у нее голова шла кругом от подобных мыслей. Теперь она смотрела на всех окружающих ее женщин-служанок, продавщиц, нянек в парке, даже на маман – совершенно другими глазами. Ей казалось, она начинала понимать, как устроен этот мир. Она больше не сердилась на родителей за то, что они лгали ей. Это и не было ложью, просто они кое о чем умолчали. Кроме того, если уж на то пошло, они сами обманывались не меньше, чем обманывали ее. А папочка потом говорил с ней вполне откровенно, хотя и шел наперекор своей природе. Все же ей хотелось самой обо всем разузнать, чтобы уж не сомневаться ни в чем.

Утром она раздобыла немного денег, воспользовавшись тем, что отправилась в магазин в сопровождении лакея и там просто сказала ему:

– Дайте мне шиллинг.

Позднее, когда лакей с экипажем ждали ее у главного выхода из шикарного магазина на Риджент-стрит, она, проскользнув через боковой выход, отправилась на Оксфорд-стрит и там у одной женщины купила номер газеты суфражисток «Женщинам – право голоса». Газета стоила один пенни. Вернувшись в магазин и зайдя в примерочную, Шарлотта спрятала газету под платье, а затем пошла к своему экипажу.

После обеда она прочитала эту газету у себя в комнате. Узнала, что происшествие во дворце во время представления дебютанток не было первым случаем, когда суфражистки пытались привлечь внимание царствующих особ к тяжелому положению женщин. Так, например, в прошлом декабре три суфражистки в нарядных вечерних туалетах забаррикадировались в ложе в Ковент-Гардене во время спектакля «Жанна Д'Арк», на котором присутствовали король, королева и огромная свита. Полиции понадобилось целых полчаса, чтобы сломать дверь и вытащить оттуда женщин, взывающих к королю через мегафон.

И до, и после этого инцидента король отказывал миссис Пэнкхерст в аудиенции. Тогда суфражистки решили провести марш ко дворцу, основываясь на древнем праве всех подданных обращаться к королю с прошениями.

Шарлотта поняла, что марш этот должен был состояться сегодня днем.

Она непременно хотела в нем участвовать. Не годится сидеть сложа руки, если понимаешь, где находится зло, говорила она себе. А в ушах ее все звучали снова миссис Пэнкхерст:

«Наш дух и решимость неутолимы...»

Папа уехал куда-то с Причардом в автомобиле. Мама, как обычно, отдыхала после обеда. Удерживать ее было некому.

Она надела самое неброское платье и скромные шляпку и пальто, а затем, тихо спустившись по лестнице, вышла из дома.

Феликс брел по парку, все время поглядывая на дом и мучительно раздумывая.

Ему во что бы то ни стало нужно было узнать, куда уехал Уолден. Каким же образом этого добиться? Может, снова попытаться это сделать с помощью Лидии? Возможно, с определенной долей риска он бы мог проникнуть в дом, минуя полицейского, но сумеет ли он выбраться наружу? Где гарантия, что Лидия не поднимет тревогу? Даже если она даст ему возможность уйти, маловероятно, чтобы она сообщила ему тайну местопребывания Орлова. Теперь ведь она знала, зачем ему это нужно. Может быть, он смог бы соблазнить ее – но где и когда?

На велосипеде было невозможно угнаться за Уолденом. А на другом автомобиле? Он бы смог украсть машину, но ведь он не умел управлять. А если научиться этому? Но и тогда, разве шофер Уолдена не заметит, что их кто-то преследует?

А что если спрятаться в машине Уолдена... Для этого надо было проникнуть в гараж, открыть багажник и провести в нем несколько часов, и это при условии, что перед отправкой в путь в багажник ничего не положат. При таком раскладе шансы на успех были слишком малы, чтобы идти на риск.

Шофер, безусловно, знает нужный адрес. А нельзя ли его подкупить? Напоить? Похитить? Мозг отчаянно обдумывал все эти варианты, как вдруг Феликс увидел, что из ворот дома вышла девушка.

«Интересно, кто же она», – подумал Феликс. Возможно, служанка, так как члены семьи всегда выезжали в экипаже, но девушка вышла через главный вход, а Феликс никогда не видел, чтобы так делали слуги. Должно быть, это дочь Лидии. Она наверняка знает, где Орлов.

Феликс принял решение следовать за ней.

Она пошла в сторону Трафальгарской площади. Оставив велосипед в кустах, Феликс двинулся за ней и смог рассмотреть получше. Одета она была не как служанка. Он припомнил, что в тот вечер, когда он в первый раз попытался убить Орлова, в коляске сидела девушка. Тогда он лишь мельком взглянул на нее, так как все его внимание, к несчастью, было поглощено Лидией. В дни его постоянной слежки за домом он иногда замечал какую-то девушку в семейном экипаже. Возможно, как раз вот эту, решил Феликс. Она потихоньку ускользнула из дома, пока ее отец был в отъезде, а мать занята чем-то.

Пока он кружил за ней по Трафальгарской площади, ему казалось, что в ее лице было что-то очень знакомое. Он был абсолютно уверен, что никогда близко не видел ее, но в то же время у него было полное ощущение того, что называется «deja vu» [3], когда он наблюдал за ее складной, прямой фигурой и быстрой, решительной походкой. Иногда ему удавалось увидеть ее профиль в те моменты, когда она, поворачиваясь, переходила улицу, и тогда ее вздернутый подбородок и что-то неуловимое в глазах словно глубоко отдавались в его памяти.

Не напоминала ли она ему юную Лидию? Никоим образом, ведь Лидия всегда выглядела хрупкой и миниатюрной, и все черты ее были тонки и изящны. У этой же девушки лицо волевое и угловатое. Оно напомнило ему картину одного итальянского художника, которую он видел в галерее в Женеве. Вскоре всплыло в памяти и имя художника: Модильяни.

Он еще немного приблизился к ней и через минуту-другую смог уже хорошо ее рассмотреть, У него даже екнуло сердце, а в голове пронеслось:

«Да она же красавица!»

Куда она направлялась? Может, на свидание? Или за покупкой чего-то недозволенного? Или в такое место, как кинотеатр или мюзик-холл, чего ее родители, конечно же, не одобрили бы?

Самым вероятным было свидание с молодым человеком. С точки зрения Феликса это и самый многообещающий вариант. Узнав, кто этот молодой человек, Феликс смог бы, угрожая выдать их тайну, вынудить девушку сказать, где скрывается Орлов. Конечно, легко она на это не пойдет, в особенности, если ей известно, что Орлову угрожает смерть. Но, как рассчитал Феликс, при выборе между любовью молодого человека и безопасностью какого-то кузена из России юная девушка предпочтет любовь.