Проклятие - "BNL". Страница 28

Если подумать, в их стране мало что объединяет беспорядочно разбросанные по всей карте города. Религия и народ. И того и другого он лишен. Даже родину оставил где-то там, далеко.

Защищаешь тех, к кому принадлежишь.

К тому же, убивая одних людей ради других, всегда рискуешь в конце концов осознать, что любые люди эгоистичны, алчны, завистливы, тщеславны и дальше по списку. И, не говоря уже о каких-то хрестоматийных добродетелях, даже самых обычных бытовых добродетелей от них требовать не приходится.

Иными словами, даже памятуя о неестественности абсолюта, даже помня, что ты сам точно такой же несовершенный и смертный, иногда начинаешь сомневаться, а тех ли ты убиваешь?

Но обычно все сомнения по поводу того, права ли выбранная тобой сторона, разрешаются легко и просто. Коллективный разум скептически фыркает и подтверждает: конечно, права. О чем вообще может идти речь? Наши лучше ваших. А ваши – недостойные ублюдки, о которых и руки-то марать жалко.

Небо, как же все просто, если ты твердо и верно знаешь, чему и кому ты принадлежишь!

Сам Ле был уверен только в одном…

Вернее, в двух. В двух других людях, спроси которых – и они, не колеблясь ни секунды, ответят: «За этих двоих я убью любого».

Он и сам не колебался бы, если бы его спросили.

Краем глаза он следил за Фемто, едущим рядом с Томом.

Двадцать один… Небо, неужто и правда двадцать один?

Он и забыл уже. Такое чувство, что, когда Фемто стукнуло шестнадцать, он вовсе перестал взрослеть. И, похоже, с самой первой их встречи не прибавил в росте ни на дюйм…

И правильно. Пусть таким и остается – вечно юным. Должен же хоть кто-то остаться, когда он сам постареет.

Мягкая, заглушаемая мхом поступь лошади рыжей принцессы незаметно приблизилась.

- Хорошо было бы переночевать под крышей, - сказала Генриетта, через плечо оглянувшись на двоих их спутников, ехавших чуть позади. – Я имею в виду, для тебя и Фемто. Это действительно нужно.

- Знаю, - кивнул Ле-Таир. – Не переживай, я знаю одно местечко здесь неподалеку. Доберемся до темноты.

Генриетта тоже кивнула, помолчала, задумчиво покусывая губы. Он уже замечал за ней такое: словно думает о чем-то про себя и все не может решить, спросить-не спросить.

- Неужели все твои шрамы и правда из-за него? – выпалила она наконец, по-птичьи склонив голову набок, к плечу.

- Большинство, - спокойно отозвался Ле.

- Ты так его защищаешь, - продолжала она, задумчиво глядя куда-то вверх, на кроны деревьев. – Почему?

- Потому что я за него отвечаю.

- Перед кем?

- Прежде всего перед самим собой.

Генриетта прикрыла глаза, предоставив лошади идти самой.

Вот оно как бывает, оказывается…

Добраться засветло они чуть-чуть не успели. Темнело все-таки уже немножко раньше, и ночами незаметно становилось по-настоящему холодно. Медленно, но неумолимо лето катилось к концу.

В лесах не бывает дорог. Даже тропы, протоптанные человеком, а не легкими звериными лапами, всегда точно знающими, куда ступать, встречаются редко. Но все равно существуют места, где сходятся и пересекаются негласные невидимые пути. Там-то и строят таверны.

Ведь что есть, по сути, таверна? Заведение, где можно поесть, выпить, подраться и поспать. И, если соответствующие возможности предоставлены хозяином в полной мере, кому какое дело, что вокруг нее наблюдается явная нехватка города?

Едва зайдя в дверь, Генриетта осознала, какова глубина пропасти между постоялым двором порядочной вдовы и господствующей реальностью.

Пока никого вроде не били, но все вокруг свидетельствовало о наличии этого самого «пока». К тому же было очень шумно. Никто не кричал и не колотил стекла, но звук лениво сдвигаемых кружек и одновременный многоголосый разговор грозили вот-вот переступить болевой порог слышимости.

Пока она медлила в дверях, выпуская тепло, ее сопровождающие, все трое, уже оказались у стойки (а в случае Фемто – на стойке. Богиня, и как он только туда забрался? Она же едва не выше него. И, что удивительно, никто ведь не сгоняет).

