Книга 1. Цепные псы одинаковы - Олненн Иней. Страница 55

— О чем задумался, Волк?

— О завтрашней дороге, — ответил Ингерд, и голос его прозвучал приглушенно из-под ксара.

Брандив окинул взором туманную долину, объятую сном, полным причудливых видений, скрытых для человека, но доступных для него.

— Дорога будет трудной, — сказал он. — Когда-то, очень давно, через болото гать была построена, но теперь от нее даже следа не осталось.

— Кабы не Травник — в обход бы повернули, через мои земли. Крюк, конечно, зато надежнее. Да и Скантир с Редмиром ранены серьезно, без помощи знахарской пропадут.

Они еще помолчали, потом Брандив негромко спрашивает:

— Сильно в родные края тянет?

Ксаром было закрыто лицо Ингерда, и глаз его не видел Орел, боком сидел, но дрогнул голос Волка, когда ответил:

— Все бы отдал, все, что имею, лишь бы по своему берегу пройтись. Да, чую, уже не судьба. Всей моей заботой родное племя было, я на охоту ходил и в Море ходил, чтоб стаю свою накормить, в битву ходил, чтоб дом свой защитить. Теперь некого кормить и некого защищать. Болит невыносимо сердце мое. Некуда мне деться от этой боли.

— Человек не бывает бездомным, Ветер. Можно иметь малую вотчину и быть ее сыном, но можно — и должно — быть сыном вотчины, что от Моря до Моря раскинулась, и за нее свою жизнь положить. Ты видел, сколь она огромна и прекрасна, а ведь ты не видел и половины! Ян ходил в Горы, ты ходил в Море, вы как половинки одного яблока, целого узреть не можете, а уж ветку, на которой то яблоко висит, да дерево, на котором та ветка растет, — и подавно. Я летал через все земли, как ты и просил, и знаю человека, сумевшего узреть в осколке единое. Это Эрлиг Белый Тур, сын Исмела Стиэри, шагнувший дальше своего отца.

— Он маэр? — теперь голос Ингерда не выражал ничего.

Аарел Брандив взглянул на него.

— Ты знаешь, кто таков маэр?

— Эриль Харгейд говорил об этом.

— Да, он маэр. Как и ты, как Рунар, Кьяра, эриль Хёльмир. Эрлиг молод, но люди идут за ним и пойдут до конца. Он ставит крепости по Келмени и по Стечве, он собрал большое войско, и янгары подчиняются ему беспрекословно. Теперь Соколы бьются рядом с Лисами, а Орлы рядом с Барсами. Прежде разрозненные племена ныне защищают общее, как свое. Нет, не добыть Асгамирам Соль-озеро. В честном бою не добыть. Они сейчас все свои силы собрали, удар готовят.

— Я — маэр, Эрлиг Стиэри — маэр, а кто ты, Аарел Брандив? Много знаний несешь ты в себе и много загадок. Помнится, Ян обмолвился, что ты больше птица, нежели человек, хотя сам объяснить не мог, почему.

— Я — атанн, Волк. И если ты не ведаешь, что это такое, не проси, чтоб я рассказал тебе. В урочный час ты узнаешь все или не узнаешь вовсе.

Откуда-то с болот снова прокричала выпь. Брандив поднялся на ноги, стряхнул со штанов прилипшие гнилые листья.

— Пойду погляжу, как там болящие, — сказал. — Скоро рассвет.

Ингерд остался один. Сидя на краю обрыва, у границы Медвежьих земель, охраняемых безмолвными вечуварами, он учился видеть великое.

Рассвет так и не наступил. Вместо этого ночь обернулась серыми сумерками и зарядил нудный дождь — не сильный и не слабый, как раз такой, чтобы свести с ума.

— Эй, Лис, — говорит Эйрик, стуча зубами — его с ночи бил озноб, — отгадай загадку: снизу вода, сверху вода, а посередине больная нога?

И рассмеялся, а потом сморщился — рана на груди отозвалась.

— Да пошел ты, — беззлобно огрызнулся Оярлик, туго завязывая раненую ногу, чтоб идти легче было.

— Не пошел, а поплыл, — Эйрик срубил под корень молодую березку и сделал из нее шест. — Прости, милая, не ради прихоти, но для дела.

Вернулся Брандив, он искал пригодный для спуска склон.

— Возьмем правее, — говорит, — у того лысого холма боковина почти пологая. Больше с носилками спуститься негде.

Распределились так: носилки взяли Ингерд и Аарел Брандив; чтоб освободить руки, из ремней связали некое подобие упряжи, чтоб через грудь на плечах держалась, а Лис и Барс понесли оружие — их и свое. И то Ингерд в сомнении головой покачал:

— Вас самих нести впору.

