Рыжая Соня и Обитель теней - Бахорин Юрий. Страница 7
Открытые глаза смотрели в высокий сводчатый потолок, не видя его. Они вообще ничего не видели, эти огромные серые глаза. Ни одна мысль не светилась в них, потому что измученный болью разум пребывал в блаженном небытии. Она лежала долго, не шевелясь и даже не мигая, до тех пор пока не начала различать свет.
Однако даже после этого Соня осталась неподвижной. Ее мозг ожил, но по-прежнему ни одна мысль не посещала его. Девушка бездумно водила взглядом по каменным сводам, не понимая еще, на что смотрит. Более того, она не помнила, что с ней произошло, не соображала, где находится. Соня даже не осознавала, кто она такая, но это ничуть не тревожило ее. Ею управляли инстинкты, которые не торопились возвращать ни память, ни сознание, ни способность управлять телом.
Тем не менее скоро и этот миг настал. Девушка едва слышно застонала и с удивлением поняла, что лежит на спине и смотрит в потолок. Однако мысли текли неторопливо, и она лениво размышляла о том, кто она, где находится и что с ней было.
Сначала пришел ответ на второй вопрос. Соня начала узнавать это место — свою тюрьму. Так и есть. Она в камере, где провела первую свою ночь в Логове, куда ее обманом заманили… Когда? Сейчас ей казалось, что это было очень давно. Но ведь она уже не пленница! Память о проведенных в Логове днях вернулась почти сразу, породив больше вопросов, чем ответов.
Инстинкты по-прежнему берегли ее, и потому воспоминания всплывали медленно, по одному. С мыслями о Логове вернулось и осознание, кто она такая. Она вспомнила свою прежнюю жизнь. Такую короткую, но насыщенную событиями, о многих из которых лучше и не вспоминать. Но она окунулась в них с наслаждением, словно боялась приступить к самому страшному и оттягивала его.
Она вспомнила свою семью и детство, проведенное в Майране, небольшом городке на побережье моря Вилайет. Больше половины жизни провела она в Туранской провинции, и воспоминания о той поре, когда она беспечно гонялась со сверстниками, больше походя на мальчишку-шалопая, заставили сердце сладко замереть.
Дальше все пошло не так хорошо. Соня ухитрилась связаться с дурной компанией, влипла в неприятности, и отец решил не рисковать и отправил дочь к своему другу, влиятельному вельможе. Так она впервые рассталась с семьей… Здесь девочку обучили манерам и немножко наукам, хотя ее больше интересовали фехтование, стрельба из лука, верховая езда: она все еще оставалась сорванцом.
Эта мысль заставила ее очнуться. Она обвела взглядом камеру. Вот чем закончились ее приключения! Тюрьмой! Она вдруг вспомнила, что пыталась бежать и ее ждет наказание. Как Альрику. И вот тут — о, боги! — она вспомнила все.
Что же они с ней сделали, негодяи?! Как ей теперь жить?! Она сжала кулаки и попыталась успокоиться. С трудом и не сразу, но это ей удалось. Она глубоко вздохнула, поднесла руки к лицу и принялась разглядывать их, словно увидела впервые в жизни. Пальцы целы, значит, она сможет драться. Соня потянулась к поясу, к тому месту, где в чеканных ножнах висел кинжал, но оружия при себе не нашла. Вот, звери! Она чуть не разрыдалась с новой силой и прижала трясущиеся руки к бедрам, пытаясь унять дрожь. Она гладила их, жалела, ласкала, словно маленьких несправедливо обиженных детей, благодаря богов за то, что не испытывает боли. Зато душа болела нестерпимо. Память жгло каленым железом, и девушка чувствовала, что долго этой пытки не выдержит. «Альрика продержалась день»,— услужливо подсказала память.
И тут она словно проснулась. Но ведь если ее наказали так же, с ней ничего не случилось! Над телом ее никто не измывался, хотя память и истекала кровью при воспоминании о пытках!
Медленно, осторожно, боясь опустить взгляд и увидеть вместо стройных ножек обгорелые кости, она потянулась рукой… Все дальше и дальше. Вскоре ей пришлось сесть… Она долго сидела, поначалу лишь робко ощупывая себя, потом обхватила колени руками, зажмурившись, уткнулась в них лицом и вновь заплакала, на этот раз от счастья.
