Жребий принцессы - Тарр Джудит. Страница 9

Его передернуло. Он должен вернуться. Разве у него есть другой выход?

Хирел знал, что ему делать. Одеться. Собрать остатки еды. Захватить пригоршню серебряных монет из кошелька Саревана, чтобы купить коня и до самого Кундри'дж-Асана иметь возможность его кормить. Достигнув цели, он сторицей возместит долг: отправит целый мешок золота Орозии, в город, название которого он не потрудился узнать, и даст ей указание отдать его жрецу.

Придумав план действий, он взглянул на свою одежду. Она оказалась влажной. Хирел вновь чуть не расплакался.

Открылась дверь. Чтобы войти, Саревану пришлось нагнуться. Несмотря на худобу, плечи у него были крепкие и широкие, и он заполнил собой всю комнату. Лицо его окаменело, глаза горели.

Хирел прислонился к холодной шершавой стене. Он и сам не помнил, как оказался возле нее. Каким-то образом жрец угадал его намерения украсть и сбежать.

Нет. Только настоящие маги смогли бы проникнуть в чужой разум, а настоящих магов не существует — одни шарлатаны. Сареван слепо огляделся вокруг, то сжимая, то разжимая кулаки. Его правая рука, которую укусил Хирел, взлетела к ожерелью и вновь опустилась.

— Они сожгли его, — хрипло вырвалось из самых глубин его груди. — Они сожгли его до самого основания.

— Что? — вскинулся Хирел, взбудораженный чувством собственной вины и неожиданностью.

Сначала ему показалось, что Сареван его не расслышал, потому что даже не посмотрел в его сторону. Но в конце концов он ответил все так же тихо и хрипло:

— Храм Аварьяна. Они его сожгли. Сожгли вместе со жрецами, пепел присыпали солью, а посреди развалин установили камень-демон, до тысячного поколения прокляв тех, кто молится Аварьяну, и его самого. Но почему? В чем причина столь непомерной ненависти?

В его словах сквозила боль, такая сильная, что у Хирела сжалось горло, и его собственные слова прозвучали сдавленно:

— Здесь Аварьяна считают врагом, символом завоевателя, символом империи, которая дерзнула воспротивиться нам и бросить нам вызов. В каждом жреце здесь видят шпиона, а некоторых действительно уличают в этом. Но такая сильная ненависть… Я не понимаю.

Смех Саревана прозвучал пугающе.

— Зато понимаю я. Все это политика, холодная политика. Игра в «королей и города», вот только пешки здесь заменяются живыми людьми. Если сжечь храм властелина, откроется путь к уничтожению его империи. Они приняли мучительную смерть, мои братья и сестры. Они погибли, как морские пауки в котле.

— Может быть, они оскорбили кого-то могущественного, — сказал Хирел. — Никакого заговора, просто личная месть. Но какова бы ни была правда, тебе здесь находиться небезопасно, и ты не должен медлить. Теперь уже весь Шон'ай видел твое ожерелье.

— О да, они видели его. Они все видели меня, ублюдка, монстра, порождение дьявола. Я опрокинул этот проклятый камень, пропел хвалебные гимны и наложил собственное проклятие.

— Ты окончательно спятил. — А ты этого не знал?

— Теперь они охотятся на тебя. — Сердце Хирела отчаянно билось, но голова была ясной. — Мы еще успеем бежать. Мы скроемся в толпе. Ты можешь пригнуться, прикрыть тело и волосы или даже прикинуться хромым.

— Нет, — ответил Сареван. — По крайней мере один из моих братьев-жрецов остался в живых, хотя его бросили в темницу. Но я найду его. Клянусь Аварьяном, я найду его. — Его слова звучали так, словно заключение в тюрьму было вещью невозможной, словно это было жестоким личным оскорблением. И тем не менее, когда он вновь взглянул на Хирела, он казался человеком здравым, спокойным и рассудительным. — А ты должен идти. Юлан присоединится к тебе, когда ты окажешься за воротами; он будет охранять тебя, он укажет тебе путь и приведет к отцу целым и невредимым. Никто не тронет тебя, пока он будет рядом.

Все было верно и мудро. Хирел и сам намеревался сделать то же самое. Вот только…

— Я не брошу тебя, — упрямо заявил он. — Львенок, — сказал Сареван, — ты ничем мне не поможешь, а только помешаешь, и к тому же весьма вероятно, что это приключение будет стоить мне жизни. Ведь на развалины храма наложил проклятие маг; он силен и не знает, что такое милосердие. Хирел усмехнулся. — Маг! Я прямо дрожу от страха.

