Последнее дело императрицы (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 32

Даже жмурясь изо всех сил, Орлана видела, как мама поджимает губы, как появляется глубокая морщина на её лбу — ей так не нравилось, когда дочь тревожила её по вечерам. Но отец ничего не сказал в ответ, только погладил Орлану по голове.

…Засыпая в кровати родителей, она слышала их приглушённые голоса за стеной.

- Зачем ты потакаешь этим фантазиям? — раздражённо, уже почти зло спрашивала мама.

- Она была очень напугана.

- Боги, да это обычные детские капризы! Если бы ты виделся с дочерью чаще, ты бы знал, что она по десять раз на дню может устраивать истерики.

Отец долго молчал, и уже совсем сквозь сон Орлана различила его слова, спокойные, абсолютно обыденные.

- Завтра распоряжусь проверить защиту вокруг жилого крыла замка. И старую тронную залу не мешало бы прикрыть… получше.

Около полудня Этель оставила Эйрин дома и ушла. С порога она снова напомнила дочери об их договоре — никуда не уходить три дня, только опять не получила ответа. Эйрин склонила голову и тут же скрылась за дверью — вот и догадывайся, какие мысли бродили в её голове.

Улица, далёкая от центра города, хранила тишину и одиночество. Шагая по ней, Этель заметила всего двух или трёх прохожих. Библиотечную башню, что возвышалась над крышами домов, она оставила далеко за спиной, и с каждый шагом уходила всё дальше. Улица хранила тишину, как и вчера, но всё же что-то в ней изменилось.

Этель привычно подставила ладонь ветру — чтобы почувствовать. И почувствовала. Мир дышал ей в ладонь весенним теплом, как верный пёс, только что вернувшийся с прогулки. Втиснулся в приоткрытую дверь спальни и ткнулся влажным носом в руку.

"Даже не думай", — сказала ему Этель.

Она долго оглядывала соседние дома, пытаясь понять, откуда же можно было выстрелить, но так и не смогла придумать ничего правдоподобного. Больше всего подходило чердачное окошко соседей, но и оно было заколочено досками намертво. Вряд ли убийца отрывал их, а потом прибивал на место.

Многие дома стояли пустыми — или это лишь казалось. Но проходя мимо мутных стёкол, мимо запущенных садов, Этель ощущала дыхание пустоты. Тот, соседний дом, тоже на первый взгляд казался нежилым, однако из распахнутого окна на первом этаже показывала краешек светлая занавеска, а на дорожке, засыпанной жухлыми листьями, валялась дохлая мышь с передавленным горлом. Словно её, попавшую в мышеловку, выбросили из дома.

Этель обошла дом с трёх сторон, больше не смогла: одним краем забор примыкал к соседскому, высокому, каменному. Шторка трепетала на ветру, и окно оставалось доверчиво приоткрытым, словно хозяевам — или временным жильцам — вдруг стало жарко.

С яблонь давно осыпались мелкие яблоки и все сгнили в траве. Заботливый хозяин убрал бы, но они так и лежали каплями грязи. В доме жил чужак.

Этель ещё несколько мгновений маячила перед домом, рассматривая яблоки, пока не поняла — всё, достаточно. И тогда она развернулась и зашагала, оставляя далеко за спиной высокую башню библиотеки, от окраины ещё дальше — к самым выселкам. Если здесь мало кто жил, то выселки должны быть и вовсе заброшены.

Она не сразу, но почувствовала, что кто-то идёт следом. Народу на улицах было не так уж много, однако Этель не рискнула — не обернулась. Она увидела преследователя, только когда сворачивала в узкий переулок, и краем глаза успела уловить его сгорбленный силуэт.

Скоро потянулись дома с выбитыми окнами и воющим внутри ветром — кварталы, которых коснулся яд войны. Преследователь не отстал, он всё так же следовал след в след за Этель, изредка ныряя в попадающиеся на пути подворотни, словно опасался, что его заметят.

Когда идти дальше оказалось некуда, и за домами показался частокол леса, Этель остановилась. Страха внутри неё не было, страх, наверное, выгорел весь, за вереницу пережитых холодных дней, осталось пустое безразличие. Она слышала, как за спиной всё громче и громче звучат шаги.

- Ты кто такая?

