Книга 2. Быль о Холодном Огне - Олненн Иней. Страница 2

— Это ваш дом? — спросил мальчик.

Огдалим расправил складки одежды, которая стала ему слегка великовата, и ответил как можно дружелюбнее:

— О да, это наш дом.

Было бы крайне неосмотрительно произносить вслух слово 'Кибал', зная, какой страх наводит оно на людей. И про то, что комната эта находится под землей, тоже не сказал. Мальчику, только-только победившему болезнь, это могло навредить. Однако тот зацепился за другое:

— У нас? А ты разве живешь здесь не один?

— У меня есть еще два… хм… брата. Да, брата. Ты увидишь их после. А сейчас выпей-ка это.

Решив, что на сегодня мальчик узнал и увидел достаточно, Огдалим протянул ему кружку с отваром, рецепт которого придумал лично, хранил в секрете и пускал в ход только в тех случаях, когда споры Хокрама и Грумвора грозили перерасти в драку. Отвар оказывал на них успокаивающее воздействие, ну а Дим, сделав несколько глотков, просто-напросто крепко уснул.

Огдалим заботливо укутывал его одеялом, когда вошел вечно хмурый и малоразговорчивый Грумвор — в сапогах на меху и теплой куртке, припорошенной снегом.

— Ну, как? — спросил он, потирая замерзшие руки.

— Его зовут Дим. У него зеленые глаза.

— Откуда он? Куда шел? Как оказался у холма? Ты спросил его об этом?

— Остановись, Грумвор! — Огдалим сердито насупился. — Уж слишком быстро хочешь все узнать! Он едва в себя пришел, не могу же я его вопросами мучить!

— Хм, хм… — из-под насупленных бровей Грумвор задумчиво посмотрел на спящего Дима. — Светлые волосы, зеленые глаза… Он скорее оквитянин, чем лигриец, и уж точно не горец.

— Оквитянин, лигриец, горец!.. Всех вспомнил! — рассерженный Огдалим походил на наседку, защищающую цыпленка. — Не столь уж важно, в каком из княжеств он родился, он, как и все, — авриск!

— Ну, будет тебе, Огдалим, успокойся, — Грумвор примирительно протянул ему руку. — Главное, мальчонка поправляется, значит, мы не зря старались.

— Но как только он поправится, — прозвучал от двери голос, похожий на скрежет ржавых петель, — ему придется покинуть Кибал! Мы попираем волю богов!

Воинственно вздернув крючковатый нос, в дверях стоял Хокрам. Огдалим, который побаивался его, промолчал, но за Дима снова вступился Грумвор:

— Мальчик покинет Кибал не раньше, чем сойдет снег! Мы его выходили, а ты хочешь, чтобы он замерз за ближайшим поворотом дороги? Или попал в лапы степняков? Оставь же свое глупое упрямство, не то оно погубит парнишку!

С минуту непримиримые спорщики испепеляли друг друга яростными взглядами, потом Хокрам, глядя на Грумвора снизу вверх, отчеканил:

— Как бы там ни было, у него лишь два пути: либо он уйдет отсюда как можно скорее, либо его домом навсегда останется башня! Мы и так уже достаточно отступили от правил, и тогда уже твое упрямство погубит Кибал!

Тут не выдержал Огдалим. Он подскочил к своим собратьям и вытолкал их из комнаты со словами:

— Убирайтесь! Немедля! Ступайте в библиотеку и там ругайтесь, чтоб вас не слышно было!

Захлопнув за ними дверь, тревожно взглянул на мальчика — вдруг разбудили? Но тот спокойно спал и чему-то улыбался во сне.

Так прошло еще несколько дней. Огдалим продолжал поить Дима отварами, заставлял хорошо есть, но от ответов на вопросы уклонялся — нельзя ему было рассказывать про Кибал, никак нельзя! Однако вопросов становилось все больше, и он решил посоветоваться с Грумвором. Грумвор на его сомнения ответил так:

— Не мне тебя учить, что можно рассказать, а о чем лучше умолчать — для его же блага. Направь любопытство мальчика в другое русло, у тебя же в запасе столько всяких интересных историй!

— Но я же не могу говорить без конца! Кому это под силу?.. Стоит мне замолчать — из него вопросы сыплются, как из рога изобилия!

— Если уж кому и под силу, то только тебе. А мне пора, Хокрам ждет.

