Честь чародея - Сигел Ян. Страница 36
На следующий день прилетела стая сорок и принялась копаться в пыли, выискивая пропитание. Лугэрри косилась на них: издалека они выглядели огромными, их перья казались синими; но стоило внимательнее присмотреться, как они превращались в обычных сорок, болтливых и суетливых. Их было девять, Лугэрри знала, что это колдовское число.
Они летали вокруг, треща на своем птичьем языке о всякой ерунде. Лугэрри сожалела, что не может рассказать о них Рэггинбоуну. Хотя она и могла передавать мысли, но человек, с которым она общалась таким образом, должен был находиться рядом с ней, а Лондон был слишком далеко. Две или три птицы подобрались совсем близко к открытой двери, но Лугэрри подняла голову и грозно ощерилась, давая понять, что может разорвать их на части. Сороки улетели поздно, на закате, когда дом накрыла длинная тень от холма. Лугэрри заперла дверь, ткнувшись носом в защелку замка, и ушла спать. Она не ела весь день, но не стала оставлять дом без надзора для того, чтобы поохотиться. Собака свернулась калачиком у печки, уткнула нос в лапы и задремала.
Дэйл Хауз никогда не пустовал. Тем же вечером в кухню пробрался домовой, неся в лапках длинное копье, которое привез из Шотландии. Собаку и домового связывала лишь любовь к Кэйпелам. Домовой все еще с опаской посматривал на Лугэрри, а что она думала о нем, никто не знал. Возможно, он казался ей мелкой дичью вроде кролика, но далеко не такой вкусной. Но Брэйдачин был сильнее и проворнее, чем многие гоблины, и куда храбрее. Осторожно поглядывая на дремавшую Лугэрри, он зажег свечу и принялся рыться в шкафах в поисках тряпок и моющих средств.
— В'зможно, нам может это п'надобиться, — сказал он наконец. — Не знаю, что тут затевается, но уж точно ничего х'рошего. Я видал птиц в саду. Девять штук. Какие–то странные птички — их цвет м'нялся на свету. Девять — это три р'за по три. Да ты и сама их с'считала. А в поле мне п'палась какая–то ведьма.
Лугэрри подняла морду и пару раз моргнула, чтобы показать, что слушает его.
Брэйдачин, насвистывая, принялся полировать копье. Попробовав несколько чистящих жидкостей, он выбрал подходящую. Пятна ржавчины и грязи, покрывавшие металл несколько веков, постепенно бледнели.
— Это Слир Брунау, — сказал гоблин и отступил на шаг, дабы полюбоваться делом своих рук. — Слыхал о т'ком, песик? Копье Скорби, к'торым старина Кулен Хаунд заколол лучшего друга, а п'том и собственного сына. Он пр'клял тот день, когда это к'иье было выковано. Старый Лорд в'спользовался им лишь однажды, чт'бы убить человека, п'хитившего евоную жену. Но глупая баба бр'силась между ними, и к'пье забрало жизни обоих. Тогда Лорд отдал его мне, я ведь не ч'ловек, и людские пр'клятия м'ня не пугают. Теперь я не отдам его ни одному ч'ловеку, если т'лько это не будет в'просом жизни и смерти.
Собака внимательно слушала, наблюдая за тем, как он работает. Постепенно полировка придала копью первозданный блеск. Наконечник копья казался тяжеловатым для такого древка.
— Энто к'пье с шипами. Они скрыты в его лезвии. При ударе ш'пы вырываются наружу и разрывают кому–нибудь кишки, — довольным тоном сообщил Брэйдачин.
Он принялся усердно рыться в ящиках, надеясь найти точильный камень, и вскоре кухня наполнилась скрежетом и визгом. Постепенно лезвие приобрело нужную остроту и зловеще поблескивало при свечах.
