Встретимся через 500 лет! (СИ) - Белов Руслан Альбертович. Страница 37

В конверте лежал вдвое сложенный листок белой писчей бумаги. Развернув его, он прочитал:

20 октября 1987 года, Эльсинор

Господин Пуаро!

Я долго думал, как к Вам обратиться. Поначалу, испытывая определенные чувства, я написал «Дорогой Эркюль», но потом решил, что тема письма, сейчас находящегося в Ваших руках (о, я бы отдал последние часы жизни, чтобы это было так!), требует делового подхода, и потому обратился официально (по крайней мере, постарался так обратиться).

Итак, господин Пуаро, я появился в Эльсиноре, скорее всего, по тем же причинам, что и Вы. Но они, эти причины, не имеют значения (в жизни ничего не имеет значения, кроме жизни), потому что мы с Вами, прежде всего, сыщики, а потом уже люди, больные или здоровые. Так вот, проведя в санатории некоторое время, я начал понимать, что в нем орудует(ют) психически больной(ые) преступник(и) (согласитесь, сумасшедший человек и психически больной человек – это не одно и то же). Этот (эти) преступник(и), несомненно, имеющий (имеющие) подручных, уничтожил (и) множество людей. Завтра он (они) уничтожит(ат) меня, послезавтра - мадмуазель Жалле-Беллем, потом - Вас. Я не буду называть имен – для великого Эркюля Пуаро это излишне. Уверен, что сейчас (когда Вы читаете это письмо) у Вас уже имеется материал для Ваших отличных «маленьких сереньких клеточек». И потому лишь умоляю Вас (1) быть предельно осторожным и никому не доверять (даже Гастингсу), и (2), всегда носить с собой пластиковую трубку (потолще) для коктейля: если в ходе расследования Вам пропишут лекарственный электрофорез, суньте ее под маску и дышите через нее. Удачи вам, коллега. Уверен, скоро мы увидимся и славно поговорим.

Ваш Жюль Мегре

Прочитав письмо, Пуаро вернул его в конверт, проговорил:

- Прав был Сименон, говоря, что в докладах Мегре основное место занимают скобки, - подошел к окну и отдался биологическому полю своих маленьких сереньких клеточек. Те перевели его взор на кладбище, располагавшееся за вертолетной площадкой. Покивав посылу, Пуаро оделся, как всегда тщательно. Через полчаса, с трудом пробравшись через сугробы, покрывавшие кладбище, он стоял над типовым надгробием (такие же, из розового неполированного гранита, с гранитным же крестом наверху, украшали, по крайней мере, еще сотню могил). На фронтальной стороне камня сверкала табличка нержавеющей стали, прикрученная винтами. Надпись на ней гласила:

Ксавье Аслен

13.05.1924 - 20.10.1987

- Замечательно! - мурашками зашевелились маленькие серенькие клеточки. - А теперь с той стороны посмотрите, уважаемый Пуаро. На всякий случай, чтобы потом не возвращаться.

Пуаро безропотно полез в сугроб, споткнулся об оградку, занесенную снегом, чертыхнулся, но, встав на ноги, довольно заулыбался. На тыловой стороне надгробия белой краской было написано:

Жюль Жозеф Ансельм Мегре

20.02.1915[54] , Сен-Фиакр - 20.10.1988, Эльсинор

- Знакомый почерк, - шевельнулись мурашками серые клеточки.

- Луи де Маара? - поднял Пуаро котелок, слетевший с головы при падении.

- Да, капитана Гастингса. Боюсь, на следующем надгробии будет фигурировать 1839-ый год, год нашего рождения.

- Не на следующем, далеко не на следующем, - неуверенно возразил Пуаро, механически отряхивая пальто от налипшего снега.

- За это придется побороться...

- Ну что, в таком случае, продолжим наши игры?

- А что остается делать, милейший наш Пуаро, что остается делать?.. Не играть же в покер по маленькой, заглядывая в карты соседа и сплетничая об очередной попытке суицида, предпринятой Моникой Сюпервьель?

Садовник Катэр, чистивший в это время вертолетную площадку от снега, вечером письменно доложит профессору Перену, что пациент Пуаро опять сам с собой разговаривал.