— Не сдюжишь, — усмехается в ответ Оярлик, да невесело.

С холма на холм перебрались нетрудно, Ингерд с Охотником приноровились Травника нести, чтоб друг дружку с ног не валять. Вниз, к болотам, спускались долго — боковина холма не отвесной была, но все ж крутой, и ни одного кустика, зацепиться не за что. Носилки сперва несли, но потом волоком потащили, чтоб не уронить. Травник лежал будто спал, если б только не бледность мертвецкая да не пятно кровяное на рубахе свежее.

— Обманул Охотник, легкий путь обещал, — ругался Эйрик Редмир, стараясь не смотреть на вздымающихся из редеющего тумана чернотелых идолов.

— Ничего я тебе не обещал, — отвечал, отдуваясь, Брандив — они с Ингердом все силы прикладывали, чтоб бессознательного Травника на склоне не добить. — Я только сказал, что другие пути еще хуже.

Они уже до низу добрались, когда Ингерд ощутил в плече знакомую боль. А когда носилки на руки поднимали — то ли от мышц напряжения, то ли еще от чего треснула корка на ране, и засочилась кровь.

— Быстрее, — скомандовал Ингерд, — уходим с открытого места.

— Да где ты укрытие тут найдешь? — смахивая со лба капли дождя и пота, возражает Оярлик. — До деревьев тех еще идти и идти, а по болоту еще и дойти надо.

Они пошли, а дождь хлынул сильнее. Аарел Брандив шестом прощупывал землю, потом только ногу ставил, Ингерд внимательно смотрел, чтоб в след его наступить, он ошибется — ошибутся Оярлик с Эйриком, позади идущие.

Всего несколько шагов, казалось, одолели, как вдруг Эйрик Ингерда окликнул. Ингерд обернулся. Все остановились.

У самого края болота стоял Рунар. Один. В изорванной мокрой одежде, с обнаженным мечом в руке. Он стоял не шевелясь, вода стекала по клинку и волосам, упавшим на лицо слипшимися прядями. Из-под этих прядей ледяной яростью горели безумные глаза.

— Он ходит за нами как проклятый, — прошептал Эйрик, не в силах отвести от него взгляд.

— Он ходит за нами как одержимый, — так же тихо поправил его Оярлик и взялся за меч.

Но Рунар не двигался, точно перед ним была стена, и Ингерд почувствовал, как боль в плече стала стихать.

— Пошли, — сказал он. — Эйрик, следи.

Больше они не оглядывались. Вскоре Эйрик сообщил, что из-за тумана и дождя он больше не видит Рунара.

Силы их таяли. Начало казаться, что они упорно ищут себе погибель: падают, встают, проваливаются в грязь лишь для того, чтобы забраться еще дальше, в самое сердце болота, и там умереть. Лис и Барс опирались на шесты уже не затем, чтобы проверять дорогу, а затем, чтобы не упасть. У Ингерда одеревенели плечи, и уже Аарел Брандив устал, ведь он еще и шел первым. Он огляделся в поисках хотя бы островка твердой земли. Их окружала вода и ямы с водой, это Бурая, растекаясь сотнями ручьев, питала болото, от ее русла остался неширокий — в три шага — но быстрый ручей. Однако подойти к нему было невозможно: берега обильно поросли белыми цветками нельзянки, они словно бы говорили: не ходи сюда, нельзя, здесь зыбун. Там кинжальник и белокрыльник зеленым ковром переплелись — что твоя лужайка — а под ними омуты глубокие, попадешь — затянет. Зато приметил зоркий Орел впереди четыре ольшины да пятую поваленную и туда всех повел: знамо дело, ольха не гниет, крепкое дерево, в низовьях Келмени некоторые из Рысей дома на ольховых сваях ставят — подтопляет их часто — и ничего, стоят дома.

Добрались туда, меж деревьев лишь бугорок сухой земли нашли, весь мхом покрытый, на него одной половиной да на ольшину поваленную — другой — носилки пристроили, а сами к деревам прислонились — да разве это отдых?.. Но никто не жаловался, жаловаться — только остатки сил тратить. Дождь поутих. Травник мертвецом лежал, Эйрика то озноб бил, то жаром окатывало. Оярлик даже говорить не мог — зубы стискивал, чтобы боль превозмочь. Ингерд вздохнул и поглядел на Брандива. Тот подумал, полез в мешок Травника, который на своих плечах таскал, порылся в нем и вытащил маленькую жестяную баночку.