В тот же день Разара покинула Похиолу. Как и накануне, ее сопровождала сотня Горзы, но такая забота мало волновала мать-настоятельницу. Все ее мысли занимал разговор с Лухи, который потряс ее до глубины души.
Что ни говори, а никому еще не доводилось услышать о себе то, что узнала она. Оказывается, она не человек! Или, вернее, не совсем человек, но именно поэтому она выше, сильнее прочих — обычных людей! Сердце ее наполнилось невыразимым восторгом. Почему же эту весть так долго скрывали от нее?! Как много она могла сделать, узнай о своем предназначении раньше!
Разара выглянула в окно кареты: вдали уже показались поросшие лесом северные отроги Граскааля. Это значит, что скоро она вернется домой, сможет хорошенько отдохнуть и осмыслить все заново.
Прошло время, и Соня пришла в себя. Она снова и снова возвращалась мыслями к тому, что произошло, и уже слегка оправилась от потрясения, когда дверь в ее камеру отворилась и в проеме появился Ханторек, на этот раз в сопровождении двух дюжих стражников. Девушка поняла, что прошлая их встреча не прошла для него даром. Первыми в камеру вошли стражники и остановились по бокам распахнутой двери. За ними следом прошествовал отец-настоятель и, выйдя чуть вперед, остановился. Он окинул девушку наглым взглядом, надменно кивнул и тут же, поморщившись, схватился рукой за горло.
— Что, горло болит? — участливо поинтересовалась девушка.
— Да,— просипел он.
— Хорошо,— удовлетворенно кивнула она.
Соня ехидно улыбнулась в ответ на скользнувший по ней злой взгляд, медленно встала и принялась ждать, когда же он скажет, зачем пришел. Ожидание не затянулось.
— Я пришел,— заговорил он напыщенно,— чтобы освободить тебя от твоих страхов и от дальнейших неприятностей.— С той памятной встречи, происшедшей здесь же, Соня не видела Ханторека и не разговаривала с ним, и теперь чувствовала, как при звуке его голоса неприятный холодок страха пробежал по спине.— Я пришел, чтобы позаботиться о тебе,— закончил отец-настоятель.
— Спаситель, значит? — Соня взяла себя в руки, окинула его снисходительным взглядом и улыбнулась, словно ребенку-идиоту.— А что, если я сейчас тебе, спасителю, штаны на макушку натяну и завяжу узлом на затылке?
Она угрожающе двинулась вперед, с удовлетворением отмечая, как, забыв об охране, стремительно отпрянул к двери отец-настоятель.
— Ах ты, сука! — злобно прошипел он, почувствовав себя в безопасности.— Все никак не угомонишься?!
— Заткнись и слушай! — оборвала его красотка.— Трус, слепленный из навоза! От тебя и несет-то как от кучи дерьма!
— Я вижу, ты так ничему и не научилась! — прорычал он уже из коридора,— Думаешь, это все? Легко отделалась?! Не слишком радуйся! Я уж постараюсь придумать для тебя еще что-нибудь веселенькое!
— Гораздо больше дурацких угроз меня страшит смрад из твоей пасти! Так что будь добр, избавь меня от своего присутствия.
Ханторек зарычал и щелкнул зубами, как упустивший добычу хорек.
— Если ты, навозная дрянь, еще хоть раз сунешься ко мне,— пригрозила она, не обращая внимания на ошалевших от их перепалки стражников и угрожающе подступая к отцу-настоятелю,— я задушу тебя!
Ханторек пустился было прочь, но, развернувшись, совершенно неожиданно ткнулся в широкую грудь Севера.
— Ты как сюда попал?! — взвизгнул он.
— Спустился по лестнице,— спокойно объяснил Вожак и обернулся, провожая насмешливо-удивленным взглядом рванувшегося к выходу отца-настоятеля.
Он покачал головой и направился дальше, жестом приказав охраннику не запирать. Когда он вошел, девушка уже вернулась к своей охапке соломы, но, почувствовав, что не одна, обернулась. Ярость переполняла ее, но даже она не смогла до конца изгнать душевной боли. К тому же слова Ханторека пробудили в ней страх, и сейчас она с возрастающим ужасом подумала: «Неужели это еще не конец?!» И хотя Север сохранял свое обычное спокойствие, ей, в ее состоянии, он неожиданно показался слишком жизнерадостным. Этакий сильный, благородный, уверенный в себе!