10. Лезвие и она

Ради экскурса к истокам событий, происходящих в данной части нашей истории, мы оставили Пуаро с Гастингсом на пути к «Трем Дубам». Вернувшись, мы находим их у дверей жилища третьей по счету жертвы эльсинорского Джека Потрошителя...

Попросив Гастингса подождать его на ближайшей скамейке, - тот всерьез обиделся, - Эркюль Пуаро более чем деликатно, то есть коротко и один раз, позвонил к мадемуазель Генриетте. Открыв дверь, та изобразила растерянность, когда это сыграло, счастливо заулыбалась:

- О, Пуаро, это вы! Я чувствовала, вы явитесь! - горло ее было повязано белым шарфиком, пламеневшим красными бабочками.

- Вы ели пирожные? - задал он первый пришедший на ум вопрос, чтобы осилить смущение. - У вас сливочный крем с кедровыми орехами на верхней губе.

- Последнее время я пытаюсь поправиться, - порозовев, мадемуазель Генриетта облизнула губки остреньким язычком. - Но, к сожалению, у меня ничего получается.

И всплеснула руками:

- Да что же мы стоим на пороге, проходите, пожалуйста, в дом.

- Я к вам по делу... - прошел Пуаро в гостиную.

- Знаю.

- Профессор сказал?

- Нет. Он ничего мне не говорил. Просто вы ко мне обращаетесь исключительно по делам.

- Что ж поделаешь, что ж поделаешь, я вынужден работать. Вы же знаете, что творится в Эльсиноре.

- Знаю... Что ж, давайте в таком случае перейдем к делу. Мне раздеться?

- Я думаю, не стоит, - сконфузился великий сыщик. - Просто снимите шарфик, а там посмотрим.

Мадмуазель Генриетта выполнила просьбу, и Пуаро увидел неглубокий порез длинной около четырех дюймов.

- Похоже, Джек действительно сведущ в медицине, - закончив осмотр, сказал сыщик. Он был смущен плотской красотой земной богини, ее статью королевы, шелковистой кожей, взором, обещавшим райское наслаждение.

- Почему, мой друг, вы так решили? - поинтересовалась мадемуазель Генриетта, кокетливо коснувшись плеча сыщика нежными пальчиками.

- У вас увеличена щитовидная железа. А когда ее оперируют, остается примерно такой шов. В принципе, можно сказать, что вас вовсе не пытались убить, - лукавил он с целью успокоить женщину. - Но показали, на что надо обратить профилактическое внимание. Кстати, вы знаете, что удаление зоба чудесным образом улучшает психическое здоровье человека?

- Знаю. Профессор Перен говорил мне об этом неоднократно. Я могу вернуть пластырь на место?

- Конечно, мисс, конечно.

Мадемуазель Генриетта пошла к зеркалу. Пока она прилепляла пластырь на лебединую шею и повязывала платок, Пуаро краем глаза сканировал ее тонкую талию, округлые линии бедер. Женщина, зная, что гость восторженно за ней наблюдает, не торопилась.

- Может быть, расскажете мне, как это случилось? - спросил сыщик, когда она, наконец, уселась на диван подле него.

- Рассказывать, в общем-то, нечего... Давеча легла как обычно, около часу ночи. Проснулась рано, часов в шесть, и тотчас почувствовала - с горлом что-то не то. Бросилась к зеркалу, смотрю - порез с кровоподтеками. Поняв, что ночью была во власти Потрошителя, заплакала...

- Как я понял, ничего из того, что случилось той ночью, в вашем сознании не отложилось? - спросил Пуаро, поглядывая на копию «Геркулеса и Омфалы» Франсуа Буше, висевшую на стене прямо перед его глазами.

- Нет, отложилось. Что-то туманное, пытающееся распахнуть дверь из подсознания в сознание... Утром я осмотрела комнаты, прошлась вокруг дома – никаких следов не нашла и ничего не вспомнила. Потом попросила месье Жерфаньона осмотреть входной замок, все окна. Он осмотрел, никаких признаков взлома не обнаружив. Но в обед...

Генриетта замолкла, глаза ее жалобно приклеились к глазам Пуаро.

- Что в обед?! - обнаженные Геркулес и Омфала продолжали целоваться в неестественно напряженных позах. Напружиненного Пуаро это нервировало. «Эркюль и Омфала, - подумал он, чтобы расслабиться. - Омфала – это та же Афродита-Астарта. Нет, эта картина не зря здесь повешена…»