— И правильно делаешь, мальчик. Он не какой-нибудь ярмарочный жулик. Он наделен силой, реальной силой, и он вкусил мрака.

— Все это суеверие. Мне-то лучше знать. Я видел магов в Кундри'дж-Асане. Всякие там порошки, заклинания и песнопения да еще мистическое позирование. Толпу это впечатляет, а самих магов обогащает. Мой отец считает забавным держать наиболее презентабельных при дворе. Он говорит, что они не способны повредить ему и в один прекрасный день могут пригодиться.

— Этот день уже наступил, и лорд провинции воспользовался этим. Я же намерен вступить в бой с колдуном. — И ты осмелишься? — с иронией спросил Хирел. — Осмелюсь. Видишь ли, львенок, — сказал Сареван, — я и сам один из них.

Хирел уставился на него, тупо мигая. У этого парня не росли рога, он не заворачивался в плащ, сотканный из звездного неба, он не метал молнии, хлопая в ладоши. Перед ним был просто Сареван, слишком большой для этой тесной комнатушки, и если ему что-то и требовалось, так это ванна. От него исходил резкий запах дыма и гнева. Он собрал одежду Хирела и кинул ее на кровать. — Одевайся. Тебе необходимо выбраться отсюда прежде, чем закроют на ночь ворота.

Хирел медленно повиновался. Он с радостью избавится от этого сумасшедшего. Маг, как же. Боги, ну разумеется. Еще немного, и варвар заставил бы Хирела поверить во все это.

Сареван осмотрел мешок Хирела, уложил в него тминовое печенье и яблоки, запеченные в тесте, прибавил к этому собственный бурдюк для воды и, порывшись в своем мешке, достал кошелек. Он положил его вместе с остальными припасами юноши, ни разу не взглянув на него и не сказав ни слова.

У Хирела перехватило горло. Сареван протянул ему мешок, и принц прижал его к груди. — Иди, — сказал жрец.

Хирел попытался проглотить ком в горле. Время шло, а он не мог даже пошевелиться.

Сареван сгреб его в охапку, и принц оказался на улице точно так же, как и вошел в дом: его волокли, будто капризного ребенка. Улицы были запружены народом, с приближением ночи тени удлинились. Хирел принялся брыкаться, но Сареван не обращал на это внимания. В теле жреца чувствовалось какое-то новое напряжение, натянутость, граничившая со страхом, но толкотня была слишком сильной, людской поток — слишком стремительным. Он мог сопротивляться, но не мог подняться над дорогой со всеми ее поворотами, подъемами, спусками и тупиками. Их словно заколдовали, прокляли, обрекая на бесконечные разочарования.

В конце концов оказалось, что дальше двигаться невозможно. С того места, где они остановились, все еще был виден постоялый двор, и его вывеска в виде солнечной птицы показалась Хирелу издевательством.

— Я сделаю это, — пробормотал вдруг Сареван. — Я должен. — Что…

Сареван выпрямился, глубоко вздохнул, и тут Хирел почувствовал… нечто. Словно искра. Словно вспышка огня, слишком короткая, чтобы быть в ней уверенным. Словно музыкальный звук на грани слышимости. Хирел ощутил, как волоски на его теле встали дыбом. — Там!

Солнце заблестело на военных шлемах; сенель тряхнул головой и привстал на задних ногах от резкого выкрика всадника, который указывал рукой на жреца. Сареван ринулся в толпу. Люди расступались перед ним. Но на помощь отряду, оставшемуся позади, подоспел другой и преградил путь. Толпа смешалась, и если они еще и могли спастись, то только взмыв прямо к небу. И Сареван воспользовался этим. Он устремился ввысь.

В течение нескольких ужасных секунд он парил вместе с Хирелом, а толпа внизу громко кричала, видя их. А потом тьма затопила небо. Над ними нависло что-то похожее на орла, но крылья его простирались от горизонта до горизонта. Испустив резкий яростный крик, Сареван ринулся назад, прижимая к себе Хирела одной рукой и разбрасывая вокруг себя снопы молний.

Хирел увидел, как летит стрела. Он пытался что-то сказать, но не сумел облечь свою мысль в слова. Стрела просвистела у самой его щеки и глубоко вонзилась в незащищенное плечо Саревана. Он опять вскрикнул, еще пронзительнее и яростнее, и камнем рухнул вниз.