Бедняга Огдалим начал осознавать всю сложность своего положения — вот попал так попал! И с неудовольствием вынужден был признать, что Хокрам, опасаясь появления в Кибале человека, во многом был прав.

Когда Дим сидел в постели и пил отвар зверобоя, изо всех сил стараясь не показать, какой он невкусный, Огдалим как бы невзначай поинтересовался:

— Откуда ты, светловолосый? Какому роду принадлежишь?

В ответ Дим жалобно сморщился. То ли отвар оказался слишком горьким, то ли такими горькими были воспоминания. Огдалим ведь давно понял: тут что-то не так, ведь ни с того ни с сего даже в такое лихое время дети посреди дороги не замерзают, словно бездомные собаки.

— Ты жил за озером? — участливо спросил он.

Мальчик кивнул, не глядя на него.

— Ты ушел оттуда?

Снова кивок.

— Вас пожгли наемники?

В тот день, когда они нашли Дима у подножия холма, над деревней за Синим озером полыхало черно-багровое зарево: степняки — безжалостные грабители, захватчики Долины — прошлись по ней огнем и мечом. И все же причина оказалась не в этом.

— В нашей деревне нечего было грабить, — худенькие руки сжали пустую кружку. — К нам наведывались степняки, но даже они брать ничего не стали. Пару раз наезжали хессы — Охотники, они искали каких-то служителей, но отец сказал им, что мы сами бы их убили, если б только встретили. Хессы тоже никого не тронули.

Дим поднял глаза, и теперь в них безраздельно плескались поднявшиеся из глубин обида и боль, мальчик еще не научился скрывать ее, как это делают взрослые.

— Меня впервые ударил отец. Ни за что. Просто так, — Дим повертел в руках пустую кружку, вроде как беспечно. — Просто потому, что все стали относиться друг к другу хуже и хуже. И я узнал, что он вовсе мне не отец и что я вообще ничей. Тогда я ушел.

Огдалим покачал головой. Теперь он все понял. Это правда, что люди стали относиться друг к другу все хуже, потому что в храмах Долины угас Высокий огонь, очищающий души, и те, кто приносил его — служители, или ормиты, — были безжалостно истреблены. Почти все.

А Дим… Для авриска нет ничего главнее родовой чести. С колыбели дети воспитывались в любви и уважении к дому и предкам, и нет большего позора, чем не знать, к какому роду принадлежишь. Весть о том, что ты ничей, что ты найденный, подмяла под себя еще неоперившееся человеческое существо, разрушила весь его мир, безжалостно, словно ножом, отсекла прошлое. Эта весть вызвала такую сильную боль, что она не позволила мальчику повернуть назад даже у порога смерти, закрыла ему путь, как захлопывают дверь перед носом докучливого соседа.

— Я буду искателем, — вдруг сказал Дим, прервав размышления Огдалима.

— Искателем? — удивился тот. — А ты знаешь, кто они такие?

— Конечно, знаю. Искатели — это те, которые ищут. Я много слыхал про них. Они сокровища ищут. Я тоже буду искать сокровища…

— И зачем они тебе? — спросил Огдалим.

Но мальчик не ответил, он уже спал. Огдалим тяжело вздохнул: вот тебе еще одна головная боль. Ко всем-то остальным.

— Его нужно отправить за озеро, к людям! — кипел Хокрам. — Он уже здоров! И мы не можем больше держать его здесь, кончится это плохо!

— К каким людям, Хокрам? Там нет больше людей! — Грумвор выглядел еще мрачнее, чем обычно. — Ты же слышал, что сказал Огдалим: у мальчика нет больше дома. Долина в руках степняков, идет война, кругом разбойники! Если он снова уйдет, ему никто тогда не поможет.

Спор продолжался уже более часа, но так ни к чему и не привел. Грумвор стоял на своем, Хокрам — на своем, и переубедить друг друга не могли. Огдалим больше молчал, но своим молчанием держал сторону Грумвора.

Спор так захватил их, что они не заметили, как появился Дим. Влекомый любопытством, он покинул комнату, пошел на голоса и появился в библиотеке.

— Где это я? — спросил он, в немом восхищении оглядывая множество шкафов и полок с книгами, громоздящихся до самого потолка.

И Хокрам, ни о чем не подозревая, ответил:

— Ты в Кибале, дитя, где же еще?

Ни Грумвор, ни Огдалим не успели помешать ему. Услышав слово 'Кибал', мальчик смертельно побледнел и попятился, он пятился до тех пор, пока не уперся в стену.