Снаружи к окну незаметно подлетела белая сова и уткнула свой крючковатый клюв в стекло.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В последующие несколько недель дело почти не двигалось. Обнаружив у себя на журнальном столике завядший цветок, Ферн поняла, что Мэбб согласилась выполнить ее просьбу, и теперь гоблины присматривали за теми, на кого она указала. Время от времени Скулдундер являлся к ней с докладом, рассказывая множество подробностей, но не излагая сути. Дело в том, что гоблины могут наблюдать за человеческим обществом, но совершенно не понимают, как оно устроено. Ферн была уверена, что Каспар Валгрим замешан в каких–то финансовых махинациях, возможно, по приказу Моргас, но, чтобы разобраться во всем, ей нужен был компьютерный хакер, а не гоблин. Несколько раз она встречалась с Люком Валгримом. Визиты в клинику и походы в бар переросли в совместные обеды, во время которых ей приходилось отговаривать его штурмом взять Рокби:
— Пока мы ничего не предпринимаем, Дане ничего не грозит. Моргас отделила ее душу от тела, а большего вреда она причинить не может, разве что убить. Но если мы попытаемся спасти ее и потерпим неудачу, первой пострадает Дана. Моргас может отправить ее через Врата Смерти или, что еще хуже, в Бездну, как она поступила с домашними духами. Когда мы предпримем попытку, мы должны быть уверены в успехе. У Моргас есть слабое место, вот только бы найти его…
Они обсуждали различные варианты, пока не исчерпали эту тему, после чего перешли на более личные вещи. Они говорили о своих вкусах, предпочтениях в еде, литературе, музыке, рассказывали о своей жизни и романах. Ферн поведала о своем путешествии в Запретное Прошлое, в Атлантиду — ей тогда было шестнадцать лет, — о падении этой островной империи и даже несколько слов сказала о своей незабвенной любви.
— Он утонул? — спросил Люк, потемнев лицом.
Ферн кивнула.
— Как давно это было?
— Около десяти тысяч лет назад. — Ферн заметила, что он вздрогнул. — Я видела, как он умирал, — продолжила она. — Видела во сне и при помощи магии. Его корабль раскололся, и русалка утащила его на дно.
— Но…
— Владеющие Даром могут иногда настроиться на чужой разум, чужую жизнь. У тебя есть Дар — не знаю, правда, насколько сильный, — и обстоятельства свели нас вместе. Похоже, ты просто подбираешь обрывки моих воспоминаний. Он лежал на дне, и его кости глодали рыбы, пока они не стали похожи на коралл, а глаза…
— Этот сон я видел задолго до того, как познакомился с тобой, — резко оборвал ее Люк.
— Не надо! — вскричала Ферн.
— Что не надо?
— Не надо будить во мне напрасные надежды! — В этот момент ему показалось, что ее самообладание дало трещины, на лице отразилась вся ее боль. — Не заставляй меня обманывать себя! Душа может вернуться. Мы не знаем этого наверняка, но ведь может остаться неоконченное дело, невыполненный долг, судьба, рассчитанная на тысячи жизней. В любом случае Рэйфарл Дев не похож на тебя. Он старался казаться циничным, но был очень ранимым; он пытался убежать, но в конце концов остался со мной. Он из тех, кто рожден бороться и проигрывать. Ты совсем из другого теста: у тебя тверже нрав, холоднее рассудок.
— То есть ты хочешь сказать, что я не стал бы ждать тебя, видя, что город рушится у меня на глазах.
— А стал бы?
— Нет. Я бы уехал намного раньше и тебя заставил бы, возможно, даже силком увез.
Ферн чуть заметно улыбнулась, потом сказала, посерьезнев:
— Никто никогда не _заставлял_ меня делать что–либо против моей воли.
— Может быть, теперь самое время.
«Не будь мы в ресторане, — подумала Ферн, — он бы снова поцеловал меня». Но они сидели в ресторане, и их разделял столик. Официант подошел к ним и наполнил их бокалы — момент был упущен. Во всяком случае, так ей казалось. Мог ли тот первый поцелуй длиться дольше и быть слаще, а может быть, соприкоснись они сейчас губами, она бы, наконец, узнала правду? Она пыталась вспомнить, каково это было — целоваться с Рэифарлом. Но с тех пор прошло слишком много веков — редкий поцелуй вынесет такое испытание временем.
— Я не верю в переселение душ, — вернулся Люк к разговору, когда официант отошел. — Я никогда ни во что не верил: ни в Бога, ни в душу, ни в настоящую любовь. Мы все состоим из плоти и крови; вода и глина — вот что остается после нас, когда мы уходим.
— Ты сказал: _«Когда_мы_уходим»,_ -отметила Ферн. — Если и правда существует только плоть и кровь, то кто такие «мы», которые куда–то уходят? И потом, душа твоей сестры заключена в сосуд у Моргас. И ты в это веришь.
— То, что это может оказаться правдой, еще не значит, что я должен в это верить, — ответил Люк. А потом добавил: — Этот твой Рэйфарл, он похож на меня?