Последнее дело императрицы (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 31

- Много чего было, — вздохнула Эйрин и театрально всплеснула руками. — Не люблю я обо всём этом вспоминать.

Путь Эйрин был выстлан не лепестками роз. Дорогу перед ней устилали битые стёкла и камни. Она сама выбирала такую дорогу и шла по ней, не позволяя никому увести себя за руку. Это Этель знала совершенно точно, как и то, что дорогу из лепестков роз её дочь не примет никогда.

- Как ты узнала обо всём?

Эйрин шлёпнула тряпку об стол и снова села, неуклюже поджав под себя ногу. Села, как будто через секунду собиралась вскакивать и бежать. И мышцы на шее напряглись до предела, так что каждое слово давалось с трудом, как шаг волку с переломанной лапой.

- Через десять дней. Я узнала обо всём через десять дней после переворота. Все порталы тогда уже убрали. Я не смогла дойти. Я не знала, что делать.

Дыхание не согревало руки. Этель слышала, как идёт время — капли утреннего дождя, повисшие на ветке, срывались вниз и падали на подоконник.

- Ты видела то, что… произошло?

Эйрин покачала головой:

- Нет. Я не смогла. Несколько раз я пробовала увидеть ваше прошлое, но каждый раз попадала в какую-то маленькую комнату. Холодную, сырую. Я не могла пошевелиться. Было плохо. Очень плохо и очень страшно. — Её голос сорвался на шёпот, потом на хрип.

Этель кивнула, давая Эйрин причину замолчать. Иначе она сорвала бы горло этим хрипом.

- Это было моё прошлое. Больше ты ничего не видела?

Девушка мотнула головой.

- Я не могу больше туда возвращаться. Не могу, понимаешь? Мне страшно. Я не пойду туда ещё раз. Я не буду использовать магию времени. Никогда!

- Тише, родная. Я тебя не заставляю. Там… нет ничего хорошего.

- И поэтому я не могла тебя найти. Не могла видеть прошлое, — выдохнула Эйрин, словно последний глоток воздуха, и схватила воду — полные лёгкие воды.

Она больше ничего не сказала — ни слова, и Этель не стала расспрашивать. Эйрин долго молча тёрла тряпкой стол в одно месте.

- Пятнышко, — ворчливо объяснила она и снова принялась тереть, так, что побелели суставы пальцев.

- Обещай мне, что не выйдешь из дома ещё три дня, — попросила Этель, когда подумала, что терпеть и молчать уже достаточно.

Эйрин посмотрела привычно, исподлобья, и кивнула. Три дня — не такой уж большой срок, и пока они тащатся за окном чередой тусклых картинок, Этель смогла бы сама себя обманывать. Говорить о том, что всё уляжется, и Эйрин передумает. Она уже взрослая, она обязательно поймёт, как опасно идти одной против целой страны. Пусть даже на твоей стороне деревья с новорожденными листочками.

Три дня. Почти ничто. Но Этель не знала, сколько у неё осталось времени, как долго она ещё продержится. Успеет ли вывести дочь в другой мир, даже если ждать осталось всего три дня.

Приступ кашля вернулся, и боль заскреблась в груди — упрямая, страшная боль.

- Эйрин, — произнесла она, когда смогла отдышаться. — Мне нужно знать, как ты убила Сайорана? Мне нужно знать это, чтобы защитить тебя.

Тряпка отправилась в тёмный угол — Эйрин надоело убираться. Она поджала под себя вторую ногу и опёрлась локтями на стол. Разглядывала старую, забитую песком и пылью трещину на подоконнике, рассматривала обрывки старой ткани, которыми была заткнута одна большая щель. Смотрела прямо перед собой.

- Я его не убивала, с чего бы? — Хрип ещё не вышел весь, и Эйрин нетерпеливо прочистила горло. Страх из её голоса ушёл быстро, как и пришёл, осталось только удивление. — Я думала, это ты его убила.

- Что? Повтори ещё раз, — бесцветно попросила Этель.

Эйрин посмотрела на неё, чуть прищурившись.

- Я услышала, что его убили. Разве это сделала не ты?

Последний вопрос — осторожно, как маленькими шажками по тонкому льду. В одну сторону можно, а назад — уже нельзя.

- Нет.

Молчание, повисшее на подоконнике, выводило из себя.

