Жребий принцессы - Тарр Джудит. Страница 11

Хирел почувствовал, как болезненная судорога свела его желудок. Это была вовсе не одежда, а плоть, ободранная до костей. А лицо… лицо…

Когда-то это существо было женщиной. Она все еще могла разговаривать с ужасающей для этого разрушенного тела отчетливостью. Голос был молодым и чистым, несмотря на седые волосы.

— Авар'карин? — Она перешла на асанианский язык. — Брат. Брат мой и господин Авар'карин. Я вижу тебя во мраке. Как ярко ты сияешь!

Сареван погладил ее прекрасные волосы. Лицо его было ужасающе спокойным. — Тише, — прошептал он. — Молчи. Жрица пошевелилась и прикоснулась к его руке, хотя это причиняло ей нестерпимую боль. Его пальцы сомкнулись на ее ладони осторожно и невероятно нежно, потому что ее рука представляла собой лишь омытые кровью изувеченные кости.

— Мой господин, — воскликнула она внезапно, — тебе не следует здесь находиться! В этом краю тебя ждет смерть. — А тебя здесь ожидало еще более страшное. Голос его был таким же спокойным, как и лицо. — Я — никто. Моя боль принадлежит богу, и она уже почти достигла своего предела. Но ты — Эндрос и Варьян, и ты совершил безумный поступок, перейдя границы твоего отца.

— Сам бог вел меня. Он привел меня к тебе. Отдай мне свою боль, сестра. Поделись со мной своим страданием, чтобы я мог исцелить тебя. — Нет. Нет, ты не должен. — Я должен.

Она вцепилась в него, хотя и задыхалась от боли, хотя и корчилось ее истерзанное тело.

— Нет! О нет! Именно поэтому они и оставили меня в живых. Они оставили мне губы и язык. Они знали… они хотели…

Лицо Саревана было уверенным, замкнутым, непоколебимым. Он положил руки на эту голову, представлявшую собой ужасное противоречие между красотой и разрушением. Воздух наполнился пением. Хирел задрожал. Он почти видел. Почти слышал. Почти знал. Сила, похожая на ветер и огонь, мощная как меч, призрачная как сон, ужасающая как молния, накапливалась, росла, концентрировалась. Обволакивала измученное тело, возвращая его к жизни, исцеляя, снова превращая в единое целое.

— Нет! — в отчаянии крикнула жрица. Но приманка уже была проглочена, ловушка захлопнулась. В вихре огня и ветра появился охотник, но его огонь был черным, а ветер нес зловоние тьмы.

Целительные чары смешались, дрогнули под ледяным порывом и рассыпались. Сареван вскочил, и Хирел увидел, как все его маски исчезли, стерлись в пылу неукротимой ярости. Он издал раскатистый рев и прыгнул, но теперь это был уже не человек, а огромный кот цвета ночи с огненными глазами.

Оказавшись лицом к лицу с обезумевшим миром, Хирел забыл о гордости. Он притаился в самом дальнем углу и замер.

Он даже хныкал и царапал стену, словно надеялся таким образом найти выход и убежать от этого кошмара.

Но стены темницы не позволяли отступить далеко, и совсем рядом с ним, казалось, не было ничего — и было все. Рядом с бесформенной массой, которая когда-то была женщиной, изогнулся кот. Этот кот, рыжеволосый северянин, вступил в бой с колдуном лорда Эбраза, превратившимся в жуткого волка с окровавленными челюстями.

Кошачьи клыки сомкнулись на горле волка. Зверь взвыл, пытаясь высвободиться. Кот заворчал: быть может, он пытался усилить хватку, быть может, его забавляло, что охотник и добыча поменялись местами. Волк отчаянно бил лапами по воздуху. Жестокие клыки терзали его тело. Кровь, кипя и бурля, струилась из ран словно горный поток.

Нанеся последний ужасный удар, кот поверг своего врага. Чародей был весь истерзан и окровавлен, и его кровь по-прежнему имела странный, колдовской вид. «Сила», — неизвестно каким образом догадался Хирел. Маг истекал своей магией у ног Саревана.

— Это, — произнес жрец, — заставит тебя выучить закон. Фокусник не имеет права бросать вызов мастеру. Теперь уходи, пожинай плоды своей глупости. Живи без силы и без магии и знай: линия Аварьяна не может прерваться от руки простого смертного.

Враг исчез. Сареван снова начал склоняться над телом жрицы.

