Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи - Макоули Пол Дж.. Страница 13

— Я мало что могу рассказать об этом человеке, — сказал Никколо. — За исключением того, что он не искушен в искусстве убивать и, возможно, даже не был вооружен. На теле нет следов клинка, одежда синьора Романо не разрезана, ран нет ни на шее, ни на лице, порезов на ладонях, которые бывают, когда безоружный человек пытается защититься или же когда вооруженный человек отбивается от наседающего более могучего противника, тоже нет. Человек хватается за лезвие в последней отчаянной попытке спастись, даже если при этом режет руки до кости. Подобных порезов нет, зато есть раны, оставленные ногтями и, вероятно, зубами, синяки от невероятно сильной хватки. Романо забил до смерти в яростном поединке, как мне кажется, некто гораздо более сильный, чем он сам; и женщина обнаруживает невиданную силу, когда оказывается на краю гибели, — можно представить, как неистово сражался Романо, но его все равно победили. Значит, наш убийца человек чрезвычайной силы, возможно, крутого нрава. И этот человек не был сообщником Романо в затеянном им деле: если бы он пришел вместе с Романо, который запер за собой дверь, чтобы его никто не потревожил, он знал бы о ключе и забрал его. Значит, придется предположить, что он влез через окно и так же ушел; я уже показывал вам следы его бегства: кровь, оставшуюся на подоконнике. Так что, если убийца Романо силен, при этом он еще и невелик или достаточно строен, чтобы пролезть в небольшое окно.

— По своему опыту, — вставил капитан, — знаю, что вор способен проникнуть в любое отверстие, в которое пройдет его голова. Некоторые воры обучают детей, и эти дети протискиваются в такие щели, которые могут показаться узкими даже для змеи. Но должен заметить, несмотря на множество известных мне дел о проникновении в дома, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь забрался на башню, подобную этой, без снаряжения. Синьор Таддеи богатый человек, он нанял строителей, которые подогнали каменные блоки почти так же тесно друг к другу, как на виллах Геркуланума.

— Вы бывали в злосчастном городе? Вам повезло!

— У родителей моей жены ферма там неподалеку, они выращивают виноград на склонах Везувия.

— Склоняюсь перед вашим знанием преступного мира, римских развалин и, конечно же, архитектуры, но я тоже знаю кое-что о скалолазании; могу сказать — то, что возможно для опытного скалолаза, нам, тосканцам, которым тяжело взобраться даже на холм, кажется невероятным. Еще я заметил, что у Романо под ногтями застряли жесткие волоски, не человеческие, а, возможно, шерстинки с пальто или воротника убийцы. Зимой или просто в холода вроде нынешних пруссаки и швейцарцы носят пальто с воротниками из стриженого меха. Не исключено, что вам имеет смысл начать поиск среди флорентийских купцов. Худощавого сильного негодяя из какого-нибудь деревенского кантона, из Цюриха или Женевы, со свежими царапинами на руках и лице, потому что кроме шерсти под ногтями жертвы остались и кусочки кожи.

Капитан сказал:

— Папа нанимает швейцарских солдат наравне с флорентийцами. Это мутные воды, Никколо. Вы пропишете об этом в статье, и я не знаю, какие за этим последуют беды. Вам потребуется, я полагаю, разрешение самой Синьории, и мне придется показать там ваши записи и наброски вашего молодого помощника.

Никколо вздохнул:

— Разумеется, я буду помогать. Мы всегда работаем вместе, капитан. Факты, никаких сенсаций.

Капитан сказал:

— Именно поэтому вам разрешили подняться сюда. Я знаю, что вы придерживаетесь фактов, Никколо.

— А я-то льстил себе, что благодаря моим сыскным способностям мне позволили стать свидетелем этого ужасного зрелища.

— Я всегда с благодарностью выслушиваю ваши предположения, Никколо. Вы же знаете. И я сообщу о ваших наблюдениях, но, боюсь, скоро это дело окажется уже вне моей компетенции. А теперь попрошу ваши заметки и рисунки, я прослежу, чтобы вас проводили до ворот.

Улица за воротами палаццо была пуста. Едкий смог и ужасный холод победили тягу толпы к скандалам. Никколо быстро дошел до угла, где осушил свою флягу. Он выпил все, что оставалось, и утер рот тыльной стороной руки.