"Нет, — хотела сказать Этель. — Нет. Ночами я прислушиваюсь к шорохам. Я почти не сплю. Я давно забыла, что значит идти, не оглядываясь. За моей спиной горят мёртвые города. Мне не хватало только убить лорда хаоса".

Но она молчала. Сейчас ей стало ещё страшнее, потому что по туманным улицам Морейна, может быть, след в след за ней, шёл тот, кто убил Сайорана и, возможно, он же пожелал убить Эйрин.

Отчего-то Орлана хорошо помнила свою первую встречу с Руаной.

Ей было около трёх, и именно с этого времени начинались все осознанные воспоминания.

Орлана тогда просила не задёргивать шторы на ночь — из сада лился серебристый свет огненных шаров. Ветер кончиками пальцев трогал лёгкую тюль и влетал в замок птичьим пением. Орлана проснулась резко, как от толчка. Щека спросонья горела, словно по ней пришёлся удар.

У кровати Орлана разглядела силуэт.

"Это Руана". — Мысль пришла сама собой.

"Это Руана", — подумала Орлана, хоть прекрасно знала, что бабушка умерла ещё до её рождения, и ничуть не испугалась.

Только тяжело стало дышать, и пальцы похолодели — самые кончики пальцев, которые мгновенно сжали простыню. Было тихо, только тюль колыхалась от ветра.

Руана стояла неподвижно, лица Орлана рассмотреть не могла, но интуитивно, как могут только дети, ощутила, что гостья злится. Очень. Ненавистью тянуло от неё, словно запахом болота, так, что замолкли птицы в саду.

Сбрасывая с себя остатки сна, Орлана попыталась сесть. Сознание отказывалось верить чувствам.

"Руана умерла, — сказало сознание. — Это мама. Просто мама пришла".

- Мама? — позвала Орлана неожиданно слабым голосом.

Порыв ветра вдруг дёрнул занавеску, и силуэт исчез, расползся тьмой по уголкам комнаты, по щелям в полу и складкам драпировок.

- Мама? — повторила Орлана на всякий случай, хоть и ощущала, что рядом с кроватью уже никого нет.

Она откинула потяжелевшее одеяло — или руки вдруг ослабели? — и спустила ноги на пол. Ковёр обжёг ледяным холодом. Орлана бросилась вон из комнаты, а сердце уже отстукивало бешеный ритм. Даже в хорошо освещённых галереях в колыхании штор ей чудилась тёмная фигура.

Родители, как обычно, нашлись в прозрачной гостиной — сквозь её стеклянную стену была видна оранжерея, и струи фонтана искрились в свете белого пламени.

- Мама! — отчаянно крикнула Орлана, цепляясь за подлокотник её кресла.

Вера обернулась к ней — волосы уже были распущены, краски на лице стёрты, и расслаблена шнуровка платья, — и недовольно поджала губы — ну опять ты не слушаешься.

- Орлана, ты невыносима. Почему ты снова не спишь?

Но в свете огненных шаров ночной кошмар поблек, и руки согрелись, но страх не отступал. Страх только сейчас нахлынул в полной мере. Орлана вцепилась матери в запястье.

- Отпусти. Немедленно иди и ложись спать, я больше не буду сидеть с тобой. Что за ребёнок!.. — выкрикнула она в бессильном раздражении.

На тонком запястье матери остались синяки — Орлана и не знала, что приложила столько силы. Она тонко взвыла от мысли снова оказаться в тёмной спальне один на один со сгустком ненависти и злобы.

Хлопнула дверь.

- Ну тише. — Её, легко как куклу, подхватил на руки отец. Орлана ткнулась лицом ему в плечо, ощущая знакомый запах хвойного леса после дождя. — Что случилось, родная?

Всхлипывая, Орлана попыталась выдавить из себя несколько связных слов, но получалось только неразборчивое бульканье. Оказывается, её трясло так, что зуб на зуб не попадал.

- Ты её балуешь, — вздохнула мама и отвернулась, поправляя тяжёлую прядь волос.

Успокаивающе журчала вода в фонтане, и птицы снова пели. Орлана затихла и прислушалась: да, их голоса неслись в распахнутые окна. Летними ночами все окна в галереях и общих комнатах оставляли открытыми.

- Постой. — Отец чуть отстранил Орлану от себя. — Что произошло? Кто тебя напугал?

- Руана, — прошептала она в ответ, страшно боясь одним упоминанием этого имени призвать бабушку сюда.

- Какая глупость. Тебе просто приснилось.