Над ним пронесся ветер, полыхнув огнем. Это застигло его врасплох. Сареван покачнулся и упал. Мысли Хирела путались; он видел блестящую, словно только что отлитую из меди, косичку жреца, сверкнувшую огнем, когда тот рухнул на пол. Она соперничала по цвету с кровью, проступившей сквозь повязки.

Сареван перевернулся в воздухе, гибкий, податливый, по-кошачьи ловкий. Очертания его фигуры потеряли форму, а затем снова обрели ее. Силуэт человека сцепился в схватке с живой тенью. В бесформенной пустоте блестели глаза. Ужасные глаза, золотые, сверкающие и невыразимо печальные. «Я должна, — говорили они, как небо говорит о дожде. — Ты угрожаешь всем нам. Я не могу помиловать тебя».

— Помиловать. — Гнев Саревана сменился спокойствием. — Значит, ты считаешь, что оказала милость моей сестре по ожерелью? Ну так и раздели эту милость с ней. Раздели во всей полноте.

Они сошлись: темнота и мрак, плоть и тень. Хирела одолевало безумное и нелепое желание рассмеяться. Ведь эта тень была наделена голосом женщины и соблазнительными женскими формами; принц видел нежный овал ее лица, полноту груди, стройную гибкую талию. Они сплелись так крепко и яростно, что битва казалась скорее любовным объятием, нежели схваткой двух врагов. Хирел с восторженным возбуждением следил за ними. Его дыхание участилось. Эта тень была женщиной, истинной женщиной, невыразимо прекрасной и невыразимо печальной. Весь Асаниан воплотился в ее теле и в ее огромных скорбных глазах.

Сареван разрушил их. Хирел закричал. Он не смог бы пошевелиться, даже если бы в этом была необходимость. Он рыдал от ярости. Последние крупицы здравомыслия оставили его. И тем не менее его глаза видели все с великолепной и ужасающей четкостью.

Так же, как Сареван уничтожил волка, он поверг к своим ногам и госпожу империи. Но она оставалась в сознании. Когда его нога прижала ее к земле, она улыбнулась. Эта улыбка была прекрасной и в то же время вызывала ужас, ибо таила в себе радость победы.

— В этой битве, — сказала она, — победил ты, о раб обжигающего бога. Но войну выиграла я.

В последнем отчаянном порыве она схватилась за его ногу и сбросила ее с себя. Из ее ладоней вылетали молнии. Она звонко и язвительно рассмеялась. Этот смех мог бы свести с ума любого мужчину, если он был молод, горд и полон гневом своего бога. Этот смех ранил и жалил. И Сареван отпрянул, набираясь новых сил. Использовав молнию вместо меча, он бросился на свою мучительницу и нанес ей смертельный удар.

Глава 4

И вдруг наступила полная тишина. В руках Саревана ничего не было. Лицо его стало серым, а повязка на плече — алой от крови. Он тяжело опустился на колени и дотронулся до тела волшебницы. Она лежала целая и невредимая, как будто спала, но дыхание не волновало ее грудь. Сареван сел на корточки.

— Аварьян, — прошептал он. — О Аварьян. Хирел, только что вкусивший жара безумия, вновь обрел холодную и угрюмую рассудочность. Он стоял над жрецом и телом волшебницы. Жрица исчезла, словно она была всего лишь галлюцинацией.

Сареван поднял голову. Глаза его потускнели, и даже волосы перестали сиять, померкли, утратили свой блеск. Он отбросил непослушную прядь с лица. — Я убил ее, — спокойно сказал он. — Это я вижу, — ответил Хирел.

— Видишь? Ты способен видеть? — засмеялся Сареван. Слышать это было не слишком приятно. — Эта ловушка придумана, чтобы заставить меня убить ее. Заставить… меня… — Его голос сорвался как у подростка. Он вскочил на ноги, пошатнулся и тут же выпрямился. — Теперь быстрее. Пошли. — Куда?

Сареван снова покачнулся. Он напряженно огляделся по сторонам, словно ничего не видел, и с трудом выдохнул.

— Пошли, — процедил он сквозь зубы. — Пошли, черт тебя возьми.

Они пошли. Дверь перед ними словно расплавилась. Никто не заметил их, и они не увидели никого. Быть может, их путь пролегал в совершенно другом мире. Выйдя из подземелья, они миновали высокий дом, богато украшенный и, как подумалось Хирелу, уже когда-то виденный им, но даже насекомые не встречались у них на дороге. А когда распахнулись ворота, то перед ними оказался не Шон'ай, а зеленые просторы, солнечный свет и приветливое журчание воды.