Паскуале закурил сигарету и заметил:

— Могли бы оставить мне немного.

— Моя жажда не ведает щедрости, — ответил Никколо. Его била дрожь, он пытался согреться, пряча руки под мышками.

Паскуале подхватил его под руку, и они двинулись по улице в печатную мастерскую.

— Что вы будете делать теперь, когда милиция забрала ваши записи? — спросил он.

Никколо засмеялся и произнес с пафосом:

— Чтобы не позволить мне написать о том, что я видел, недостаточно просто забрать записи!

— Но капитан…

— Он следовал букве закона, чтобы защитить себя. У него есть мои записи и твои рисунки, он скажет начальству, что сделал все, от него зависящее, чтобы меня остановить. Но он знает, я все равно напишу об этом случае, а я знаю, что ты сумеешь восстановить наброски по памяти. Ты уже доказал, насколько хорошо твоя память служит твоему таланту. И еще у тебя осталась летающая лодка.

— Я положил ее в сумку. Вы считаете, игрушка что-то значит?

— Это не игрушка. Я сочинил все для капитана, чтобы ему не пришло в голову отобрать и ее. На самом деле ты должен беречь эту вещицу, Паскуале. Ты сможешь сделать это для меня?

— Конечно. Но зачем…

— Ах, как я устал, юный Паскуале! Свернем сюда. Здесь есть питейное заведение, открытое постоянно, если тебе не претит общество нищих и шлюх.

Длинная лестница спускалась в подвал, освещенный только небольшой жаровней, стоящей посреди устланного соломой помещения с земляным полом. Человек десять сидели на грубых, почерневших от копоти скамьях вокруг этого примитивного очага и пили терпкое молодое вино, наливая из общего кувшина. Крысы шуршали в темных углах. Неряшливого вида человек, хозяин притона, швырял камни в тех зверьков, которые отваживались выйти, привлеченные теплом жаровни.

Никколо оттаял после пары глотков вина.

— Я не работал так головой со времен следствия по моему делу, — сказал он. — Я уже забыл, как это утомительно — шевелить мозгами.

— Это правда, то, что вы говорили?

— Кое-что, несомненно. Хотя я не совсем уверен насчет мотивов, которые капитан припишет убийце.

— Может быть, Романо пострадал случайно. Может, он спугнул вора или шпиона, который передавал сообщение, — высказал предположение Паскуале.

— Тогда нам придется поверить, что Романо решил незаконно воспользоваться башней в то самое время, когда туда забрался вор. Не скажу, что это невозможно, но едва ли вероятно. Мы должны предполагать невероятное, только когда все правдоподобные версии окажутся неверными, и невозможное, когда не останется иного выбора.

— Но здесь должен быть какой-то заговор. Просто обязан! Конечно, это не совпадение, что помощник Рафаэля убит накануне визита Папы!

Никколо снисходительно улыбнулся этой вспышке. Паскуале осушил свой бокал и нацедил еще вина из общего кувшина: если ему придется платить, он должен получить свою законную долю. Когда он снова сел, Никколо заговорил:

— Мы пока в самом начале, Паскуале. Уверяю тебя, я весь дрожу в предвкушении погони, нет лучшего способа развеять скуку, чем разрешить подобную загадку, но сначала я должен убедиться, что выбрал верное направление.

— А что с этим летающим устройством? Я никогда не видел подобных.

— Оно может оказаться всем и ничем. Пока не знаю. Люди носят с собой множество странных безделушек, особенно художники. Что у тебя в сумке, Паскуале? Не считая монет, которые потребуются тебе, чтобы расплатиться за это забористое вино? Думаю, там у тебя уголь и гусиные перья, небольшой нож для заточки перьев, листы бумаги, английский карандаш, кусочек мякиша подчищать наброски. Ламповая сажа и плоский камень, на котором смешивают краски. Это все выдает в тебе художника. Но я уверен, есть еще вещи, которые характеризуют тебя как личность и не имеют ничего общего с твоей профессией. Возможно, так же обстоит дело и с Джулио Романо. Мы нашли игрушку; если мы не будем рассудительны, она сможет обрести значение, которого в ней нет, и мы собьемся с пути, уйдем с прямой дороги, гоняясь за воображаемыми тенями. Да, она может оказаться важной, а может не значить ничего.