Он ясно понял, что его вызвали на разговор, и почему-то не смог избежать соблазна. Этель обернулась и откинула капюшон. Перед ней стоял немолодой мужчина в поношенной мантии мага природы. В руках — широкий нож, и пальцы сжаты на его рукояти умело, уверенно.

"Если даже закричу — никто не прибежит", — подумалось ей просто так, между делом. Нож Этель не пугал.

- Я всё знаю, — вместо ответа выдала она. Сжала губы так, словно обиделась. Иногда она очень уж жалела, что в хорошие времена не удосужилась выучить хоть несколько боевых заклинаний. Сейчас она с большим удовольствием подняла бы руку и сжала пальцы в кулак, и посмотрела бы, как корчится в приступе удушья этот уличный бандит.

Он ухмылялся, и ухмылка сминала поросшие щетиной щёки.

- И чего же тебе надо?

Вселенский разум, какие тайны, когда остриё ножа упирается в сведённые руки, готовые разжать кулаки и ударить магией. Этель отвела остриё чуть в сторону.

- Скажу вот как — ты её нашёл. И убить не смог. Так что выкладывай, кто тебя послал.

Он хрипло засмеялся. Пустые дома отозвались шорохами и скрипами.

- С чего бы это?

- Хорошо, — равнодушно пожала плечами Этель. — Тогда полюбуйся.

В кармане плаща, в складках мягкой подкладки, лежала старая имперская монета. Такую не приняли бы корыстные торговцы, а Этель оставила себе — на память. Она бросила монетку собеседнику. На реверсе монеты — её профиль.

Этель наблюдала, как наполняется пониманием лицо убийцы. Он крутил в пальцах денежку, и нежданные солнечные лучи вдруг засверкали на её ребрах.

- Ах, вот что, значит. Понятно, — протянул он, как у друга на чаепитии. — А я уж думал-думал, зачем ты им сдалась.

- И зачем вам Эйрин? — поинтересовалась она. В голосе уже не было никаких чувств. Этель рассматривала своего нежданного собеседника внимательно, как могла. Если даже Теро и решил нанять такого убийцу для Эйрин, разве он бы не попытался удостовериться, что девочка и правда убита?

- Эйрин? Я такой не знаю. — Он ковырнул носком ботинка разбитую мостовую.

- И это даже не ты вчера попытался её убить?

- Я не нанимался никого убивать, — усмехнулся он. — Мне за это не платят.

- Кто, интересно, тебе платит?

- Извини, но я не выдаю своих заказчиков.

- Ну тогда умри, — сказала Этель и послушала, как монетка прыгает по мощёной камнями дороге. Закрыла на секунду глаза, побеждая предательскую слабость во всём теле.

Она нашла взглядом золотой и снова спрятала его в карман. Руки немного дрожали: всё-таки не она хотела убивать вот так сразу. Она могла бы пораспрашивать ещё, пощупать слабые и сильные стороны, и хоть в недомолвках углядеть тайный смысл. Куда идти дальше? Кроме дома с наглухо забитым чердачным окошком зацепок не было.

Но в одно мгновение она представила, как этот маг бросает в Эйрин ледяную стрелу, наполненную ядом, и ярость затмила мир. Как ухмыляется. Как морщится от этой усмешки щетинистое лицо.

Она наступила каблуком на его запястье, и нож тоже упал на камни. Простая рукоять глухо ударилась об мостовую. Этель присела рядом. Мостовая дышала запахом сырой земли и осени, только гарью в лицо — дышали мёртвые дома. Глаза её недавнего противника смотрели в небо.

Ярость прошла так же быстро, как и появилась, оставив за собой привычную глухую пустоту. Рукоять ножа нагрелась в руках так, что стала липкой. Или липкими стали ладони. Этель повернула голову мёртвого влево, вправо, тщетно пытаясь найти на его коже татуировки, обозначающие принадлежность к касте, клану, да хоть к чему-нибудь.

Ветер отвернул край его мантии, и в лицо Этель дохнуло старым потом. Нашлась только простая цепочка на руке, но в переплетении металлических колец тоже не было ничего интересного.

Ветер сметал краски с лица и прикасался к волосам, к самому краешку капюшона, словно не смел сделать что-то большее. Ветер сметал остатки запахов, только гарь оставалась навсегда. Этель думала, что вся пропахла гарью, и в городе обязательно почуют. В горле томился клубок вздохов.