Стойка по совместительству служила импровизированной кроватью какому-то мирно посапывающему лысому субъекту. Похоже, ему сегодня больше наливать не будут. Ле-Таир о чем-то вполголоса разговаривал с барменом, Том растворился в толпе, а Фемто завел непринужденную беседу с женщиной, сидящей на высоком стуле, похоже, единственной во всем зале. Очевидно, они видели друг друга в первый раз, но ни тому, ни другой сие обстоятельство не мешало. Да уж, Фемто не выглядит так, как будто испытывает проблемы с новыми знакомствами.

Подойдя, Генриетта, пропустившая начало их разговора, услышала, как он спрашивает:

- И как оно там, в Суэльде?

- Дело дрянь, - ответствовала женщина. – Все катится к демонам. Знаешь того мужика, который первым придумал эту идею про власть в руках народа?

- Тот самый, который возглавил это их новое правительство? – понимающе уточнил Фемто.

- Он самый. Так вот, странное дело, всех его коллег вдруг…

- Дай угадаю, - вступил в разговор Ле. – Их всех посетила преждевременная смерть, верно?

- Именно, - кивнула женщина.

- Я с самого начала знал, - заметил Ле-Таир, не без некоторого, как показалось Генриетте, внутреннего удовлетворения.

- Мало того, - продолжила женщина. – Дальше – больше. Теперь он заявляет, что он – король.

- Так уж и король? – недоверчиво хмыкнул Фемто.

- Ну, вслух этого слова никто не произносил, - поправилась его собеседница, - однако оно прямо-таки носится в воздухе. Он говорит, что он – главный, и в его руках абсолютная власть.

- Эх, все-то им подавай абсолютное, - усмехнулся Ле. – А местные жители что же?

- Ты не поверишь, - женщина сделала глоток из своей большой кружки. – Видишь ли, они только сейчас начали понимать, что при старике графе жилось привольнее и лучше. Однако, даже возмущаясь, они слишком инертны, чтобы взбрыкнуть. Так, ропщут себе помаленьку…

- Ну, это-то нормально, - заметил Ле. – Всегда найдется, на что роптать. Наоборот, перед тогдашним восстанием все были довольны.

- И тем не менее, - возразила женщина. – Сейчас дело вполне может принять угрожающий оборот, и новоявленный монарх, похоже, это сознает.

- И что он намерен делать, по-вашему? – поинтересовался Фемто.

- Конечно, лучше всего для него было бы выдать свою дочку за кого-нибудь из старых потомственных дворян, из этих аристократов в седьмом колене, - женщина пожала плечами, - Чтобы, значит, народ принял ее как законную королеву. Вот только они, дворяне, бедняги, все разбежались после восстания. В столице, если помните, какое-то время практиковали отмену сословных рамок, но, слава небесам, разглядели, что это уж слишком. В общем, рядовой дворянин в Суэльде на данный момент времени, скорее всего, является рядовым башмачником где-нибудь еще, - подытожила она.

- Да-а, это проблема, - протянул Фемто. – Но вот что было бы для него идеально, так это выдать эту самую дочь за сына старика графа. Он, поговаривают, жив остался тогда.

- Как? – удивилась женщина. – У графа были дети?

- Почем мне знать? – Фемто пожал плечами. – Я там не был. Говорю же – поговаривают.

- В любом случае, живы наследники или нет, выдать эту самую девицу за кого бы то ни было будет весьма и весьма проблематично, - резюмировала рассказчица после очередного глотка.

- Что, такая страшненькая? – выдали губы Генриетты без участия ее сознания, пытающегося тем временем вникнуть в перипетии столичной политики.

То ли дело у нее дома. Король – он король и есть, и никто ни с кем не спорит. Королевская кровь – она штука такая, против нее не попрешь…

Если вы короновали бродячего музыканта, это еще может сойти вам с рук. Но когда кто-нибудь, рожденный быть крестьянином, вдруг садится на трон, это может привести к непредсказуемым последствием.

И, в общем-то, приводит.

Уж кому-кому, как ей, не знать.

Что-то творится сейчас там, дома? Какие интриги плетутся у нее за спиной, пока она не смотрит?